— А потом догонять придётся.

— Да как же мы их догоним? Они же по Волге плывут!

— Ничего. Догоним. Только надо всё обдумать. — Варя села на ступеньку поудобнее и скрестила на груди руки. — Да, ты не досказал: а тот, Женька Га… нет, Голиков. Он что, значит, тоже отстал и здесь где-нибудь?

— Нет, он не отстал. Он-то до пристани успел добежать, я видел… — уныло ответил Вадимка.

— Ну и пускай. Всё равно мы и без него твоего дедушку с моей бабушкой догоним. Только надо будет всё обдумать, — твёрдо и решительно повторила Варя.

Они перелезли через колючую проволоку, потому что лазейку забили досками, а идти кругом было далеко. Тропинка упиралась в груду битого кирпича и щебня.

— Думаешь, он поможет? — робко спросил Вадим.

— Ничего я ещё не думаю… Конечно, поможет.

С Волги подул холодный ветер и поднял тучу пыли. Когда она улеглась, ребята увидели, что по берегу идут три человека.

— Послушайте… Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где здесь может быть Козлов? Андрей Козлов? — крикнула Варя.

— Козлов? Это Козёл, что ли? У причала на разгрузке давеча был. — Один из идущих показал рукой вверх по течению.

— Спасибо!

Вадим поправил разбитые очки и нетвёрдыми шагами поплёлся за Варей.

Вот и причал.

Вода у берега разноцветная от нефти. Привалившись бортом к старому баркасу, стоит пароход. Подъёмный кран, как огромная рука, тянется к нему с берега, снимает с палубы большие белые тюки, передаёт на сушу. Шум, крики…

Грузчики шныряют у мостков. Как ужаленный, взвизгнул свисток, повалил пар. Где же тут разыскать Козла? А он — вон он! Забрался на вышку, похожую на капитанский мостик, и оттуда командует краном:

— Стоп! Поехали! Опять стоп!

Или просто делает вид, что командует, а машина сама, без понуканий, спокойно тянется к пароходу?

— Козё-ол! — изо всех сил крикнула Варя.

Шум ещё громче. Теперь скрежещет огромная якорная цепь. Её волокут по берегу, а с парохода передают уже не тюки, а громадные, как жернова, колёса, части каких-то машин, может быть орудий, и тяжело вздыхает рядом двигатель, направляя за добычей железную руку.

— Козё-ол!

Мальчишка на вышке опустил белёсую голову, пошарил по берегу глазами и вдруг свистнул.

— Эге! — крикнул он. — Пришла!

Через несколько минут они уже сидели внизу на брёвнах. Вадим, открыв рот, не сводил с Козла близоруких глаз, а Варя рассказывала…

— К братану придётся идти, — твёрдо сказал наконец Козёл. — Он чего-нибудь да присоветует. Вы погодите, партию кончим грузить, к нему в часть вас и сведу. Слышь ты, чего насупилась? Гляди веселей!

Было холодно и так темно, что Варя не видела серой стёганки шагавшего впереди Козла.

Город, тоже тёмный, притаился на том берегу, светились только редкие огни вдоль моста.

— Теперь сюда. Гляди, канава.

Варя прыгнула, попала ногой в воду, обрызгала шедшего сзади Вадимку.

— Пришли.

Перед ними был большой неосвещённый дом, похожий на барак. Варя нащупала руками дверь. Она сразу распахнулась, и огромный, как великан, часовой загородил им дорогу.

— Кто такие?

Козёл вышел из тени, заговорил. Часовой не пропустил его, но выслушал и кого-то позвал внутри барака. Наконец Козёл спустился со ступенек, сказал, что придётся обождать, потому что братан сейчас на посту.

Варя с Вадимом, прислонившись к стене, ждали.

В чёрном небе то и дело вспыхивали острые жёлтые полоски. Потом далеко, но отчётливо ударяли по воздуху хлыстом и сразу же гулко раскатывалась железная дробь. По небу вдруг чесанула красная точка, и над городом заныли низкие протяжные гудки.

Козёл объяснил:

— Учебная тревога. Налётов ждут, вот и тревога.

Вадим дрожащим голосом вставил:

— У нас в Москве тоже сначала так — учебная.

В темноте зачавкали чьи-то шаги. Два красноармейца прошли мимо часового; один, молодой, коренастый, вскинув винтовку, отрапортовал, утёр рукой рот и, заметив ребят, подмигнул Козлу. Тот ткнул Варю, дёрнул за рукав Вадима, шепнул:

— Пошли за ним!

Ребята вошли в сени. Пахнуло теплом и свежевыпеченным хлебом. Коренастый красноармеец провёл их через коридор в светлую большую комнату. Здесь на стене висел баян, в углу были составлены друг на друга некрашеные табуретки и длинные скамьи. Кто-то, стоя у рояля, одной рукой играл «чижика».

— А ну, садитесь.

Варя села, Вадимка как был, так и повалился на облезлую кожаную кушетку.

Красноармеец принёс две оловянные миски с дымящейся фасолью, по краюхе хлеба, кивнул:

— Ешьте, а то смёрзли.

— У меня сало есть, — сказала Варя.

— Пошто сало, сало беречь надо, — сказал строго красноармеец. — А ты давай говори.

Козёл попросил у брата закурить и начал…

— Здесь пускай ночуют, — решил брат Козла, когда тот рассказал всё. — Утром машина из части на Чебоксары пойдёт, их и захватит. Там, может, и трамвайчики эти, или как их ещё, нагонят. Машиной-то напрямки, ближе.

Варю и Вадима оставили в той же светлой комнате с роялем и кушеткой. Вадим сразу, не вставая, заснул. Пришёл часовой, принёс плащ-палатку и прикрыл его. Под голову сунул обёрнутый чистым полотенцем ватник. Варя уселась на скамейке, хотя часовой поставил рядом раскладную койку, и решила почему-то не спать до утра.

В комнату то и дело входили красноармейцы, хлопала дверь. Один раз из коридора просунулась белёсая голова исчезнувшего куда-то Козла. Он крикнул:

— Слышь ты, чего сидишь? Спать ложись, время.

— Я не хочу, — сказала Варя.

— Часов в пять, как посветает, машина придёт. Ну, пока.

Варя вскочила, хотела спросить, где он будет сам или как его можно разыскать, но в это время в дверь внесли огромный начищенный барабан, а за ним, топоча, ввалился целый взвод красноармейцев.

— Потише вы! Не видите, ребята чьи-то спят, — сердито сказал взводный. — Откуда будете, пацаны?

— Я из Сайгатки, он из Москвы. — Варя показала на Вадимку.

— Ну, валяйте спите. Ерепеша, контрабас тащи!

Низенький розовый красноармеец внёс большую, как самовар, блестящую трубу. Прислонил её к стене возле баяна, присел, вытянул губы и дунул — труба глухо рявкнула.

Потом красноармейцы, стараясь ступать тише, но так, что стёкла в окне тонко задребезжали, вышли из комнаты и протопали по коридору. Где-то далеко прокричали: «Дневального к командиру-у!»

Варя свернулась калачиком на кушетке в ногах у Вадима, натянула на себя край плащ-палатки и сразу точно провалилась куда-то.

Горн играл что-то очень знакомое.

Вот сейчас подует ветер, распахнётся светлая занавеска на окне и старшая пионервожатая крикнет: «Ребята, вставать, побудка!..» С крайней кровати спрыгнет дежурная в голубой майке и трусах и побежит вдоль одинаковых, с блестящими шишечками, кроватей; будет сдёргивать с сонных девочек одеяла, щекотать пятки… А горн заиграет ещё звонче и радостнее: «Вставай, вставай!..»

Так было в прошлом году летом в пионерском лагере на Оке.

Но вместо вожатой над Варей наклонилась встрёпанная голова, и Вадимка испуганным шёпотом спросил:

— Варь, мы где?

— А что?

— Где это мы?

В окно заглядывало утро. Труба и барабан поблёскивали у стены. Сбоку торчала чёрная крышка рояля, на ней лежала чья-то пилотка… А больше ничего не было видно — кушетку кто-то загородил большим жёлтым листом фанеры.

— Ой, Вадимка, проспали! — вскрикнула Варя, сбрасывая плащ-палатку.

Вадим захлопал ресницами и полез в карман за очками.

Опять заиграл горн, только гораздо ближе. Дверь открылась, кто-то тихо сказал:

— Будить ребят, что ли?

Варя высунулась из-за фанеры, помахала рукой:

— А мы уже не спим!

— Вот и ладно.

В двери стоял коренастый красноармеец, брат Козла, за ним второй — в синем комбинезоне и танковом шлеме.

За ночь кто-то расставил по комнате скамейки, и она стала похожа на зал для заседаний.