— Ну и что ж, что далеко, и пускай далеко! Первое: отсюда можно поездом до разъезда, я дорогу уже знаю. Второе: ещё лучше какой-нибудь лодкой до пристани… А потом… А потом…
— Варвара! — тихо и укоризненно сказала Вера Аркадьевна.
Девочку в окне точно встряхнуло. Она круто повернулась…
— Варвара, ты? Хороша, нечего сказать!
Бородатый удивлённо покосился на Веру Аркадьевну.
Брезент на втором окне тоже отлетел, в нём появился худенький мальчишка.
— Варвара, хороша, ах, хороша!..
— Хоть ругайте, хоть не ругайте, — отчаянным шёпотом ответили из первого окна. — Всё равно не вернусь! Вадимку только довезу… Его нашла? Нашла. Отсюда можно до разъезда? Можно…
— Вадимку? Какого Вадимку?
— Его, Сергея Никаноровича. Он в Горьком потерялся. Так и дяде скажите, и бабушке. А сама… А сама…
— Варя, как же тебе не стыдно? Ты ведь даже не знаешь, что бабушка…
— Знаю. Я всё знаю. Только всё равно не вернусь! Опять буду в Москву… Потому что… потому что…
Варя вдруг горько всхлипнула и уткнулась лицом в брезент.
Бородатый переглянулся с толстяком и решительно подошёл к Вере Аркадьевне.
— Не смей так говорить, слышишь, не смей! — горячо ответила та. — Ты же пионерка! Как тебе не стыдно? Разве тебя увезли из Москвы от холода и бомбёжек для того, чтобы ты убегала обратно? От мамы есть два письма, тебя же в Москву всё равно не пустят… Кто? Милиция, охрана города. — Вера Аркадьевна повернулась к бородатому. — Простите, пожалуйста, если бы вы только знали, как я взволнована… Очень прошу, объясните, как попали к вам эти двое ребят? Я помощница того самого дяди, геолога и музыканта! Конечно же, он выручит вас — с концертом! Ах, я рада…
И она, улыбаясь, вытирая слёзы, протянула бородатому руку.
* * *
Две девочки шли по дороге к Сайгатке.
Старшая, с тонкой рыжеватой косицей, несла берестяной туес, полный крупной, с бархатистым отливом брусники. Младшая шариком катилась за ней. Старшая прикрикнула:
— Дюжей, дюжей шагай!
Две пары мокрых от вечерней росы ног заработали сильней. Вдруг Домка остановилась.
— Шмотрют, — сказала она испуганно. — Звонка!
— Ты чего? — удивилась Ганя.
Домка подняла красную, как у гусёнка, ногу и потёрла правой пяткой левую коленку.
— Шмотрют! — повторила она убеждённо. — Ш машины.
На поляне под тёмным дубом стоял грузовик — странный грузовик. С брезентовым кузовом и окошками. Такого ни Ганька, ни её сестрёнка не видели в Сайгатке ни разу. Сзади к кузову была привязана лошадь, удивительно знакомая лошадь… Выгнув шею, она тянулась к уцелевшей траве. Из окошка торчала голова мальчишки.
— Ох, ктой-то? — сказала Ганя, попятившись. — Домка, а Домка, гляди-ка: Боярыня Веры Аркадьевны!
Лошадь на звук её голоса повела ушами и тихо заржала.
— Послушайте, — тонко, но решительно сказал мальчишка из грузовика. — Вы, пожалуйста, к лошади не подходите и её не трогайте. Мне её караулить поручили. А это у вас что, клюква?
Ганя довольно долго молчала, потом сообщила:
— Лошадь-то наша будет, сайгатская. А вы чьи будете?
Мальчишка тотчас приложил обе руки ко рту и что было силы крикнул:
— Ва-аря, иди скорее обратно!
Ганя завертелась на месте, оглядывая кусты, поляну… Вот она сморщила нос и тоже на весь лес радостно закричала:
— Ой, Варечка, Варя!
И тотчас же на неё откуда-то из-за деревьев вихрем налетела Варя. Затормошила, затискала…
— Ганька! Ганечка! Откуда узнала?
— Ой, Варечка вернулась!..
— Вера Аркадьевна, сюда, скорее, смотрите — Ганька! — орала Варя.
По поляне уже шли Вера Аркадьевна и бородатый.
— Ганя! — обрадовалась и Вера Аркадьевна. — Вот хорошо, что встретились! Не знаешь, Борис Матвеевич в Сайгатке или на шурфах?
— Давеча с полудня в поле уехали. С Машей и Спирькой.
— Тогда лучше всего едемте прямо на шурфы. Девочки, быстро в машину! Все, и ты, и ты… Вот удачно!
Вера Аркадьевна по очереди подсадила их с колеса. Домка, нахохлившись, как воробей, шмыгнула под брезент. Вера Аркадьевна отвязала Боярыню, вскочила в седло и крикнула влезавшему в кабину бородачу:
— Просеки держитесь! А там свернём прямо по жнивью. Шурфы уже недалеко, за старым кладбищем.
С тех пор как коллектора Толю призвали в армию, Спирьке нередко приходилось заменять его, помогая Борису Матвеевичу, благо занятия в Тайжинской школе, куда он должен был ходить, ещё не начинались.
Не по возрасту степенный и рассудительный, Спирька выполнял любую порученную ему работу медленно, но так добросовестно, что Борис Матвеевич понемногу стал приучать его самостоятельно брать даже пробы из шурфов. Знал: парнишка ничего не пропустит и не перепутает.
…Спирька засунул ногу в сапог и зажмурился от удовольствия: сапоги Бориса Матвеевича доходили ему почти до живота. Жаль, никто из сайгатских ребят не видит.
— Спускай с ветерком! — гордо скомандовал он Маше, влезая в бадью.
— Ишь ты, с ветерком. А если сорвёшься? — усмехнулась та.
Она взялась за рукоятку, вороток заскрипел, защёлкала лебёдка, и бадья медленно поехала вниз. Из шурфа загудело, как из бочки: Спирька во всё горло распевал песню.
— Ну как? — крикнул Борис Матвеевич. — Вода есть?
— Ого!
— Забирай пробу.
— Угу!
— А мы с тобой, Маша, старые пока проверим.
Маша закрепила тормозом канат, спустилась с насыпи и подтащила к шурфу похожий на кормушку для кур жёлоб. Борис Матвеевич высыпал в него кусочки породы из маленького цветастого мешочка. С десяток таких же мешочков с пробами лежали у насыпи.
— Посмотрим, посмотрим, — оживлённо бормотал Борис Матвеевич, присев над жёлобом. — Ну-ка, полей!
Маша плеснула из ведра. Нагнулась и стала перебирать сильными пальцами обломки кирпичного цвета, смывая с них песок. Из шурфа снова загудело.
— Что? — крикнул Борис Матвеевич. — Готов?
— Ага.
Через несколько минут красный от напряжения Спирька вылез из шурфа и протянул Борису Матвеевичу новые мешочки.
— Э, чёрт, опять не то! — разочарованно сказал Борис Матвеевич, пересмотрев их. — Неважны наши дела, Спиридон. Придётся шурфы за Чёрным логом закладывать. Дождёмся Веры Аркадьевны и решим.
— А это, глядите, никак, они? — взбираясь на насыпь, проговорила Маша.
От дороги, прямо через поле, вскидывая ногами, бежала Боярыня. Вера Аркадьевна размахивала снятой с головы фуражкой. А поодаль у леса, переваливаясь, как на волнах, полз высокий зелёный грузовик.
— Наконец-то! — вздохнул облегчённо Борис Матвеевич. — Заждался… О Варваре хоть что-нибудь есть? Что?
Вера Аркадьевна спрыгнула, подбежала, быстро заговорила. Спирька, пригнувшийся у жёлоба, услышал только взволнованные слова:
— Ей и так от меня досталось… Не ругайте больше! И потом, мальчишку всё-таки привезла… А вас просят выручить…
Высокий грузовик, колыхаясь, подполз к шурфам.
Первыми из-под брезента скатились Ганя с сестрёнкой. Варя вылезала медленно, с трудом. Как будто не замечая её, Борис Матвеевич поздоровался с бородатым мужчиной, ждал, когда девочка сама подойдёт к нему. И она подошла.
— Так, — сурово сказал наконец Борис Матвеевич, прямо посмотрев ей в глаза. — С приездом. Добегалась?
— Добегалась, — чуть слышно ответила Варя.
— Может быть, ещё раз побежишь? Тогда заранее, очень прошу, предупреди.
— Нет, — Варя громко глотнула воздух, — я больше не побегу. Дядя, я же хотела…
Она вдруг взяла обеими руками его руку.
— Да я-то знаю, чего ты хотела! Спасибо, Ганя нас пожалела и рассказала. Ладно. Кто старое помянет, тому глаз вон. Сейчас договорюсь о делах, поедем в Сайгатку, а оттуда немедленно тебя к бабушке в Тайжинку. Знаешь уже, что она здесь? Вот с ней тебе придётся поговорить… Матери, чтобы не волновать, о глупости своей пока и писать ничего не будешь. Ясно? А за то, что этого молодца Сергею Никаноровичу привезла, — Борис Матвеевич кивнул на стоявшего у шурфа потрясённого Вадимку, — за это хвалю. Всё. И больше — ни слова. Некогда и не к чему. Так, что ли? Договорились?
