— Спроси, отец! Не отворяй сразу-то.

Никодим выбежал на двор.

— Отворяй, што ли! Не бойсь! — услышал он добродушный голос, и вдруг, с нами силы Господни, серебристый голосок Наташи звонко крикнул: — Батюшка, отвори доченьке своей!

— Да неужто! — воскликнул отец Никодим, торопливо отмыкая тяжелый замок и снимая с ворот перечину.

— Вот тебе и неужто! — весело ответил князь, въезжая в ворота. — Принимай гостей!

— А где же?.. — начал Никодим.

— Здесь я, батюшка! — звонко откликнулась Наташа. — Силушки нет побежать к тебе!

— Доченька, любая! — кинулся к ней Никодим. Она приподнялась в своей люльке и обняла его голову.

— Выручили, выручили, — говорила она сквозь слезы, — не ты бы да не князь, пропасть мне с горя!

— Бог пособил! — ответил Никодим и бросился в горницы.

— Марковна! Наташа вернулась! — закричал он. Марковна так и хлопнулась на лавку.

— Ой, беда моя, обезумел старый! — но она тотчас же оправилась и легче серны выбежала на двор.

Казаки уже помогли князю вынуть Наташу, и он нес ее осторожно в дом.

— Ласточка моя! Голубушка! Выручили! — закричала Марковна, подбегая к Наташе. Та ласково кивнула ей головою.

— Куда нести-то?

— Сюда, сюда! — повела Марковна князя в свою горенку.

— А в мою светелку? — спросила Наташа.

— Там Викеша. Разбойник зарубил его.

— Насмерть?

— Нет, плечо пересек! Да ты не пужайся. Он выправится. А теперя с радости скоро!

Наташу положили на постель Марковны.

— Лежи, Наталья Ивановна, поправляйся! — сказал ей ласково князь. — Я после наведаюсь! Не оставьте ее, добрые люди! — поклонился он попу с попадьею.

— Что ты, что ты, князь! Да она нам заместо дочери! — в голос ответили те.

Князь уехал в воеводскую избу, а в доме отца Никодима все вдруг оживилось.

— Да расскажи ты мне, рыбочка, что с тобой разбойник-то делал? Где были?

И Наташа рассказывала про бешеные скачки от Саратова до Пензы и назад.

— А как князь тебя нашел?

Наташа рассказывала снова.

— Перст Божий! — вздохнув, сказал Никодим. — Теперь по заслугам казнь воспримет.

Наташа вздрогнула.

— Жаль мне его теперь, — прошептала она, — смотрел в последях он так-то на меня жалобно…

— А зарезать хотел, — сказала Марковна.

— В страхе. В страхе и я его ножом ударила.

— Викеша говорил: быть не может иначе. Слышь, ты сон видела?

Наташа вспыхнула и кивнула головою. Правда, вещий сон она видела…

— Викешу бы повидать!

— Пожди, лапушка, он с радости-то, гляди, совсем разнедужится. Ведь его вор-то как полоснул. Беда!

Но через день, когда Наташа, оправившись, совсем встала с постели, она прошла к Викентию. Некрасивое лицо его от радости стало красивым, бледные щеки покрылись румянцем. Он глубоко вздохнул, и слезы выступили на его глазах, когда Наташа наклонилась над ним и нежно ему сказала:

— Теперь я за тобой ходить буду, как ты за мною!

И она стала за ним ухаживать.

Князь каждый день навещал тихий домик отца Никодима и подолгу оставался в нем, отдыхая от ратного дела.

— Только не все мне быть с вами, — грустно говорил он, — не сегодня-завтра наказ получу дальше идтить! — и он пытливо глядел на Наташу, а она, краснея, опускала лицо и только вздыхала.

Грустным возвращался к себе князь. "Любит или нет? — думал он и вздыхал. — Эх, кабы матушка тут была!.."

— Стрелец к тебе от князя Долгорукого, — сказал ему однажды Дышло, — с грамоткой ждет!

Князь вошел в свои покой.

"Чего от меня князю Юрию?" — с удивлением подумал он, беря от стрельца грамоту.

Но, прочитавши ее, он вдруг побледнел и покачал головою.

Князь оповещал его, что волею государя назначен воеводою Казанским, на место князя Урусова, а потом, хваля его за его действия под Самарою и Саратовом, приказывал немедля идти к Нижнему Новгороду, куда пошел и Данило Барятинский: "Воров там изрядно скучилось, и надоть разбить их, чтоб и следа не было, а государево спасибо за тобою, князь, стоит".

Князь сложил грамотку и быстро пошел в дом отца Никодима.

Он вошел в горницу. Она была пуста. Сверху, из светелки, где лежал Викеша, раздавались голоса. Князь остановился. Эх, повидать бы одну Наташу!

И вдруг, словно по его воле, сверху по лесенке раздались ее легкие шаги. Князь остановился посредине горницы. Минута — и Наташа стояла перед ним. Лицо ее вспыхнуло от внезапного смущения.

— Князь, чего обернулся? — спросила она его. Он подвинулся к ней.

— Идтить должен. Проститься пришел, — тихо сказал он.

Внезапная бледность Наташи выдала князю ее чувства.

— Куда идтить? Когда? — спросила она растерянно.

— На Нижний, воров воевать, а идтить либо нынче, либо завтра. Не позже!

Наташа потупила голову. Князь приблизился к ней.

— Наталья Ивановна, — заговорил он прерывисто тихим голосом, — я за тобой сватом слал брата твоего, Сергея Ивановича. Да вишь, не дожил. А теперь и некого. Иду я. Может, воровская сабля и кончит жизнь мою. Так молви мне слово: люб тебе я али нет? Душа моя вымерла!

Наташа глянула на него исподлобья. Вот он стоит перед нею, ясный, светлый, как день, и на лице его мука горькая.

— Люб! — чуть слышно ответила она, но он уловил ее ответ и тотчас обнял ее, целуя ее очи.

— Милая, любая моя! Пойдем же наверх, в светелку. Я им скажу!

— Пусти! — вырвалась из его рук Наташа. — Я ведь за пивом шла! — и она убежала.

В три скачка поднялся князь в светелку. Викентий сидел на постели, у окна сидела Марковна, а в уголку, у печки, отец Никодим.

— Батюшка, князь! А мы-то и не слышим! — воскликнула Марковна. — Хоть воры приди.

— Не болтай пустого, — остановил ее Никодим, — какие такие воры! Что, князюшка, светел так?

— Радость, батюшка, радость великая. Наташа-то любит меня! Невеста моя названая! — взволнованно ответил князь.

Марковна всплеснула руками.

— Ах она коза быстроногая! Да неужто она тебе сказала про то? Срам-то какой!

— Никакого срама нет… И не говори она, всякий видел, — тихо и радостно ответил Никодим.

— Я знал про то! Хотел князю сказать, да она не позволила! — весело сказал Викентий, качая огромной головою.

В это время на пороге показалась Наташа.

— Ах ты бесстыдница… — начала Марковна.

— Смотри, — перебил ее Викентий, — с пивом пришла! Вот и поздравим их!

Никодим встал.

— Постойте, детушки, — сказал он, — я вас иконою благословлю! — и вышел из светелки.

Наступило торжественное молчание. Никодим вернулся с иконою в руках.

— На колени станьте! — сказал он.

Князь и Наташа опустились. Марковна заплакала.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! На место покойного батюшки твоего — царство ему небесное. Пусть мое благословение нерушимо будет! Любите друг друга и живите в веселии!

— А теперь за пиво! — снова сказал Викентий, весело смеясь.

Они сели и заговорили дружно и весело.

— Вот что, — сказал князь, — я теперь на Нижний иду, оттуда еще куда пошлют, а там матушка ждет меня, тоскует. Так я такое удумал. Отправлю я Наташу свою к матушке в Казань. Для охраны стрельцов дам и Дышла своего. Хочешь?

Наташа кивнула головою. Старики потупились.

— Твоя воля, князь! — сказал, вздохнув, Никодим.

— Стой, — остановил его князь, — не перебивай! В те поры, когда я о Наташе молился, дал я обет Богу себя в честь Девы Пречистой церковь построить и той обет сдержать должен. Так прошу тебя, отче, поезжай с нею. Там тебя Дышло на вотчину свезет, недалече от города; место выберешь и, благословясь, стройку зачнем. А ты у меня попом будешь! Архиерею я скажу…

— А Викеша? — воскликнула Наташа.

— Викеша? — ответил князь. — Он ни шагу от тебя. Я и говорить с ним не стану. Хворый он да слабый. Велю казакам, те его на кошму к тебе снесут. Выздоровеет, у меня по дому знахарем будет!

— Как у нас Еремейка!

— Только бунтить не будет! Еремейка-то ваш на глаголе болтается. Слышь, он и усадьбу сжег!..