Сейчас “дама, похожая на торговку с киевского Подола”, увлечена идеей нового конкурса, теперь уж рассчитанного, так и хочется сказать, на века (ну, на десятилетия, это уж точно, подобный срок эти ребята  с к р о м н о  предполагают), — “Русский Декамерон”, с последующим открытием гипериздательства. Цель грандиозного шоу-конкурса (вы о нем еще услышите, все уши протрубят!) опять благородная: очистить священную русскую литературу от сальной грязцы Сорокина и доморощенной порнухи Егорки Радова, чтобы засияла она традиционным эротическим блеском, в духе, как мечтает координатор этого глобального проекта Александр Михайлов-младший, “Темных аллей” Бунина. Кто ж тебе, Сашенька,  т а к  сегодня напишет?! Неужто все тот же юморной Лев Усыскин и таинственные yrii, Alex и topot?

“Мани” (по-современному деньги, “деревянные” рубли), для Тани и К° снова “выбиты”, теперь уже не из разочаровавшегося дядюшки Сороса-Шороша-Хороша, а из скромных отечественных предпринимателей, пожелавших, правда, для начала остаться неизвестными.

Что ж, и мне остается в заключение или в середине бурной деятельности рыцарей монеты и энтузиастов кровати пожелать им: исполать вам, наши дорогие заботники и трудники, особенно те, кто имеет в этой жизни “талан” и немножко литературного гешефта!

Вадим  ДЕМЕНТЬЕВ

РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА ХХ ВЕКА

В ЕЕ РЕАЛЬНОЙ СЛОЖНОСТИ

Виктор Чалмаев, Сергей Зинин. Русская литература ХХ века.

Учебник для 11-го класса в двух книгах. М.: “Русское слово — РС”, 2002

Выход в свет учебника по литературе ХХ века, написанного всего двумя авторами — известным литературоведом и опытным школьным методистом, — можно считать делом своевременным и необходимым. Ведь на протяжении десяти лет наша школа получала учебники по литературе ХХ века, составленные с бору по сосенке, многолюдными авторскими группами. Все понимали, в том числе и в министерстве образования, что школьные учебники такими “тусовочными” способами не пишутся, но был заказ на “новую идеологию”. Недавно в “Наш современник” прислали из Астрахани хрестоматию “Современная русская литература”, изданную в 1995 году, в самый разгар “перестановки мебели” в нашем культурном наследии, по образному определению Валентина Распутина. В эту школьную хрестоматию попал даже Владимир Сорокин с рассказом “Свободный урок”, в котором поведано со всеми сорокинскими подробностями, как учительница совратила балбеса-пятиклассника. Астраханский педагогический университет издал коллективно составленную “Современную русскую литературу” немалым для областных возможностей тиражом — 10 000 экз. При нынешней книжной бедности эта хрестоматия, очевидно, до сих пор стоит на полках в школьных библиотеках — поэтому и просили о ней прописать астраханские писатели.

Школьный учебник “ответственен более, чем ученое сочинение”, — писал вели­кий русский ученый П. А. Флоренский в труде “Предполагаемое государственное устройство в будущем”, созданном в первые советские годы. В русской педагогике считаются образцовыми школьными учебниками “Алгебра” А. П. Киселева и “Физика” А. В. Перышкина. “Учебная книга русской истории” С. М. Соловьева, по которой занимались поколения русских гимназистов, все же не отвечает полностью требованиям, предъявляемым к школьному учебнику. У великого историка нет (и не могло быть) такого же выверенного годами представления о возрастных возможностях детей, о методах влияния на их развитие, как у Киселева и Перышкина — с их педагогическим опытом. Что же касается образцового учебника по русской литературе, то не было такого ни у дореволюционных гимназистов, ни у советских школьников — при том, что отечественная словесность во все времена считалась в нашей системе образования предметом номер один.

Впрочем, потому и не было в России эталонного учебника по литературе, что в учебник по предмету и образующему, и воспитывающему необходимо вместить и духовно-эстетическое познание, и социально-историческое, и, само собой, — художественное. А из тех книг, что мы имели в годы своего ученья, очевидно, каждый припомнит непременные биографические сведения о классиках и неукосни­тельные разборы входящих в школьную программу произведений. И мы можем также вспомнить, что даже самый занудный автор учебника предполагал в ученике умение читать и сопереживать прочитанному. Ну, на худой конец, обязательным было хотя бы беглое знакомство с русской классикой — по списку, продиктованному учителем перед летними каникулами. Однако в нынешнее время уже вряд ли учитель может надеяться на надлежащую подготовку школьников к урокам литературы. В наше время в начальных классах уроки чтения и так были сокращены, а теперь — с введением уроков по информатике со второго класса — вряд ли дадут на чтение больше часов.

Я однажды была допущена на заседание министерского Экспертного совета, определяющего, получит ли учебник по литературе министерский гриф. В числе пожеланий, высказываемых членами совета, чуть ли не самым главным было то, что нужен не только разбор, но и обязательно краткий пересказ изучаемых произведений: “Мы должны ориентироваться на современных школьников, а они читать классику не хотят и не будут”. Все, кто там был, прекрасно понимали, что литературу по пересказам изучать  нельзя, это губительно для развития детских умов и чувств. Просто у них речь шла о совсем другом предмете, хотя и под тем же названием “литература”, который ныне вводится в русской школе. Процитирую “Обращение к общественности России”, подписанное профессорами, докторами филологии ведущих вузов: “Литературному образованию грозит превращение в нечто необязательное, вроде уроков пения и физкультуры” (“Литературная газета”, 2002, № 33). Литературоведы и методисты протестовали против “выталкивания литературы” из школьных и вузовских программ, требовали от реформаторов обра­зования “бережного отношения к национальному достоянию и гордости России — к ее литературе”.

Ну и что мы все получили в ответ? “Обращение” было опубликовано за две недели до начала учебного года, а министр образования В. М. Филиппов, выступая 2 сентября по телевидению, говорил о том, как нужны нашим детям новые вводи­мые в школе предметы — экономика, правоведение, информатика, и ни слова не сказал об уроках русского языка и литературы. То же повторилось через полмесяца на “Парламентском часе”. Министр говорил все о тех же, отныне главных, предметах — экономике, правоведении, информатике, но ни слова о русском языке и литературе. Очевидно, это и был ответ на “Обращение”.

Каким же может быть в этих условиях школьный учебник по русской литературе — да еще по литературе ХХ века? Ведь российское образование и впредь будут переделывать под западноевропейские и американские стандарты. А там уже давно отказались от последовательного, линейного изучения литературы в ее связи с историческими событиями, с народной жизнью. Признано целесообразным изучение литературы по “узловым пунктам”. В России до этого еще не дошло. Но дают себя знать подготовительные меры: сокращение уроков литературы начиная с первого класса, с уроков чтения, и введение чисто информационной системы ознакомления с литературой в виде набора имен и наименований.

Поэтому, оценивая учебник Виктора Чалмаева и Сергея Зинина, очевидно, следует прежде всего отметить правильно найденное стратегическое решение. Дело в том, что в министерских программах по русской литературе ХХ века нет того отбора имен первого ряда и опорных произведений, какой предложен в таких же министерских программах по XIX веку. И, конечно же, справедливо заметил во вступительном слове к этому учебнику директор Пушкинского дома Н. Н. Скатов: “Еще не вполне ясно, что станет классикой и останется навсегда, а что — даже снискавшее сиюминутную популярность — тем не менее со временем забудется, и забудется тоже навсегда”. По определению Н. Н. Скатова: “Авторы учебника, который вы держите в руках, постарались найти золотую середину, соблюсти баланс для того, чтобы учащиеся смогли увидеть максимально объемную картину литературного развития страны”.