Большую часть времени, однако, поглощали спорт и увлечение природой. С детства Фритьоф и Александр знали все окрестности усадьбы Фрёен. На заре они уже сидели у омута и удили форель. Затем жарили ее на угольях и чувствовали себя Робинзоном и Пятницей. Один из старших родственников, заядлый рыболов и охотник, брал их с собой и в дальние походы. Частенько, захва­тив с собой немного еды, они на несколько дней исчезали из дому и возвращались голодные и усталые, но счастливые, с гордостью неся подстреленных зайцев.

Однажды летом Эйнар взял Фритьофа с собой в горы. Много лет спустя Эйнар писал ему: «Помнишь ли ты, как еще ребенком ты впервые увидел сказочный мир высоких гор, что поднимались перед тобой, насколько хватало твоего взора?» Эйнар вспоминал Йотунхейм[21]. Со своим уже взрослым старшим братом Фритьоф бродил по Эстре-Слидре[22]. «А с тех пор — с тех пор уже не мог это позабыть».

Место, с которого вдруг открываются взору вершины Йотунхейма, он не забывал никогда. Однажды летом мы с ним ехали в автомобиле по той же дороге, и он с нетерпением следил за каждым поворотом. И все время не спускал глаз с меня, чтобы увидеть, какое впечатление произведет на меня эта панорама — такое же сильное, как на него в тот раз, или нет. И когда мы доехали до этого места, у него захватило дух от восхищения: «Ты видишь? Вот они, горы!» — и он засмеялся, как мальчик.

В начале зимы, с первыми же заморозками, с чердака доста­вали лыжи и коньки. Их надо было привести в порядок к первому снегу, пока не замерз ручей Фрогнербекк. В те времена, когда росли мальчики Нансены, фьорд замерзал зимой и по льду ка­тались до самого Сандвика и Аскера, а перед крепостью Акерсхус был большой каток.

Фритьоф почти всегда принимал участие в соревнованиях и нередко получал призы. На первенстве Норвегии по конькам 1881 года, когда будущий чемпион мира Аксель Поульсен занял первое место, Нансен был вторым. Но как конькобежец он на большее и не претендовал. Зато лыжи он любил по-настоящему, и впоследствии это ему пригодилось. Поблизости от столицы на холме Хюсебюбаккен был самый высокий трамплин, и проводив­шиеся на нем соревнования мало в чем уступали нынешним со­стязаниям в Холменколлене[23]. Но отношение к этим соревнованиям в Хюсебюбаккене, как, впрочем, и ко многому другому, в доме Нансенов было такое: только смотреть, руками не трогать! Те лыжи, которые были у мальчиков, не годились для больших трамплинов. Но Хюсебюбаккен был виден из дома, и с каждым днем он манил ребят все больше.

И вот что произошло. Отец сам писал об этом. Владелец типо­графии Фабрициус, живший с ними по соседству, заметив, сколько рвения и старания вкладывает Фритьоф в занятия лыжным спор­том, остановил однажды свою лошадь возле усадьбы Фрёен и сказал: «Я подарю тебе лыжи». Всю весну и все лето звучали эти слова в ушах мальчика. Когда пришла осень и по утрам поля стали покрываться белым инеем, Фритьоф спросил Фабрициуса напрямик: «А как же лыжи?» «Будут тебе лыжи, непременно будут»,— ответил Фабрициус и рассмеялся.

Фритьоф не успокоился. Изо дня в день появлялся он перед Фабрициусом со словами: «Ну, так как насчет лыж?»

Но вот однажды в дверях с таинственным видом появилась Ида. За спиной она держала большой длинный сверток. Фритьоф бросился к ней, вмиг сорвал бумагу, и в руках у него очутились сверкающие, покрытые красным лаком, с черной полосой лыжи и длинная голубая палка[24]. Не помня себя от счастья, он опрометью помчался на холм Хюсебюбаккен.

Но первый его прыжок был не из блестящих, рассказывал он. Тогда не было жестких креплений, и, когда он разогнался до бе­шеной скорости, лыжи полетели сами по себе, а сам он описал в воздухе большую дугу и врезался в огромный сугроб.

«На холме все смолкло, ребята думали, что я сломал себе шею. Но когда увидели, что я жив и барахтаюсь в сугробе, какой тут поднялся нескончаемый хохот!»

Вскоре после этого Фритьоф все же завоевал приз. Но он не принес его домой. «На этот раз мне было очень стыдно. Тогда я впервые увидел, как прыгают ребята из Телемарка[25], и понял, что не иду с ними ни в какое сравнение». В соревнованиях мальчиков принимали участие Торюс Хеммествейт[26] и еще один мальчик из Телемарка. Они участвовали также и в соревнованиях взрослых, и с таким блеском, что у зри­телей захватывало дух. Что же до дам Христиании, то их восторг был безграничен.

Фритьоф решил, что не нужен ему никакой приз, пока он не научится прыгать с трамплина так же, как эти ребята. Потом он не раз приносил домой призы с Хюсебюбаккена; среди них есть и первые, а один из них — за элегантный стиль в прыжках — до сих пор стоит у меня в комнате. Отца считали лучшим лыжником столицы.(3)

Для него самого призы, сколько я помню, не очень много зна­чили. Хоть он и соглашался, что соревнования оказывают стиму­лирующее воздействие на молодежь, но чем старше становился, тем больше возмущался погоней за рекордами и откровенно вы­сказывал свое убеждение, что страсть к рекордам губит спорт.

Бывало, что он в качестве зрителя посещал Холменколлен, да и меня, совсем еще маленькую, однажды водил на соревнования. Я хорошо это помню, потому что отец напялил на меня меховую куртку, которую привез из Гренландии. Куртка была жесткой,и такой тесной, что я не могла дышать. Было ужасно в ней неудобно, и я была в полном отчаянии, а тут какой-то долговязый и неуклюжий человек подошел поздороваться с отцом, и отец велел мне поклониться, а я еле двигалась из-за своей тесной куртки. Это был кронпринц Густав.

С большим увлечением Фритьоф Нансен изучал технологию изготовления лыж — их форму, крепления, сорта дерева. Этот ин­терес остался у него на всю жизнь. Последней его работой, кото­рую он писал, лежа в постели, перед самой смертью, была статья: «Скольжение .различных сортов дерева по снегу».

Он всегда утверждал, что лыжи в первую очередь являются средством передвижения. Вдобавок лыжи — лучшее средство для «тренировки всех мышц» и для «поддержания здоровья души и тела». Для Нансена лыжи действительно впоследствии служили средством передвижения, с помощью которого он преодолевал огромные расстояния..

За Фритьофом и Александром укрепилась слава лучших лыж­ников, и многие школьники мечтали походить на них. Нильс Коллет Фогт[27], мальчик немного помладше братьев Нансен, вос­хищался ими издали, «безмолвно, безгранично». Он также расска­зывал, что ежедневно встречал их отца, адвоката, «пожилого че­ловека, жившего в усадьбе Фрёен». «Было в его облике,— писал Фогт,— что-то грустное, что-то смиренное и одинокое, что пора­жало меня: ведь он должен был радоваться, имея таких сыновей!»

Коллет Фогт преклонялся перед нашим отцом всю свою жизнь, хотя впоследствии как-то признался мне, что книги отца о поляр­ных путешествиях кажутся ему «слишком сентиментальными». Это мне показалось довольно забавным, так как сам Фогт был весьма чувствителен. Отец в свою очередь восхищался стихами Фогта и читал их мне, когда я была молоденькой девушкой; осо­бенно нравились ему стихи о любви.

С юности природа была для отца не только ареной спортивных побед и подвигов. Он любил природу во всех ее проявлениях — и суровую, и ласковую, такую, которую надо побеждать в борьбе, и такую, которая давала ему покой и отдых. Жизнь «на природе» означала для него и возможность изучать природу. Ничто не укры­валось от его внимания. Животные и растения, облака, ветры, течения, звездное небо — все пробуждало в нем жажду познания.

Когда Фритьофу минуло пятнадцать лет, ему пришлось пере­жить первый тяжелый удар. Мать давно уже хворала и летом 1877 года умерла.