Неделя близится к концу; отец Хоффманн и отец Дерфлингер делают последние приготовления к молодежному семинару, на который записалось 48 участников. Сегодня утром во время богослужения я обнаруживаю новые лица: гости с другого курса и среди них – мои пациенты, прибывшие вчера поздно вечером.

Теперь половина восьмого; я сижу за столом и разбираю почту. Один студент психологического отделения спрашивает, не мог ли бы он, на протяжении этого года, провести у меня шестимесячную практику. Ему хотелось бы получить представление о христиански ориентированной психотерапии. Я делаю на его письме отметку и намереваюсь предложить ему ответный разговор. Потом я читаю автобиографию – полную страданий одной пожилой дамы, которая просит принять ее для беседы. Среди писем – целая куча реклам, которые я, не распечатывая, бросаю в корзину для бумаги.

Напоследок – просьба одного директора мюнхенской школы: провести с учениками старших классов беседу о Божественном опыте в повседневной жизни.

Интересная, но и трудная задача, – думаю я.

Раздается телефонный звонок. Говорит некая «духоцелительница» из Вены:

– Я чувствую себя уже давно нехорошо; много лет тому назад так сказать, в одну ночь, Господь одарил меня даром исцелять людей, и я рада этому; но что-то меня мучит.

– Вы говорите, что вы «духоцелительница». Но какой дух имеете вы в виду? – спрашиваю я.

– Я думаю, что это Божий дух. Я католичка. Обычно я молюсь и иногда хожу в церковь. Хотя… с другими «духовными целителями» у меня нет ничего общего; они, чаще всего, какие-то странные, эзотеричные.

– Нет ли в вашей жизни какой-либо оккультной подоплеки?

– Нет, ничего подобного. Правда, иногда мне кажется, что я должна нести какую-то карму, какой-то долг из своей предыдущей жизни…

– Вы всерьез верите в инкарнацию? Но это же несовместимо с Библией, с жертвой Христа.

– Я это знаю. И тем не менее.

Из дальнейшего разговора выясняются вещи, которые меня просто пугают. Мы договариваемся о дате встречи. Опять эта смесь христианства и язычества, думаю я, и мой взгляд падает на лежащую передо мной книгу: «Смерть одного гуру».

Между тем, уже десять часов. Я начинаю готовиться к докладу «Кризис веры и церковное отчуждение», который будут передавать по австрийскому радио в Дорнбирне. «Мюллер, – почти вслух бормочу я себе под нос – Смотри, оставайся уравновешенным и будь готов к любого рода критике». И при этом смутно сознаю: вряд ли я сумею удовлетворить столь строгие требования.

Опять телефонный звонок. Настоятельница одного баварского монастыря планирует провести день осмысления для всех сестер.

– Мы все болезненно ощущаем нехватку познаний по психиатрии, необходимых для обращения как с другими, так и между собой. Одна из сестер дала мне проспект вашей книги; тут указан ряд тем, которые кажутся мне чрезвычайно важными.

– Наверное, вы имеете в виду такие темы, как «Этичные споры», «Как обращаться с чувствами» или «Целительное общение»?

– Да, да, так точно. Не согласились бы вы выступить перед нашими настоятельницами? Это было бы как раз для них так важно»

Знаете ли, мы все в этом месте уязвлены, и были бы благодарны за любую помощь.

Я соглашаюсь – не в последнюю очередь и потому, что вижу здесь желаемое Богом задание. Ведь не так уж много христиан-психологов, которые разбирались бы в орденских структурах и смогли бы откликнуться на исключительные ситуации монастырской жизни. И так как я предостаточно прихожу в соприкосновение с монахами разных орденов, которые не справляются со многими фрустрациями, я очень заинтересован в этом вопросе оказывать им помощь.

Теперь начало двенадцатого. Я решаюсь сделать перерыв для осмысления и отправляюсь на молитву в часовню. Я долго собираюсь с мыслями. В моей голове то и дело мелькают: духоцелительница, студент, пожилая дама, монахиня, гости, которые придут сегодня после обеда на сеанс психотерапии, мои друзья… Я сажусь на табуретку для медитаций и отключаюсь.

Незадолго до обеда в часовне собирается все домашние общины для паллоттинской дневной молитвы. Это момент, когда все паллоттинцы, во всех домах, говорят одну и ту же молитву.

После обеда начинаются терапевтические приемы. Уже 14 часов. Передо мной сидит пожилая дама. Сегодня у нас третий сеанс; наблюдая за ней в течение нескольких дней, я заметил: как только речь заходит о религиозных ритуалах, у нее начинает сильно качаться голова. Так называемый «Нет-синдром» заставляет ее голову качаться туда-сюда… Доныне ни один невропатолог не смог ничего найти… Внезапно я решаюсь на молитву и даю ей вытянуть из колоды библейских цитат одну карту. «Дух Господень пребудет в тебе» – сказано тут. Мы оба поражены. Госпожа К. разражается рыданиями и вдруг произносит:

– Я испытываю сильную потребность в исповеди и в то же время боюсь ее.

– Предлагаю Вам сделать это безотлагательно. Если вы согласны, я позову священника.

– Да, пожалуйста. Только я не знаю, с чего мне начать? Ведь надо сказать так много!

– Священник поможет вам. Это проще, чем вы себе теперь представляете.

Я зову отца Хофманна, который выкраивает время для часовой исповедальной беседы.

Зайдя после этого в кабинет, я нахожу здесь совершенно другого человека: улыбаясь, со слезами на глазах, она делится со мной своей радостью и благодарностью. Качание головы прекратилось. Через два дня, свободная от всех прежних симптомов, она уезжает. (А через две недели, дома, у нее случается рецидив. Узнав об этом, я испытываю чувство беспомощности и глубокого разочарования).

В 16 часов приходит молодой человек, который страдает глубоким страхом проклятия и чувством виновности. Его воспитание проходило под знаком подавления всех желаний и религиозного принуждения. Во имя Господа, ему грозили адом, если он не был послушным; и в то же время он чувствовал, что родители не принимают всерьез его собственных религиозных настроений. Эта раздвоенность так измучила его, что он заболел и стал преждевременным пенсионером.

Я обнаруживаю в нем чуткого, ищущего Бога и изучающего Библию человека. Тем не менее, предоставленный в своих поисках самому себе, он сделался податливым всевозможным религиозно окрашенным новым течениям, сектам и «частным откровениям» New Age – темной зоны.

Совершенно сбитый с толку и запуганный, он уверяет меня, что проклят, подтверждая свои слова всевозможными цитатами из Библии и ссылками на ложных пророков.

«Назло своим родителям, я женился на женщине, которую не любил. И – вот, прочтите, что здесь написано!» Он протягивает мне голубую брошюру. «Вот тут, подчеркнуто красным: кто сознательно избрал для себя ложный путь – по злобе или ожесточенности – тот совершил непрощаемый грех».

Я беру в руки брошюру «Stiftung Ambossador College», автор которой именует себя Гербертом В. Армстронгом. Из дальнейших отрывков этой брошюры, я понимаю, насколько она сомнительна и как угрожающе ложно растолковывает она Библию.

– Но, господин Н., – отвечаю я. – Ведь Господь отпускает нам все грехи, в которых мы покаялись.

– В том-то и дело! Раскаиваться мне уже слишком поздно. Читайте в Послании к евреям; тут сказано: «Исав не нашел пути к покаянию, хотя и искал его со слезами» (12:17).

Все мои утешения и искусные объяснения не в состоянии успокоить его. Когда он плюс ко всему начинает цитировать искаженные и устрашающие отрывки из одной брошюры, из кармана вытаскивает агитационный лист некой Габриэллы Виттек и в подтверждение этого называет библейские цитаты, во мне пробуждается гнев.

– Меня возмущает то, что вы проглатываете любую интерпретацию Библии, ничего никому не дающую, не обращая внимания на ее происхождение, а потом считаете себя проклятым. Если бы вы были и в самом деле прокляты, вы не сидели бы сейчас тут. Человек, который, как вы, ищет пути к Богу, ибо знает, что согрешил, – находится на пути к Небу. И между прочим, попасть на Небо гораздо легче, чем в ад, ибо Бог милостив. Вы не прокляты, вас просто ввели в заблуждение многочисленные ложные пророки.