А будь на месте этой обезьянки глухонемой англичанин, что спасло бы его от повешения? Разве определишь в человеке англичанина, если его раздеть догола? Еще задолго до появления саксонцев, викингов, норманнов и всех остальных Тацит отмечал физическое разнообразие оккупированного римлянами острова: он считал, что это отражает разнящуюся генетическую наследственность их корней. Тем не менее мы по-прежнему рассуждаем о том, что валлийцы не такие высокие и светлокожие, как англичане, в частности, более светловолосые жители страны из тех районов острова, где наиболее плотно селились саксонцы и скандинавы, или что рыжие волосы есть свидетельство кельтского происхождения. Портреты некоторых англичан, достаточно богатых, чтобы обессмертить себя на живописном полотне, похоже, на самом деле доносят некоторые характерные черты, несмотря на то как неуважительно отзывался о лице англичанина Оскар Уайльд («Увидишь один раз и не вспомнишь»). У женщин, хоть и не очень красивых, длинные шеи, а вот мужчинам больше хотелось похвастать своими домами или лошадьми. Но ведь задача художника и состоит в том, чтобы угодить заказчику, и мы все равно не можем быть уверены, в какой степени фамильные портреты отражают истину. Приезжающие из других стран один за другим отмечают, что из-за влажного климата английские женщины поразительно хорошо выглядят; а что касается их недостатков, постоянно указывается, что вроде бы у многих слишком большие ноги.

Один американский этнолог, ничтоже сумняшеся сделал рискованное и самонадеянное заявление о том, что «хотя форма лица у британцев довольно разнообразна, существуют особенности, по которым иностранец может отличить их: это длинная и узкая форма головы и лица, краснота лица и длинный и узкий выступ носа. Вот уж совсем не Джон Буль, если не считать румяного лица. В 1998 году патологи из Манчестерского университета составили по скелету каменного века первую реконструкцию лица «чеддарского человека», умершего в Чеддарском ущелье в Сомерсете около 9000 лет назад. По их заключению он был почти шести футов ростом, со «слегка неравномерной головой, широкоскулым лицом, округлым лбом и носом картошкой». Как выразился руководитель этой научной группы, «чеддарский человек», то есть пещерный, «вероятно, был здорово похож на сегодняшнего завсегдатая любого сомерсетского паба». Эти слова вызвали острый протест владельцев сомерсетских пабов. Проживший двадцать лет в Англии немецкий эмигрант Николаус Певзнер, который занимался изучением английского портрета, делает вывод, что «английскому народу» можно уверенно приписать физические характеристики:

«На сегодняшний день [писал он] в Англии можно различить два отличных друг от друга типа. Один — высокорослый, с удлиненной формой головы и вытянутыми чертами лица, на котором мало что отражается, и ограниченной жестикуляцией, а другой — круглолицый, более живой и активный. Вошедший в пословицу краснолицый и обладающий отменным здоровьем англичанин, который в свободное время делает все в доме, в саду и в гараже своими руками и обожает игры на свежем воздухе, принадлежит ко второму типу. В народной мифологии этот тип носит имя Джона Буля».

Эта картина написана очень широкими мазками: существует с десяток и других архетипов. И если лет пятьдесят или сто назад действительно можно было распознать англичанина по некоторым особенностям лица и тела, это в большей степени вывод о принадлежности к определенному классу общества, чем о чем-либо ином. Богачи питались хорошо, и у них был цветущий вид. Бедняки недоедали, и это отражалось на их внешности. Это подмечено у худощавого старого итонца Джорджа Оруэлла, который с этакой огульной снисходительностью, на которую способны лишь люди его круга, писал, что «преобладающий физический тип не соответствует тому, что мы встречаем на карикатурах, потому что считающийся традиционно английским тип высоких людей с сухопарым телосложением встречается почти исключительно среди высшего класса: рабочие, как правило, люди довольно невысокие с короткими конечностями и резкими движениями, а женщины этого типа имеют тенденцию раздаваться вширь еще до достижения среднего возраста». (Здесь можно подметить опасную близость к карикатуре Джона Глэшана, на которой две разодетые женщины проходят мимо группы рабочих, копающих яму в земле. «Я считаю, рабочий класс — люди замечательные», — говорит одна. «Да, — соглашается вторая, — обожаю, как они стреляют вокруг своими остренькими звериными глазками».)

Специалисту по евгенике пришлось бы сделать вывод, что, если рассматривать народ как таковой, англичане — тяжелый случай. Несмотря на длительный период сравнительной изоляции, у них по-прежнему не найти отличительных черт. Три столетия тому назад у Даниеля Дефо было куда более верное представление об этническом происхождении англичан. Услышав, что англичане презирают иностранцев за то, что у них испорченная кровь, он дал описание «самого подлого народа из всех, что когда-либо жили на земле», — англичан.

Среди насилья и страстей зачат.

Где бритт узорный — сват, шотландец — брат.

Поклоны отпрыску его дались без мук.

Он телок стал гонять под римский плуг.

С тех пор дворнягой племя и живет.

Где слава, где наречье, где народ?

И настоялся в жилах «англичан»

Замес крутой и саксов, и датчан.

Блюли заветы шлюхи-дочки их. Могли

Принять умело жеребца любой земли.

Но воздадим сей гнусной своре честь:

От чистых англичан в них капля есть.

…Так «чистокровный» англичанин — это что ж?

Издевка на словах! На деле — ложь!

К составленному Дефо списку из прошлого можно было бы добавить еще немало. Это и иммигранты из Фландрии в XIV и XVI веках, гугеноты, бежавшие от преследований во Франции в XVII веке, или, позже, еврейские беженцы из Восточной Европы. Если подойти к истории здраво, любой вынужден будет признать, что говорить о чистоте расы для англичан все равно что свистеть на ветру; в стране вряд ли найдется семья, в жилах членов которой не течет кельтская кровь, не говоря уже римлянах, ютах, норманнах, гугенотах и всех остальных, кто внес свой вклад в кровь народа. Дефо был прав. Англичане — нация нечистокровная, и нужно было расширить общины живущих в Англии, которые отличаются и визуально, чтобы это продемонстрировать.

Мог он стать французом, русским,

Турком или немцем прусским,

Итальянцем тож!

Но, презревши все соблазны

Перейти в народы разны,

Англичанин все ж!

Уильям Швенн Гилберт.

Фрегат ее величества «Пинафор»

Берни Гранта, одну из самых колоритных личностей среди чернокожих британских парламентариев в послевоенные годы, однажды пригласили на прием для парламентариев Содружества. Он уже пять лет представлял в парламенте Тоттенхэм, неспокойную часть центрального Лондона, где живут малоимущие, заработал за это время репутацию человека, который рубит с плеча и благодаря этому стал одним из самых известных «заднескамеечников» в Парламенте. Политиков обходила королева с герцогом Эдинбургским и здоровалась со всеми за руку. Около Гранта первым оказался герцог.

— А вы кто? — осведомился он в своей обычной бесцеремонной манере.

— Я — Берни Грант, член Парламента, — последовал гордый ответ.

— А Парламента которой страны? — поинтересовался герцог.

Грант воспринял неведение герцога Эдинбургского благосклонно, но это было симптоматично. Даже замкнутому в Букингемском дворце принцу-консорту следовало бы иногда выглядывать из окна или читать газеты и знать, что около шести процентов населения Англии не белые и о них уж никак не скажешь, что они принадлежат к «народу» Англии, Шотландии или Уэльса. (Ни того, ни другого ему, конечно, не дано: после женитьбы на принцессе Елизавете принцу Филиппу было официально предложено отказаться от претензий на греческий трон и больше не использовать титул династии Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбург-Глюксбург.) Но на собрании политиков со всего мира ему и в голову не могло прийти, что его собственную страну, которую он выбрал своей родиной, может представлять чернокожий. Можно себе представить, что говорил герцог, умение которого делать бестактные замечания уже стало притчей во языцех, рассказывая эту историю от себя в исключительно белых кругах Букингемского дворца: вне сомнения, он сумел доказать, что «все они на одно лицо».