Уже много лет подряд я поддерживаю один социальный проект в Каире, ежемесячно снабжая средствами одного молодого египтянина и принимая участие в финансировании церковного книжного магазина и библиотеки для детей и молодежи. Руководитель проекта написал мне, что они намереваются назвать библиотеку моим именем и просил на то моего согласия. Это показалось мне достаточной причиной для того, чтобы перед началом послушания нанести в Каир короткий визит. Помимо всего, это дало бы мне, наконец, возможность посетить Синай, а также, по просьбе одного коллеги, навестить в Каире «чернорабочую» – сестру Марию Грабис.

Итак, в первый день нового, 1989 года, я пустился в недельное путешествие и, приехав в Каир, поселился в гостинице на пляже, неподалеку от пирамид. Во время этого импровизированного и совершенно спонтанного путешествия я полностью отдал себя Божьей защите, так как кроме адреса проекта у меня не было никаких точек опоры, и я должен был утрясать все на месте. Путешествие мое стало предприятием счастливых «случайностей» и удачных стечений обстоятельств.

В поисках руководителя проекта, реверенда (Его преподобия – перев.) Рискаллаха, таксист пустился блуждать по самой грязной окраине этого самого большого, самого шумного и самого грязного города Африки. Но в конце концов мне пришлось оставить такси и отправится в поиски пешком, расспрашивая людей и обследуя улицу за улицей.

Я предупредил о своем приезде по телефону, но я никак не мог предположить, как трудно найти в Каире какой-либо адрес.

Я как-то двигался по кругу; никто не в силах был мне помочь. Я уже собирался вернуться в гостиницу, как вдруг ко мне подходит какой-то молодой человек: «Вы доктор Мюллер?» – спрашивает он и, на внятном английском языке, продолжает: «Я сын реверенда Рискаллаха. Я так рад вас видеть!"

После чего он привел меня в дом, где меня уже ждали несколько подростков, в том числе и мой крестник.

Мне дано было испытать невероятно сердечное гостеприимство; меня знакомили со всеми представителями христианского и мусульманского духовенства округи, которые встречались нам в нашем путешествии по минаретам и церквям. Редко случалось мне встречать столь непредвзятое, подлинно экуменическое отношение между мусульманами и христианами!

В разговоре с реверендом Рискаллахом я упомянул о своих тщетных попытках организовать поездку в Екатерининский монастырь на Синае. Туристический сезон был в разгаре, и поэтому все возможности были исчерпаны.

На следующий день я отправился на поиски «чернорабочей» сестры и, не без труда, установил, что, как правило, ее можно встретить в восемь часов утра в одной из местных церквей. Я направился туда и попал прямо на православное богослужение; все места, до единого, были заняты. Как мне разыскать тут сестру Грабис? Не долго думая, я нагнулся к сидевшей передо мной пожилой даме: «Простите, пожалуйста, я ищу сестру Марию Грабис, не могли бы вы мне помочь?

– Ну конечно! Это ведь я и есть, – ответила она, улыбаясь.

И я опять ощутил элемент какого-то Божественного юмора, сопровождавшего меня в этой поездке.

Через три дня – когда я уже потерял надежду на поездку в Синай, – у меня в гостиничном номере в шесть часов утра раздался телефонный звонок. «Доброе утро, господин Мюллер, говорит Бекхир, друг реверенда Рискаллаха. Мы наняли такси и намерены поехать с вами в Екатерининский монастырь. Спуститесь, пожалуйста!"

Сюрприз удался на славу. Мне казалось, что все это мне снится: двое молодых мужчин не поленились раздобыть такси, чтобы везти меня за тысячу километров! Уму непостижимо!

Это была впечатляющая поездка; не менее замечательным был и заезд в один еще не открытый клуб отдыха в бухте Акаба. Мы трое были там единственными посетителями. И вдруг, в три часа пополудни, из громкоговорителя раздается: «Тихая ночь, Святая ночь…"(немецкая традиционная рождественская песня - перев.). Рождественская атмосфера на пляже Дахаба!

Унтермерцбах – так называется небольшое местечко во Франкенланде; там я должен буду провести, вместе с 13 собратьями из пяти разных стран, свой вступительный год. Мне долго пришлось искать, пока я не обнаружил его на одной из карт. Там, в старинном замке, помимо послушников находятся также Высшая Философская школа и Центр образования паллоттинцев.

Переезд из Трира оказался для меня нелегким; уже по той простой причине, что я должен был променять квартиру в сто квадратных метров на одиннадцатиметровое помещение, сдерживало мое рвение. Что меня ожидает? Удастся ли мне, после 17 лет борьбы в одиночку, ужиться в разношерстной общине с целыми тридцатью человеками?

В первый день я был встречен взглядами полными ожидания. При входе в столовую я почувствовал на себе испытующие взгляды своих собратьев. «Это он» – донеслось до меня от одного молодого испанца. Я был подготовлен к тому, что будут предъявлены какие-то надежды моей роли и смешанные чувства, которые ощущаются вообще по отношению к психологам. Но мои опасения развеялись очень быстро: я не собирался брать на себя роль какого-нибудь гуру, и таким образом мне удалось установить довольно обнадеживающие межчеловеческие отношения.

Тем не менее вскоре все во мне начало бурлить. Жизнь в общине заставила меня все больше ощущать свои недостатки и ограниченность. В свои 47 лет я легко мог сойти среди своих собратьев за отца; но я избегал любой роли, которая выделяла бы меня среди них. Я не хотел быть для них ни фигурой отцам, ни групповым психологом.

То и дело прорывались у меня самодеятельность, которую я так долго практиковал; сопротивление, страхи, попытки страховки – все это я болезненно ощутил в себе.

Целыми неделями меня не покидал сухой кашель. Я задавал себе вопрос: уж не хочу ли что-нибудь «выкашлянуть»? – и постепенно осознал, что некоторые пункты распорядка дня были мне просто отвратительны и явно ущемляли мою индивидуальность. Мне стало также ясно, что моя профессия стала для моих собратьев поводом для всевозможных проекций и непомерных ожиданий и рождала также страх столкновения с психологом во мне. Высказывания вроде: «Тебе как психологу подобало бы знать…» или: «Скажи им ты, тебя скорее послушают,» – давали понять, как на самом деле распределены роли. Иногда мне удавалось замаскировать свои защитные механизмы с помощью шутливого замечания или забавной шутки. И вряд ли кто-либо мог предположить, как ужасно я на самом деле себя чувствую и как тоскую по своим друзьям.

Среди собратьев мое внимание привлек один, удивительно на меня похожий в смысле способностей и защитных механизмов:

Александер Динсберг, музыкально одаренный клоун. Он постоянно сыпал шутками или прятал свои чувства за горькими замечаниями, нередко имевшими глубокий или болезненно серьезный смысл. Тот, кто знал его только мимоходом, не замечал этой его духовной глубины; слыть набожным он никак не хотел. Этому-то молодому собрату, родившемуся – как нарочно! – 1 апреля, суждено было стать вскоре моим очень хорошим другом.

Распорядок нашего дня был, как правило, настолько насыщенным, что для собственных нужд у нас оставалось очень мало времени; поначалу все мы боролись с усталостью – явление уже отмеченное во время своего послушания и Терезой из Лизье. У меня к этому прибавился еще процесс расставания, доставивший мне тяжелые, бессонные ночи. Как-то раз, когда мне было особенно тяжело, я случайно прочел в календаре изречение на этот день. Это была цитата из Святого отца из Арса: «Что делает жизнь членов ордена столь заслуженной? Постоянный отказ от собственного почина, непрерывное умирание того, что в нас сильнее и живее всего».

Это было 17 января 1990 года.

Я думаю, что усталость моя была следствием не столько перегрузки распорядка дня, сколько постоянными усилиями оставаться верным своему идеалу. Процесс этот происходит, естественно, в подсознании и имеет неимоверные далеко идущие последствия. Там, где соприкасаются опасные и щекотливые ощущения ограниченности собственных возможностей, где осуществляется подсознательное стремление к совершенству, расходуется много энергии. Это утомляет человека, делает его особо чувствительным и раздражительным. Все это объясняет и тот факт, что именно люди особенно «набожные», то есть такие, которые самым парадоксальным образом «стараются» быть покорными, часто впадают в депрессию, плохо спят, страдают от психосоматических расстройств. Приспособление к общине, подчинение и послушание – это такие добродетели, которые идут на встречу душе нарциссической; она нуждается в них, чтобы приобрести чувство уверенности.