Казалось бы, и сам Сталин в беседе 1 марта 1936 г. заявил: «История говорит, что когда какое-либо государство хочет воевать с другим государством, даже не соседним, то оно начинает искать границы, через которые оно могло бы добраться до границ государства, на которое оно хочет напасть. Оно находит (их) либо при помощи силы, как это имело место в 1914 г., когда Германия вторглась в Бельгию, чтобы ударить по Франции, либо оно берет такую границу «в кредит». Таким образом, Сталин полагал, что Германия нарушит суверенитет Литвы, т. е. был согласен с позицией Егорова и Ворошилова. Но это было и согласие с позицией Тухачевского, с его планом «Бельгия».

Очевидно, обсуждение проблемы началось вскоре после возвращения Тухачевского из поездки в Англию и Францию. Тогда и решено было провести стратегическую игру. Тухачевский настаивал на плане «Бельгия», который, видимо, и был отменен. Сочетание двух факторов — инициирование вторжения в Литву Красной Армии и ее слабая боевая подготовка — должно было привести к столкновению с Германией, в котором Красная Армия потерпит поражение. Сталин был против войны, ибо все военное руководство признавало низкую боевую подготовку Красной Армии.

Именно об этом-то и рассуждал Тухачевский в своих показаниях 1 июня 1937 г., когда предлагал план «Бельгия»: либо заставить прибалтов пропустить советские войска на свою территорию («взять границу в кредит»), либо при их отказе просто осуществить вторжение в прибалтийские республики подобно тому, как это сделали в 1914 г. немцы с Бельгией. Именно на основе этой концепции плана «Бельгия» и был построен сценарий военной игры, видимо, предложенный Тухачевским еще 2 марта 1936 г.

Нежелание Ворошилова принять этот план и могло послужить детонатором столкновения с ним Тухачевского. «2 марта 1936 г., — записал в своем дневнике И.С. Кутяков, видимо, являясь очевидцем события, — маршал Тухачевский вел почти 100 % решительную атаку по Вор. + Егор. + Якир + Уборевич». Обычно сокращения в этой дневниковой записи расшифровывают так: «Тухачевский вел почти 100 % решительную атаку по Ворошилову» и вместе с ним ее вели Егоров, Якир и Уборевич. Но, думается, что в контексте всего сказанного выше более верным будет иная расшифровка: Тухачевский вел почти 100 % решительную атаку по Ворошилову, а также по Егорову, Якиру и Уборевичу. Вряд ли Егоров мог вести атаку по Ворошилову. Уборевич старался напрямую против Ворошилова не высказываться, тем более открыто в его присутствии. Если бы такой случай имел место, то Ворошилов, скорее всего, припомнил бы его на заседании Военного совета 1–4 июня 1937 г. Тем более что Якир и Уборевич были противниками проведения стратегической игры в апреле 1936 г.

Похоже, что на встрече 21 марта 1936 г. Сталин мог заверить Тухачевского в своей поддержке его плана «Бельгия». Этот план маршал и предложил положить в основу заданий на военной игре 19 апреля 1936 г. Отказ начальника Генштаба Егорова от этого плана, поддержанный наркомом, и породил конфликт между Тухачевским и Ворошиловым после завершения этой игры на первомайском банкете 1936 г. на наркомовской квартире.

Следует обратить внимание на тот факт, что в день окончания игры, 25 апреля 1936 г., Тухачевский подал наркому рапорт о предоставлении отпуска, жалуясь «на крайнее переутомление, ввиду неполучения отпуска за 1935 г.». А за три дня до этого Ворошилов получил рапорт начальника госпиталя Мандрыки, в котором тот сообщал о значительном общем и нервном переутомлении маршала Егорова, также из-за отсутствия отпуска в 1935 г… Егоров обратился с указанными жалобами к врачам еще 20–21 апреля, т. е. сразу же после начала указанной выше «штабной игры». Эти документы вполне могут свидетельствовать прежде всего о ранее отмеченной конфликтной ситуации, возникшей в самом начале «игры» по оперативно-стратегическим заданиям. Жалобы и требования «отпуска» главными оппонентами на «игре» можно рассматривать как своеобразные демарши перед наркомом, со ссылками на «болезнь». Это были завуалированные рапорты об «отставке». Маршалы как бы требовали ответа: на чьей стороне нарком? Конфликт и получил свое продолжение 1 мая 1936 г. на квартире у К. Ворошилова: уже в присутствии Сталина Тухачевский бросил обвинение наркому и Буденному в том, что они «группируют вокруг себя небольшую кучку людей, с ними ведут, направляют всю политику» в военных вопросах. Примечательно, что Ворошилов не назвал больше ни одной фамилии из тех, кто поддержал бы тогда Тухачевского.

«На второй день, — по свидетельству К. Ворошилова, — Тухачевский отказался от всего сказанного». Тухачевский «отказался от своих слов» 2 мая, а 4 мая на заседании Политбюро ЦК было принято решение о его отпуске. Это можно было понять так: нарком Ворошилов готов отправить своего 1-го заместителя Тухачевского в отпуск, который в той ситуации вполне можно было истолковать как «временную отставку» и как моральную готовность Ворошилова отправить Тухачевского вообще в отставку с поста замнаркома. Но это мог быть и демарш со стороны Тухачевского: в знак протеста он подал рапорт о предоставлении ему отпуска как предупреждение о своей добровольной отставке.

Егоров же в «отпуск» не ушел. Он был нужен для предстоявших переговоров с военными представителями прибалтийских стран. Ворошилов (читай: Сталин) сделал выбор. Он выбрал Егорова и «отставил» Тухачевского! Для Тухачевского, который вкладывал в эту игру, по свидетельству непосредственных его сотрудников (его начальника штаба по игре Д.А. Кучинского), большую «страстность», такой исход конфликта был катастрофичен. Он был катастрофичен не только лично для него, но и для проблемы вероятной войны на Западном фронте, чреватой, в случае сохранения прежнего оперативного плана, поражением Красной Армии. Такая ситуация, в чем он был убежден, чреватая поражением страны и государства, могла толкнуть маршала на крайние меры для утверждения своего плана войны. (Следует иметь в виду, что во время своей поездки в Лондон в январе 1936 г. Тухачевский беседовал, видимо, и по этому вопросу с начальником Генштаба эстонской армии генералом Лайдонером.)

Что касается «плана Бельгии», то было решено пригласить в Москву начальников Генеральных штабов прибалтийских стран для обсуждения вопроса о военных договорах, которые позволили бы разместить на территории этих стран воинские контингенты РККА. Вопрос о визите начальника Генерального штаба литовской армии обсуждался на заседании Политбюро ЦК уже 25 апреля 1936 г. Примечательно, что именно в этот день завершилась военная игра в Генштабе и именно в этот день Тухачевский подал рапорт о предоставлении ему отпуска («рапорт об отставке»).

В конце апреля 1936 г. маршал Егоров принимал начальника Генштаба эстонской армии, а в начале мая — начальников Генштабов литовской и латвийской армий. Знаменательно, что Тухачевский в этих переговорах участия не принимал. Их вел его главный оппонент, маршал Егоров. Однако политическое и военное руководство прибалтийских стран заявило о своем нейтралитете и отказе допустить иностранные войска на свою территорию. Это вполне устраивало Егорова, поскольку вполне соответствовало его оперативному плану. 4 мая 1936 г. на заседании Политбюро ЦК обсуждался вопрос о предоставлении отпуска маршалу Тухачевскому. Это было косвенное свидетельство об отмене правительственного решения, на которое ссылался Тухачевский: отказ правительства от его «плана Бельгии».

Все сказанное выше, помимо освещения основных оперативно-стратегических вопросов и конфликтных споров по ним между Тухачевским и Егоровым, а также Ворошиловым, обнаруживает принципиальную поддержку Егорова и его оперативного плана Уборевичем и Якиром. Никаких признаков сколько-нибудь серьезного противостояния их с Ворошиловым не наблюдается. Ворошилов вспоминал, что первый его конфликт с «группой Гамарника — Якира — Уборевича» произошел летом 1936 г.

Рассмотрение этого вопроса я полагаю целесообразным начать с фрагмента выступления Ворошилова на заседании Военного совета при наркоме 1–4 июня 1937 г.