— Я в восторге от вас, дружище! — воскликнул Аскер. — И если когда-нибудь понадобится мой «бьюик»…

— Не могу ответить тем же, — сказал Кребс. — Машины у меня нет. А склад — это склад, порога которого не переступает никто. Кроме меня, разумеется. Я там — круглые сутки.

— Вы говорите так, будто и ночуете в своей кладовке! — Аскер рассмеялся.

— Если и не ночую, то уж во всяком случае нахожусь неподалёку. Я-то ведь живу на заводе.

— Живёте на заводе? Как это понять?

— В самом прямом смысле. — Кладовщик дёрнул плечом. — Так уж пришлось. В прошлом году мой дом разбомбили. Это счастье, что я одинок и мне не пришлось оплакивать семью, которая наверняка бы погибла. Оставшись без крова, я долго искал квартиру. Но все было слишком дорого или чересчур далеко от завода, а мне трудновато ездить каждый день за несколько километров.

— Конечно, — сказал Аскер.

— Так вот, я уже собирался перейти на соседний завод — там обещали помочь с жильём. Тогда директор Кюмметц распорядился, чтобы мне отвели каморку, которая примыкает к кладовой.

— Там и живёте?

— Что же делать? Комнатка, правда, мала, но мне одному много ли надо!

— Ещё по одной. — Аскер сделал знак официанту, прошёл к механическому пианино и опустил монету.

Зал бара наполнился звуками старинного тирольского вальса. Кребс принялся подпевать. Аскер — тоже.

— Вероятно, у вас богатый выбор различного инструмента и материалов, — сказал разведчик, когда пианино, отгремев положенное число минут, смолкло. — Представляю, чего только нет в вашей кладовке!

— Грех жаловаться. — Кребс хитро подмигнул. — Я запаслив и скуп, как Гобсек. Поэтому есть все, что нужно.

— Ну, это вы хвастаете, приятель. Бьюсь об заклад, что не все.

— А ну-ка! Говорите! Говорите, и я ставлю три против одного, что ошибётесь. Три кружки пива против одной вашей, что обязательно проиграете!

— Идёт. — Аскер подумал и сказал: — Аккумуляторов для моего «бьюика» наверняка не найдётся!

Кребс рассмеялся.

— Целых три! Один бог ведает, где и как я их раздобыл. Но это уже другой вопрос. А теперь гоните-ка пивко!

— Но я не хочу на этом кончать. Ведь проигравший имеет право на реванш.

— Ваша правда. Реванш так реванш. Говорите, только все равно проиграете. Говорите же!

— Уверен, что в вашей кладовой нет сварочных аппаратов.

Кребс оборвал смех, удивлённо выпятил губы.

— Здорово, — пробормотал он. — Угадали, друг. Что правда, то правда. Сварочных аппаратов не имеется.

— Отыгрался! — воскликнул Аскер. — Но как же вы без них обходитесь?

— Были аппараты. Больше года валялись два комплекта. Лежали без дела, и я тратил уйму времени на то, чтобы протирать их и расправлять каучуковые шланги.

— Что же с ними сталось?

— У меня их забрали. Губе. Могу даже, если хотите, сказать кто. Какие-то военные. Они явились ночью, с запиской главного инженера — бумага и сейчас у меня. Ну, я и выдал им оба аппарата. Их унесли и не вернули.

— Да бог с ними, — рассмеялся Аскер. — Избавились раз и навсегда.

…Они распрощались поздно вечером. Кребс пошёл на завод, Аскер же отправился к себе, размышляя над тем, что ему довелось узнать. Итак, намеченное удалось. Он познакомился с кладовщиком, убедился, что тот действительно выдавал сварочные аппараты ночью каким-то военным. Все совпадало с тем, что сообщил перебежчик Хоманн. Вывод из всего этого был один: сварщик Висбах не лгал, рассказывая Хоманну о тайнике близ Остбурга. А раз так, Висбаху можно довериться!.. В сознании возникли умные, внимательные глаза Макса Висбаха, глядящие из-под седых клочковатых бровей, его красивое лицо, большой чистый лоб. Сварщик Висбах! Теперь Аскер должен пойти к этому человеку, чтобы узнать наконец правду о тайнике с архивами.

Незадолго до конца рабочего дня цеховая рассыльная отыскала механика Отто Шталекера и позвала его к телефону. Разговор был коротким. Собеседники обменялись несколькими ничего не значащими фразами.

Шталекер возглавлял одну из подпольных антифашистских пятёрок, действовавших в городе. Члены пятёрок знали только своего руководителя. Лишь руководители пятёрок имели доступ к Шуберту, да и то встречались с ним крайне редко. Как правило, связь между ними и Шубертом осуществлял Карл Кригер.

И вот сейчас гардеробщик бара «Нибелунги» Ганс Дитрих, член пятёрки Шталекера, сообщил по телефону своему старшему товарищу, что должен немедленно его увидеть. Дело не терпит отлагательства.

Шталекер отправился на свидание с Дитрихом прямо с завода. Войдя в бар, он сдал кепку гардеробщику. Вместе с номерком в руках Шталекера оказалась записка. Шталекер зашёл в туалет. Прочитав бумагу, изорвал её и спустил клочки в канализацию. Да, сообщение было действительно важное. Стараясь казаться спокойным, он прошёл в зал, спросил кружку пива, выпил и не торопясь направился к выходу.

Возвращая кепку, Дитрих шепнул:

— Тянешь хвост!

Шталекер подошёл к зеркалу, надевая кепку, оглядел зал, ряды столиков, посетителей. Один из них держал в руках номер «Остбургер цейтунг».

— Тот, что с газетой? — спросил Шталекер.

— Да…

Одно к одному! Сидя в зале за пивом, Шталекер мысленно вновь прочитал тревожное сообщение Дитриха и решил повидать Шуберта. Но как отделаться от наблюдения?… Ага, Вилли, кажется, сейчас в гараже!

Шталекер имел в виду другого члена своей пятёрки — шофёра грузовика, который несколько недель назад впервые доставил Аскера к Шуберту.

Покинув бар, Шталекер отправился на завод. Вышел и человек, читавший газету. Это был штурмфюрер Адольф Торп. Он «довёл» механика до заводских ворот, убедился, что тот вошёл в них, и остался ждать неподалёку. Торп знал, что Шталекер уже отработал и, следовательно, на заводе не задержится.

Минут через двадцать из заводских ворот выехал большой грузовик. Машина прошла мимо Торпа, который окинул водителя безразличным взглядом.

Отъехав на порядочное расстояние, шофёр Вилли огляделся и негромко сказал:

— Кажется, все в порядке.

На полу кабины, скорчившись, сидел Шталекер. Он поднялся и занял место рядом с шофёром.

— Сейчас сойдёшь?

— Поезжай дальше. Скажу где.

Грузовик миновал ещё несколько улиц.

— Здесь, — сказал Шталекер, когда они оказались на оживлённой магистрали.

Он сошёл и затерялся в толпе.

Вскоре Шталекер уже рассказывал Оскару Шуберту о звонке Дитриха, о встрече с ним в баре и полученной записке.

Дитрих сообщал о беседе, которая состоялась сегодня утром между ним и его дружком — кладовщиком завода «Ганс Бемер» Кребсом. Оба были на войне, получили увечья, лежали в одном и том же госпитале, там и подружились. У Кребса нет более близкого человека, чем Дитрих, — кладовщик не имеет ни семьи, ни родственников. И Кребс под большим секретом поведал другу о своём разговоре с шофёром Губе.

— Ну и что же? — спросил Шуберт.

— А то, что, как утверждает Кребс, сварочных аппаратов у него вообще не было!

Шуберт поднял голову.

— И аппаратов не было, — продолжал Шталекер, — и военные не приходили за ними. Вот ведь какая история!

— Продолжайте, Отто. — Шуберт шевельнул плечом, будто ему стало холодно.

— Кребс признался Дитриху в следующем. Не так давно его вызвали к директору завода. Он явился, но Кюмметца в кабинете не оказалось. Вместо него за столом сидел незнакомый человек. С полчаса опрашивал Кребса — кто он, откуда родом и все такое. Потом вынул и дал подписать бланк обязательства о неразглашении государственной тайны. Кребс пробовал было возражать, но ему показали удостоверение сотрудника гестапо. Собеседник сказал: «Может случиться, что кто-нибудь спросит, не приходилось ли вам выдавать два сварочных аппарата, ночью, по записке дежурного инженера. Так вот, если будет задан такой вопрос, ответить надо утвердительно. Вы скажете: да, выдавал, и получали их какие-то военные».

Тревога Шуберта росла. Уже посвящённый в задание, которое выполнял разведчик, он начинал догадываться, почему тот завёл такой разговор с кладовщиком.