Нянька налила Акитаде вина и оставила их вдвоем. Понимая, что от вина головная боль только усилится, он все же жадно выпил. Болело горло, и теперь чуточку полегчало. Он испугался, как бы не разболеться — в самое неподходящее для этого время.

— Я тронута вашей добротой, — прозвучал из-за ширмы нежный голосок. — Вы должны простить меня за эту записку. Она была написана в момент невыносимой горести и одиночества.

— Ну что вы! Она очаровательна. И мне жаль, что из-за важных дел я не смог выполнить своего обещания раньше.

— Все, чего я хотела, — это удалиться от мира и оплакивать мужа, но не могу этого сделать, пока недоверчивые люди задают всякие вопросы относительно его смерти.

Ах вот оно что! Значит, до нее дошли какие-то слухи. Возможно, они исходили от слуг. Этим можно объяснить их внезапное увольнение. Акитада снова утратил к ней сочувствие. Он уже кое-что знал и не мог доверять ее притворному горю. Ему вдруг стало жарко, даже пот выступил на лице. Он пожалел, что не взял с собой салфетки, и решил не тянуть время, а поскорее перейти к делу.

— Вашего мужа убили, — сухо сказал он. Собственный голос показался глухим и далеким, пот струйками стекал по вискам.

За ширмой послышался горестный стон, за ним не менее горестный вздох.

— О-о! Этого я и боялась. А я так одинока в жестоком мире! — Она вдруг сложила одну створку ширмы, устремила на Акитаду печальные, полные слез глаза и умоляюще протянула к нему руки. — Вы, господин… вы моя единственная надежда! Ведь я осталась одна-одинешенька, и нет никого, кто бы мог защитить меня! Слуги мужа разбежались, и в доме остались только мы, две слабые женщины. А вдруг убийца вернется? Пожалуйста, заберите меня отсюда!

Это театральное представление раздражало Акитаду. Он пристально наблюдал за ней, за начавшей дрожать нижней губкой и прикусившими ее крохотными аккуратными зубками. Она напомнила ему мышку. При других обстоятельствах он, возможно, нашел бы занятной такую игру, но сейчас жутко болела голова и хотелось еще вина.

— Не исключено, что я мог бы помочь вам, если бы знал, кого вы так боитесь.

— Но я же говорю — того изверга, что убил моего обожаемого мужа! — почти простонала она. Крохотная белая ручка отчаянно тянулась к нему. Но Акитада сложил руки на груди, и та вынуждена была упокоиться на коленях. — Ну почему?! Почему вы так далеки?! Ведь вы же были так добры ко мне прежде! — Не дождавшись ответа, она жалобно продолжила: — Этот огромный дом пустует, а в казенной гостинице вам, наверное, неуютно. Если бы вы переехали ко мне, я бы чувствовала себя в безопасности. — И тихонько сжала его колено. — Я бы угождала вам во всем. С самого первого момента, едва увидев вас, я поняла.

Чувствуй он себя получше, просто бы рассмеялся, но сейчас ему было не до смеха. Он смотрел на нее с растущим отвращением и поспешил отодвинуть колено.

Не выдержав, она вскричала:

— Ну почему же я вам так не нравлюсь?! Мне говорили, что я очень красива! — Помолчала и тихо добавила: — Я знаю, как угодить мужчине. Мой покойный господин совсем не интересовался любовными делами, но вы-то молоды. Увидев вас, я сразу поняла, что это моя карма — служить вам или умереть! — Она подползла к Акитаде и зарылась лицом в его колени. Этот неожиданный порыв был проникнут такой мощной чувственностью, что Акитада резко поднялся и отошел в сторону. Она тоже встала. Глядя ему прямо в глаза, развязала пояс и, скинув одежду, оказалась совершенно обнаженной. — Не сторонись меня! Иди ко мне, моя любовь! — прошептала вдова.

Акитада поспешил отвернуться.

— Прикройтесь!

Но он успел разглядеть ее тело — тело двенадцатилетней девочки. И зрелище это вкупе с ее откровенно соблазнительными жестами подействовало на него одурманивающе. Пытаясь представить себе ее любовника, он сурово сказал:

— Вы позорите себя и память вашего покойного мужа. И убийцу вы вовсе не боитесь. Ваш муж был убит в этой комнате. Вашим любовником и в вашем присутствии. — Уже произнося эти слова, он понял, что совершил ошибку, но все же договорил до конца.

— Вы, очевидно, сошли с ума! — крикнула она, хватая платье, чтобы прикрыться.

Акитада достал из пояса глиняный черепок.

— Этот осколок был найден в волосах вашего мужа и очень подходит вон к той вазе. Другой вазой ваш любовник убил князя Татибану. Ваза разбилась, и позже вы свалили это на ни в чем не повинных слуг. Но к тому времени вы с любовником уже перетащили тело в кабинет, чтобы выставить эту смерть как несчастный случай. Кроме того, обувь князя Татибаны была сухая и чистая, несмотря на недавно выпавший снег. А между тем кто-то все же ходил в кабинет, и этот человек — или его помощник — тщательно подмел дорожку, чтобы уничтожить следы.

— Нет! — Теперь она рыдала в голос. — Нет, это неправда! Клянусь Буддой, что я невиновна! Я была верна мужу. И почему… почему вы так мучаете меня?!

Чувствуя чудовищную слабость, Акитада рукавом отер пот с лица. Пришлось припугнуть ее, чтобы выудить признание.

— Слуги знали о ваших любовниках. Они расскажут правду на суде. За супружескую измену и убийство мужа приговаривают к порке. Порке до смерти. Советую вам рассказать правду сейчас, пока полицейские не раздели вас догола прямо в зале суда, охаживая бамбуковыми палками, пока вы не заговорите.

Он ожидал, что вдова закричит или потеряет сознание, но она только молча прикрыла рот рукавом, сверкая глазами. Вдруг она распростерлась перед ним и заплакала:

— Я готова признаться. Я изменяла мужу, но не убивала его. Знаю, что должна поплатиться теперь за свою неверность, но я очень молода и не ведала, что творила, пока не стало слишком поздно. Пожалуйста, имейте жалость!

Она потянулась к ногам Акитады, но тот поспешил отступить и, глядя на нее сверху, приказал:

— Расскажите, что здесь произошло.

Сдавленным голосом сквозь рыдания она начала:

— Меня соблазнили красивыми словами. Потом я поняла, что наделала, и хотела положить конец этой связи, но он принуждал меня лгать вместе с ним, угрожая все рассказать мужу. Поскольку муж никогда не заходил в мои покои после наступления темноты, мой любовник наведывался ко мне когда хотел. Он заставлял меня отпирать для него калитку в саду, когда все уже ложились.

У Акитады спина и шея промокли от пота, воротник исподнего противно лип к телу.

— Давайте-ка ближе к ночи убийства! — сухо одернул он ее.

— Муж вернулся поздно с приема у губернатора и зачем-то зашел в мои покои. Он застал нас вместе и начал угрожать, что опозорит на весь мир. Мой любовник схватил вазу и убил его. — Она горестно закрыла лицо руками. — Это было ужасно! Он заставил меня скрыть преступление!

— И поэтому вы виновны не меньше его.

— Нет! Я не виновна! Это он его ударил! — Она залилась горькими слезами, колотя кулачками по полу.

— Прекратите сейчас же! — прикрикнул Акитада и едва не задохнулся от острой боли в горле.

Он очень удивился, когда вдова вдруг села, потуже завязала пояс, рукавом вытерла личико и очень спокойно сказала:

— Мой господин, вы очень мудры и должны понять, что наивная провинциальная девушка стала легкой добычей для сладкоречивого красавца военного. Мой муж поощрял нашу дружбу. Да, это правда, я влюбилась в него, в это жестокое чудовище, но не знала тогда, что он за человек! О господин, вы же не можете желать, чтобы глупая девчонка пострадала за убийство, которого не совершала!

— Если вы обвиняете сейчас капитана Юкинари, то этим только усугубляете свою вину, — холодно отрезал Акитада. — В ночь убийства капитана не было в городе. Вы покрываете настоящего убийцу. Признайтесь, потому что ложь не доведет вас до добра. Вы можете смягчить приговор суда, если дадите показания против вашего любовника. Больше вам рассчитывать не на что.

Ее хорошенькое личико исказилось яростью. Одним прыжком она взметнулась с места и вцепилась ногтями в его лицо. Он оттолкнул ее и, не веря своим глазам, смотрел, как она, снова распахнув на себе одежду, отчаянно царапает себе шею и грудь, пока те не окрасились кровью.