И сейчас же вынес Б. требуемую сумму, но на прибавку, все таки, не согласился.

Степан Александрович не особенно любил драматический театр. Большим его вниманием пользовалась опера, в особенности же итальянская, которая до него влачила жалкое существование и упала до того, что не делала никаких сборов. При Гедеонове она снова расцвела и опять сделалась модным средоточием столичной аристократии и завзятых меломанов. На подмостках Большого театра появились Патти, Лукка и другие знаменитости, вновь овладевшие симпатиями петербуржцев к оперным представлениям.

Вступив в управление театрами, Гедеонов определил на службу в дирекцию эрмитажного чиновника Н. А. Лукашевича, которому поручил заведование театральным гардеробом и декоративною частью. Впоследствии г. Лукашевичу пришлось играть немаловажную роль в театральном управлении. Он быстро пошел по служебной стезе и завоевал себе самостоятельное место по хозяйственной части, которая всегда пребывала ведением управляющего конторой, а немного позже, при директорстве барона Кистера, заменил хворавшего Федорова, после смерти которого был назначен начальником репертуара. Не берусь разбирать и обсуждать деятельность г. Лукашевича, но помню только одно, что для иных подчиненных, как, например, для представителей оперной сцены, он был матерью, а для всех других — мачехой. Дослужившись до генеральского чина и театральной реформы, он уволился в отставку. По уходу от службы С. А. Гедеонова, вместо него начал управлять императорскими театрами главный контролер Министерства Двора, всесильный в то время барон Карл Иванович Кистер. До 1881 г. он самостоятельно заведовал всем и никто не назначался директором театров до наступившей реформы всего прежнего и назначения нового министра Двора, графа И. И. Воронцова-Дашкова. Барон Кистер немедленно оставил придворную службу и, удалившись за границу, скончался несколько лет тому назад.

От начальства естественный переход к сослуживцам, которых в тридцатипятилетний промежуток моей службы было бесчисленное множество.

Начну с самого старейшего из них, «деда русской сцены», Ивана Ивановича Сосницкого, которого я знавал еще задолго до своего поступления в Александринский театр, а именно в раннем детстве, когда он при наездах в Москву посещал моего отца, доводившегося ему старым приятелем. По переселении же своем в Петербург, я был одним из самых близких его знакомых и долгое время пользовался его уроками в первое время моей службы.

Сосницкий памятнее других для меня еще и потому, что лет десять подряд я одевался в одной с ним уборной, кстати сказать, ныне уже упраздненной. До меня эта уборная принадлежала знаменитым трагикам В. А. Каратыгину и Брянскому; еще в их времена Иван Иванович на свой счет устроил себе отдельный «уголок» на антресолях, на которые вела круглая маленькая лестница. Уголок Сосницкого был чистенько обставлен диваном, столом и шкафами, для хранения его париков и аксессуаров; пол был обтянут ковром. Кроме того, в одной из стенок антресолей существовало окно, из которого Иван Иванович разговаривал с нижними соседями, с наслаждением покуривая трубочку. Потолок импровизированной уборной Сосницкого был так низок, что когда устроили в Александринском театре газовое освещение, то температура доходила в ней до 40 градусов, то есть получалась чуть ли не африканская жара.

Прежде чем говорить о характере, странностях и эпизодах из жизни «деда русской сцены», следует заметить для сведения лиц, мало знакомых с петербургским театром, что Сосницкий был один из замечательнейших и талантливых артистов своего времени. Он с честью прослужил на императорской сцене 62 года и до последних дней службы был тонким художником и выдающимся артистом.

В молодости Иван Иванович играл преимущественно молодых повес, любовников, превосходно танцевал, в особенности мазурку, и был законодателем мод для всей столичной молодежи. Впоследствии он был единственным исполнителем гоголевского Городничего и грибоедовского Репетилова. Кто не видел его в роли Сквозника-Дмухановского, тот может найти в сочинениях Н. В. Гоголя письмо автора, восторженно отзывающегося об исполнении Сосницким этой главной роли. Как творец «Ревизора» верил в талант Ивана Ивановича, можно видеть из этого же письма, в котором он высказывал свое неудовольствие на игру Дюра, не справившегося с задачею автора при исполнении Хлестакова; Гоголь просил Сосницкого сыграть роль Хлестакова на школьной сцене, специально для актеров, чтобы показать, каким должен быть этот герой знаменитой комедии. Собственноручное письмо Николая Васильевича Гоголя с этой просьбой Иван Иванович показывал мне несколько раз и всегда при этом умилялся до слез. Из скромности же он не исполнил этой просьбы автора. В роли Репетилова («Горе от ума») Соснииский до сих пор не имеет соперников. Этою эпизодическою ролью Грибоедов сделал художественный снимок с некоего Шатилова. Иван Иванович, знавший его лично, так же в свою очередь художественно воспроизвел его оригинальную фигуру на сцене, и в общем получался замечательный тип, часто встречавшийся в тогдашнем обществе.

Сосницкий неподражаемо хорошо играл различных маркизов в старинных французских мелодрамах, когда-то царивших на русской сцене, и, вероятно, поэтому до старости сохранил тип русского барина с манерами французского аристократа.

По его собственным рассказам, роль Фигаро в знаменитой комедии Бомарше «Свадьба Фигаро» упрочила его артистическую репутацию. Он с таким необычайным успехом и с такою заразительною веселостью играл в этой комедии, что тогдашние артисты французской труппы единогласно признали его превосходство перед всеми своими соотечественниками, появлявшимися в этой роли.

В старину на Сосницком лежала скучная обязанность каждый вечер облекаться во фрак и делать со сцены анонсы о следующем спектакле. Талантливый артист, однако, этим не тяготился и много лет подряд докладывал «почтеннейшей публике» о завтрашнем представлении. Одно время Сосницкому были поручены режиссерские обязанности, но на эту должность он оказался непригодным и вскоре же сложил с себя это почетное звание.

Он пользовался любовью многих особ царской фамилии и в особенности императора Николая Павловича. Однажды, при директорстве A. М. Гедеонова, Сосницкий просил прибавки к содержанию, мотивируя свою просьбу тем, что многие из младших его товарищей получают гораздо более его. Ему в этой законной просьбе было отказано. Иван Иванович обиделся и подал в отставку. Дирекция ни на минуту не задумалась и с легким сердцем уволила его от службы.

Через некоторое время на представление «Ревизора», дававшегося с Григорьевым 1-ым в роли Городничего, приехал в театр государь. Удивленный отсутствием Сосницкого, он призвал к себе в антракте Гедеонова и спросил:

— Почему Городничего не играет Сосницкий?

— Сосницкий более не служит у нас, ваше величество.

— Как не служит?! Это для меня новость!! Почему?

— Требовал слишком крупную прибавку, хотел непременно получать тридцать пять рублей разовых. Дирекция на это не согласилась, он закапризничал и отказался от службы.

— По-моему, он прав, — сказал Николай Павлович. — Он знает себе цену и совершенно резонно требует прибавки. На его месте я сделал бы то же самое… Нельзя ли это дело как можно скорее поправить? Передай ему мое желание, чтобы он возвратился в театр, и дай ему то, что он просит.

На другое утро Гедеонов отправил чиновника из конторы к Сосницкому с этим приятным для него известием. Иван Иванович был так тронут вниманием государя, что просил посланного тотчас же передать директору о своей готовности продолжать службу без всякой прибавки. Однако, ему были увеличены разовые и он снова вступил в состав русской драмы.