- Ты писатель, тебе виднее.

И Макаров обязательно отыскал эту загадочную Айрис, если бы не попал в переплет с Катастрофой чужого мира. Все произошло так стремительно. А теперь - что попусту руки себе заламывать. Время ушло. Придется ему смириться с тем, что Айрис не посчитала, что в ее присутствии есть необходимость.

Солнце клонилось к горизонту с почти неприличным в данной ситуации безразличием. Макаров изнемогал, он терпеть не мог ожиданий, тем более - ожидания смерти. По своей натуре он был человек деятельный, и вынужденный простой бесил его. Надежда на спасения, по его представлениям, могла быть только у человека, который сам позаботился о своей судьбе.

- Послушай, Фимка, - решил он прервать затянувшееся молчание. - Мы сидим на этих плитах уже часа три, молчим... Не кажется ли тебе, что нам следует что-то предпринять для собственного спасения? Пошевелить, так сказать, ручками?

- Нет! - отрезал Фимка.

- Вот тебе и раз! - удивился Макаров. - А вдруг у нас получится?

- Подождите! - вмешался Иван Ефремович. - Посмотрите вон туда! - он указал рукой в сторону медленно умирающего города.

Макаров повернулся. Он увидел, как обрушилось еще одно здание. А потом заметил двух бегущих в их сторону людей.

- Люди? Кто это? - вырвалось у Макарова.

- Не знаю, - ответил Иван Ефремович. - Они только что вылезли из руин.

- Сюда! Сюда! Давайте сюда! - истошным голосом заорал Фимка.

К своему удивлению, Макаров узнал в одном из бегущих Махова. Другой, надо полагать, был Сергеем Сергеевичем. Через некоторое время они оказались на плитах.

- Вы боитесь бродить по траве? - спросил Махов подозрительно.

- Береженого Бог бережет, - жестко ответил Иван Ефремович.

- Мы не знаем, что в этом мире хорошо, а что - плохо, - вставил Фимка. - И не собираемся устанавливать это на опыте.

На этих словах желание говорить друг с другом окончательно пропало. Сергей Сергеевич расположился в стороне от других, он сидел, обхватив поджатые ноги, словно боялся пошевелиться, его глаза были закрыты. Фимка и Иван Ефремович устроились рядом, при этом умудрялись не обращать друг на друга никакого внимания, как это обычно делают незнакомые пассажиры в метро.

Макаров, к своему немалому удивлению, протянул руку Махову, тот, наверное, чисто автоматически, пожал ее. Так встречаются близкие люди после долгого расставания.

- Все в порядке? - спросил Макаров.

- Ага, - ответил Махов. - Мы умрем вместе. Как и было предсказано.

- Как вы оказались в этом мире? Еще Кочерга предупреждал, что мы не сможем вернуться домой, если окажемся здесь все четверо. Так и получилось. О чем вы думали? Вы же знали, что мы отправляемся в кабинет?

- Я не знаю, что и сказать... Мы не собирались забираться сюда. Это получилось само собой. Скорее всего, существует еще один проход в чужой мир. Каким-то образом способностью перемещаться по параллельным мирам воспользовался вождь компании вызывальщиков сатаны. Помните, я вам рассказывал?

- Да. Продолжайте.

- Сергей Сергеевич - один из них. Мы допросили их руководителя - Волкодава. Где произошел переход я не знаю, не заметил.

- Это сейчас уже и не важно.

- Пожалуй... Мы все-таки нашли Волкодава. Впрочем, опоздали. Он был уже невменяем. Удалось узнать только одно - злоключения золотистых жаб и озера Обильного есть первые проявления нынешней Катастрофы, остановить которую невозможно.

- Притащили бы его сюда...

- Он погиб. Выбросился из окна собственной квартиры с седьмого этажа. А потом его еще и завалило обломками дома. Это все. А вы как здесь оказались?

Макаров подробно рассказал о своем визите к ацтекскому жрецу Крысину и о его теории материализовавшихся галлюцинаций, вызванных пассивной наркоманией. Махов промолчал. Макаров не стал его торопить. Это был последний вечер в их жизни, спешить было некуда.

Они молчали, ни у кого не обнаружилось желания общаться со своими товарищами по несчастью. И это было самым поразительным во всей этой истории. Даже Фимка не попробовал облегчить свою душу. Он сидел чуть поодаль, поджав ноги и угрюмо смотрел в одну точку.

- Желающих исповедоваться не нашлось, - с сожалением констатировал Макаров, никто не обратил внимания на его слова.

- Эй, Махов! Давай поговорим.

Махов не ответил. Прошло еще часа два. Молчание просто бесило Макарова. Он успокаивал себя, повторяя: "Завтра нас уже не будет, а вместе с нами исчезнут и взаимные претензии".

Правильно говорят, что богатство с собой на тот свет не возьмешь. А теперь выясняется, что после смерти бессмысленными становятся и обиды, презрение, ненависть... С них не получишь никакого навара... Макаров усмехнулся. Последний день жизни подтверждал давно известную истину - жить надо так, чтобы каждый день приносил как можно больше радости и счастья!

Макаров знал, что не переживет следующего утра, но это его почему-то мало трогало. Он находил странное успокоение в неизбежности одновременной гибели всего живого. Ему, напротив, обидно было бы сознавать, что исчезнет только он, а остальной мир понесется дальше по своим делам, не обратив никакого внимания на его исчезновение. В неизбежной всеобщей гибели были свои особенности. Например, отбрасывалось за ненадобностью чувство самосохранения. Зачем, спрашивается, выживать, если не будет вокруг привычного мира? Абсурд. К тому же все получалось, как бы, не по его воле... А потому и виноватым признавать себя никакого резона не было...

Стало темнеть. Фимка развел костер. Макаров почувствовал некоторое беспокойство, словно его кто-то обманул, а он поймал обманщика за руку и теперь не знал, что делать с проклятым злоумышленником. Все меньше оставалось времени, чтобы разрешить оставшиеся проблемы. Написание книги к ним явно нельзя было отнести - при всей любви к себе, как сочинителю, Макаров прекрасно понимал, что прочитать его труд будет некому.

Это странное чувство законченности собственной судьбы было самым страшным, что ему приходилось когда либо переживать. Он не мог придумать осмысленное занятие на последние два часа, а потому чувствовал себя абсолютно опустошенным.

Впрочем, в самой постановке подобного вопроса уже содержался готовый ответ - последние часы следовало посвятить поискам "смысла последних часов жизни", который, скорее всего, должен был в чем-то отличаться от "смысла жизни обычного существования", но не принципиально. Действительно, если жизнь конечна - а кто с этим возьмется спорить - значит, последние мгновения должны быть посвящены достижению своего предназначения ничуть не меньше, чем все прочие... Макаров с удивлением обнаружил, что он самостоятельно без чужих подсказок пришел к пониманию основного боконистского принципа. К тому же, весьма затруднительно указать, с какого момента начинаются последние часы жизни... Один из очевидных ответов - с момента рождения...

Макаров поднялся. Ему пришло в голову, что ответы на оставшиеся вопросы должны находиться где-то поблизости. Не могло быть так, что Катастрофа загнала их на этот пустырь, а ответ о смысле их нахождения здесь поместила на другом краю Земли...

Легко оттолкнувшись от бетонной плиты, Макаров прыгнул в густую и сочную траву. Почему-то ему в голову пришло, что именно в ней следовало искать разгадку собственного бытия. Он сразу понял, что это было не самое умное решение - бояться зеленой травы.

Каждый шаг приносил ему ни с чем несравнимую радость, напоминал о безмятежном детстве, когда он гонял в футбол по такой же мягкой и ласковой травке. Он опустил голову, заставив себя пристально смотреть под ноги и побежал. Его дыхалки хватило минут на пять, он запыхался и остановился. Внезапно он почувствовал, что вокруг него все изменилось. Макаров поднял глаза и, не сдержавшись, ахнул от удивления. Он стоял возле огромного здания, откуда оно взялось выяснять не хотелось.