В “Послании иконописцу” Иосиф Волоцкий блистательно доказал, что, поклоняясь иконе, мы поклоняемся не куску дерева и не краскам, нанесенным на него, а истинному образу Божию, дарованному самим Богом через мастерство художника. “Но не должно думать и того, что образ сей есть Сам Христос во плоти: Христос неописуем по Божеству, и невозможно Его видеть прежде Второго Пришествия. Но следует думать, что это есть образ Его по человеческому естеству”.

Еретики смущали нетвердые души тем, что добивались полного упрощения религиозной жизни человека, отмены поклонения Кресту и Евангелию, священным сосудам и святым мощам, уничтожения самих церквей, говоря, что тело человеческое есть само по себе храм Божий. Весьма распространенное мнение и сейчас среди спесивых гонителей Церкви. Иосиф последовательно разгромил эти взгляды. Мало того, он доказал, что и кланяясь друг другу, христиане тем самым совершают акт поклонения образу Творца: “потому что Бог некогда сотворил человека по Своему образу: сие есть почести равного — равному, ради вознесения мысли к общему Владыке”. Здесь содержалось и полное оправдание начатой Дионисием традиции житийной иконы.

Книга Иосифа Волоцкого явилась мощным орудием против иконоборцев. Вооружась ею, Дионисий смог убедить своих учеников в святости иконописи, и именно после того, как была одержана эта великая победа над еретиками, он и сыновья его приступили к созданию ферапонтовского чуда.

Собор Ферапонтова монастыря посвящен Рождеству Богородицы. Один из главенствующих образов, созданных здесь Дионисием — образ Божьей Матери с Младенцем Христом на престоле, коему поклоняются ангелы и весь небесный и земной мир. Земное олицетворение этого образа в эпоху Дионисия являла собой сама Русь Святая.

Можно себе представить, как счастлив был началохудожник Дионисий в годы работы над ферапонтовскими росписями! Ему было шестьдесят лет, при нем трудились его сыновья, отныне — полные его единомышленники и покорные ученики; русский человек мог дышать полной грудью, осознавая Отечество свое в виде крепкого и мощно растущего организма; страшная ересь потерпела полное поражение, и многие из еретиков были схвачены и подвергнуты суду, а стало быть — конец иконоборчеству на Руси!

Это счастливое состояние художника так и выплескивается на каждого, кто приезжает в Ферапонтов монастырь, расположенный в двадцати верстах от города Кириллова на берегу Бородаевского озера. Известно, что в окрестностях озера Дионисий находил все необходимое для производства красок, настолько разнообразен здесь мир растений и минералов. Словно сам Господь давал ему возможность воплотить в живописи все многоцветие его душевной радости. Разнообразны евангельские сюжеты, к которым обращается здесь Дионисий, но необыкновенно разнообразна и палитра его красок, это — истинное ликование! Свобода и легкость художника удивительным образом сочетаются с четким соблюдением всех установленных канонов иконописи. Это и есть главный закон истинного творчества на все времена — уметь оставаться легким и свободным, не выходя за грани дозволенного и приемлемого людьми и Богом.

Дионисий дал направление иконографии на многие времена, но ни его сыновья, ни другие ученики и последователи уже не смогли достичь такого совершенства. Утратится свежесть радости, а вместе с нею и легкость, и изобилие света и цвета, и изысканная простота. Русская иконопись постепенно перейдет в иное качество, появятся новые школы и направления, и никто уже не дерзнет повторять подвигов Феофана Грека, Андрея Рублева и Дионисия.

Ферапонтовские росписи — настоящий гимн Евангелию. И когда мы восторгаемся этим гимном, то должны помнить и то, что если бы Иван III, его сын Василий, игумен Иосиф Волоцкий, архиепископ Геннадий Новгородский, а с ними и Дионисий, не одержали победу над ересью, то и само почитание Евангелия могло оказаться под угрозой.

Чудо ферапонтовских росписей — это чудо оправдания Истины.

К 70-летию Анатолия ПЕРЕДРЕЕВА

“Еще не все потеряно, мой друг!”

Александра БАЖЕНОВА

“РУССКОМУ ПОЭТУ

НУЖНА ЗЕМЛЯ  И РОДИНА НУЖНА”

Годовые кольца

В последние годы жизни Анатолия Передреева я училась в Литинституте и, как тогда водилось, часто хаживала в Центральный дом литератора.

В те времена в “предбаннике” ресторана ЦДЛ — небольшом буфетном зальчике — вечерами часто видела столик, за которым сидела выпивающая братия с малоразговорчивым Анатолием Передреевым в центре, но никогда не подходила к хмельной компании, пила кофе за соседним столиком. Если бы я знала, что Передреев родом из моих краев, — все же решилась бы перекинуться с ним земляческим приветствием. Но Бог не дал мне тогда такого знания и не свел нас. А потом оказалось поздно. Когда я всерьез вчиталась в тонкозвучные стихи земляка и задумалась над внешне переменчивой, но в глубине укорененно-русской жизнью поэта, — его уже не было с нами...

Как это ни парадоксально, жизнь и литературная биография одного из замечательных русских поэтов ХХ века — Анатолия Константиновича Передреева — до сих пор почти неизвестна.

Писали и пишут о нем, хотя немного, но в целом нестандартно, интересно, В. Белов, С. Куняев, В. Кожинов, А. Шавкута, А. Михайлов, О. Михайлов, С. Агаль­цов, М. Шаповалов. Есть и злые выпады “заклятых друзей” наподобие евтушен­ковских или котюковских. Однако копнешь поглубже — никто толком не знает, где поэт жил и работал (кроме Грозного, Братска, Москвы). Мало кто вспомнит больше двух-трех дат его жизни. Никто не назовет конкретно мест его работы и должностей. Даже временные рамки его земной судьбы не обозначены четко. Сколько же он прожил на нашей грешной земле?..

В начале 1990-х годов мы с единомышленниками решили создать энцикло­педию Саратова. Нужна была статья о Передрееве. Необходимо было узнать, в какие годы он жил в Саратове. Где работал? Когда переехал в Грозный? Был ли крещен? И т. д.

Однако в первое время одни мои вопросы повлекли за собой другие. Например, в “деле” Передреева в Союзе писателей есть две автобиографии — “собствен-норучные” — и “карточка писателя”, на обороте которой перечислены годы и места работы—учебы—службы. Так вот, во всех трех источниках самим поэтом годы названы разные (не случайно, видимо, Передрееву нравились строчки Рубцова, которые он часто цитировал: “...Душа свои не знает годы, так по-младенчески чиста, как говорящие уста нас окружающей природы...”). В одной автобиографии он писал, что был призван в армию в 1955-м, работал в Саратове в 1957-м. В другой — что в 1954-м был призван в армию, а в 1957 году приехал в Саратов, где с 1958 по 1959 год работал на заводе им. В. И. Ленина. На обороте “карточки” Передреев указывал, что в 1952—1953-м он — студент заочного отделения филфака Саратовского университета, в 1955—1957-м — в армии, а с 1957-го — на заводе и одновременно продолжает учиться на филфаке СГУ. Четвертый вариант по памяти называет единственный оставшийся его брат Борис Константинович Передреев, который говорит, что они с Анатолием жили в Саратове в 1954—1955 годах, Анатолий учился в университете.

Место   р о ж д е н и я   Анатолия Передреева —   Н о в ы й   С о к у р1 в Татищевском районе Саратовской области (Старый Сокур в книге С. Куняева “Судьба. Поэзия. Россия” назван ошибочно). Деревня Новый Сокур — увы! — оказалась “неперспективной” и ныне исчезла с лица земли, как и дом, где родился Передреев, и могилы его пращуров. А село Николаевский Городок, в   Н и к о л ь- с к о м   с о б о р е   которого Анатолий был   к р е щ е н,   называется теперь Октябрьский Городок.

Оказалось, что даже   г о д   р о ж д е н и я   Передреева в большинстве источников указан неправильно. Например, в “Краткой литературной энциклопедии”, в двух автобиографиях, на “карточке писателя”, представленных при вступлении в Союз писателей, в некоторых сборниках написано, что он родился в 1934-м. В первой газетной публикации в 1959-м сказано, что ему 23 года. А брат, Борис Константинович (р. 1937), уверил меня, что Анатолий старше его почти на пять лет, но, чтобы казаться моложе, сам “сбавлял” себе два года.