Англосаксонской империи кельты могли противопоставить лишь исчезающие культурные достижения: древняя цивилизация, к которой они якобы принадлежат, была культурой устной, и каких бы вершин ораторского искусства они ни достигли, их унесли с собой в могилу друиды. Шотландцы, вероятно, до сих пор не оправились от страшного удара, уязвившего их гордость, когда выяснилось, что герой кельтских мифов Фингал из «Песен Оссиана», которые якобы обнаружил Джеймс Макферсон, путешествуя по Шотландии в 1760 году, и которые, по утверждению историка Гиббона, свидетельствовали, «какую новизну природных добродетелей можно найти в простодушных каледонцах», — искусная подделка. Они остались с теми же изъявлениями чувств, что и у поэта У. Б. Йейтса, который в «Кельтских сумерках» пишет о «великой кельтской фантасмагории, значение которой не открыл ни один человек и не явил ни один ангел». Тем не менее сам Йейтс говорил, писал и читал по-английски и признавал, что «все, что я люблю, пришло ко мне через английский язык».
На каждом псевдодруидском празднике валлийской народной поэзии и песни — айстедвод (которые проводятся чуть ли не с 1792 года) огромное число валлийцев вовлекается в англосаксонскую реальность. Это смешение приняло такой большой размах, что просто невозможно проверить, сколько еще существует чистокровных кельтов. Их история неумолимо движется вспять: последний носитель корнуэльского языка умер в 1777 году, последний носитель гэльско-мэнского — в 1974-м, последний носитель дисайдско-гэльского — в 1984-м. В Северной Ирландии гораздо больше носителей китайского, чем тех, чей родной язык ирландский. Эти языки сохраняют остатки жизненных сил лишь благодаря идеологии и субсидиям английских налогоплательщиков, о чем свидетельствуют телеканал, на котором вещание ведется на валлийском языке, и большое число носителей ирландского языка среди заключенных, бывших членов Ирландской республиканской армии.
Этим древним культурам англичане, похоже, противопоставили культуру, которая оказалась культурой мирового класса. И именно благодаря тому, что англичане доминировали в организации, которая доминировала над большей частью мира, слова «Англия» и «Британия» скоро стали употреблять как взаимозаменимые. Монументальный труд экономиста и политика Уолтера Бейджхота о взаимоотношениях между парламентом, королевской властью и судами Соединенного Королевства — который до сих пор считается классическим введением в данный предмет, несмотря на то что ему уже более ста лет, — называется «Английская конституция». Эндрю Бонар Лоу, канадец шотландско-ольстерского происхождения и поэтому, можно было бы подумать, человек чувствительный к такого рода вещам, нисколько не возражал в 1920-е годы, когда его называли «премьер-министром Англии». В 1930-е годы появились первые тома «Оксфордской истории Англии»; в них рассказывалось о шотландских университетах под началом английского образования и о внутренних делах колоний, как части английской истории.
Однако искусственность любого убеждения в чистоте англосаксонской расы становится очевидной, если обратиться к корням английского народа. Коренные обитатели страны, похоже, не отличались развитой цивилизацией. У некоторых амулетов, ножных колец и браслетов, дошедших до нас от кельтской Британии, есть некоторый незамысловатый шарм. Но жрецы кельтов поощряли принесение в жертву людей и каннибализм. Наиболее искушенное племя белгов в Кенте выращивало пшеницу и лен, но, не умея разводить скот, они, по всей видимости, не научились делать сыр и ничего не знали о садоводстве. Таков был уровень «английского» развития до появления римлян, и чем дальше от южного побережья, тем более «нецивилизованными» были племена. Нет нужды составлять долгий список тех благ, что принесло римское владычество, так как свидетельства этому можно найти на любой карте Англии. Установив границу от реки Тайн до залива Солуэй-Ферт, римляне включили «Англию» в пределы цивилизованного мира, а Шотландию оставили вне его. Таким образом, своим существованием как отдельного государственного образования Англия обязана иностранному вторжению.
Сами римляне, конечно, под классификацию «англичан» не подпадают. Мы не знаем, сколько из них осталось, когда по прошествии 400 лет было принято решение, что больше нет смысла защищать эту колонию от нападений саксов, ирландцев и пиктов, но в чисто этническом смысле, их, конечно же, нельзя считать частью английской расы, что бы она собой ни представляла. Согласно историкам VIII века, первые «английские» англичане прибыли в Англию на трех небольших суденышках, которые уткнулись в покрытый галькой берег Пегуэлл-Бей в графстве Кент в середине V века. Они тоже были воинами. Две-три сотни солдат, сошедших на берег, то ли были (в соответствии с одним повествованием) приглашены кельтским королем Британии Вортигерном для отражения набегов пиктов, то ли были изгнанниками, и им было предложено убежище. Как бы то ни было, первое, что узнаешь об англичанах, это то, что они совсем не англичане — в том смысле, что они не из Англии. Они прибыли из Ютландии, Ангельна и Нижней Саксонии. «Английский народ», если он вообще существует, — это народ германский.
Эти первые англичане действительно обнаружили характеристики, которые время от времени проявлялись на всем протяжении английской истории. Во-первых, у них рано дал себя знать порыв все крушить, который то и дело охватывает страну, выражаясь то в разрушении монастырей, то в сносе городских центров в 1960-х годах. В случае англов, саксонцев и ютов это было разрушение городов, возведенных за время римского владычества, когда они сносили каменные строения и возводили деревянные, устраивая их вокруг структур феодального клана. К их значительным достижениям нужно отнести развитие сельского хозяйства — внедрение вспашки и севооборота. Но сказочкой о том, как папа Григорий I восхитился приятной наружностью англичан, увидев на уличном рынке в Риме выставленных на продажу мальчиков-рабов («Они не англы, они ангелы»), не завуалировать того факта, что Августин и сопровождавшие его миссионеры, которым было поручено обратить этих «ангелов» в христианство, считали, что отправляются туда, где кончается цивилизация.
Эти захватчики были уже хорошо известны по своим грабительским набегам на побережье. Вортигерн, вероятно, хотел сделать их своими союзниками, пообещав участки земли и стада скота, но по прошествии девяти лет они уже успели проявить вторую характерную черту, за которую презирают англичан их враги, и коварно перешли на сторону противника. Вортигерн предложил их предводителю Хенгисту в качестве откупа Кент. Захватчики поняли, что здесь легко можно поживиться, их прибыло еще большее число, они и поделили страну между собой. Западные саксонцы (the West Saxons) захватили район, известный как Уэссекс (Wessex), восточные саксонцы (the East Saxons) взяли себе Эссекс (Essex), южные саксонцы (the South Saxons) — Сассекс (Sussex), а средние саксонцы (the Middle Saxons) то, что сейчас называется Миддлсекс (Middlesex). Севернее лежало королевство Мерсия, восточнее основались англы, а дальше на север было расположено королевство Нортумбрия.
Следующая волна захватчиков, из Норвегии и Дании, прошлась по всей Англии и оставила след в виде примерно 1400 городов и деревень со скандинавскими названиями. Около 400 из них остается в Йоркшире, где такие места как Wetherby и Selby включают слово by, означающее на датском «деревня». Триста местечек в Линкольншире, а кроме того, в Норфолке и Нортхэмптоншире имеют в своем названии — подобно Маblethorpe и Scunthorpe — слово thorps, «хутор» по-датски. Таким образом, ко времени самого знаменитого вторжения — норманнов в 1066 году — по степени самобытности английский народ можно было сравнить разве что с рагу: тут и кельтские бритты (даже кое-где до-кельтские), и римляне, и англы с саксонцами и ютами, и скандинавы. Норманнское завоевание смогло лишь добавить немного приправы.
В течение почти 900 лет после норманнского нашествия население оставалось на удивление стабильным. В Европе границы постоянно перекраивались. Например, Франция обрела официальный суверенитет над Ниццей лишь в 1860 году, а область Эльзас-Лотарингия с 1871 по 1918 год и еще раз с 1940 по 1945 год была под немцами. Англия, которая со времен норманнского завоевания управлялась из центра и имела контролируемые границы на тех небольших отрезках, где они не были определены морем, представляла собой гораздо более устойчивую государственную единицу. Таким образом, ей удалось остаться в глубоком неведении относительно других народов. Отцы города Хартлипула до сих пор пытаются как-то загладить ту историю, когда в ходе наполеоновских войн к берегу прибило обезьянку с погибшего корабля, и местные жители соорудили на пляже виселицу и повесили ее, решив, что она французский шпион, раз не отвечает на вопросы.
