«При обсуждении вопроса об охране казарм т. Ворошилов поставил вопрос о снятии Корка, — писал он. — Сейчас т. Корк прислал мне лично письмо с просьбой поддержать его освобождение от поста командующего МВО. Я лично думаю, что вряд ли следует его освобождать». Следует обратить внимание на то, что в ответном письме от 30 августа 1934 г. Сталин согласился с мнением Кагановича. «Корка не следует снимать, — писал он и мотивировал свое мнение: — Дело не только в Корке, а прежде всего в благодушии и ротозействе, царящих во всех округах. Здесь округа подражают центру. Надо вздуть органы политуправления армии и особотдел, которые не подтягивают, а размагничивают людей».

Таким образом, «дело Нахаева» не предопределило дальнейший ход карьеры Корка. Он остался на прежней должности, и Сталин не усмотрел непосредственной ответственности командующего МВО за случившееся. Корк был снят с должности и переведен на руководство Военной академией им М.В. Фрунзе лишь 5 сентября 1935 г. Однако убедительных доказательств того, что его освобождение от должности командующего столичным военным округом было связано с «кремлевским заговором», нет. Пожалуй, более веским основанием послужило общее состояние боевой и профессиональной подготовки в округе.

Выступая на итоговом заседании Военного совета при наркоме обороны СССР 9 декабря 1935 г., 2-й заместитель наркома обороны М.Н. Тухачевский, оппонируя 1-му заместителю наркома начальнику Политуправления РККА Я.Б. Гамарнику, утверждал: «Я хотел бы в одном случае с ним не согласиться, в том, когда он сказал, что Московский округ вытягивается на одно из хороших мест. То, что я видел на маневрах, об этом не говорит». Гамарник попытался слабо возразить, уточняя свою оценку, что «Московский округ медленно выходит в люди». Однако Тухачевский продолжал, и довольно жестко: «Из всех округов, которые я видел, — утверждал он, — Московский округ самый худший, это совершенно бесспорно и безоговорочно. Московский округ несравненно хуже Украинского округа и Ленинградского округа. Так как Август Иванович Корк и т. Кулик находятся здесь, то при них можно говорить и неприятные вещи». Далее Тухачевский стал детально и аргументированно анализировать плохое состояние боевой подготовки в соединениях и частях МВО. Завершая часть своего выступления, посвященную МВО, Тухачевский еще раз подчеркнул: «Московский округ — резко отстающий округ. Я должен это сказать, будет ли на меня сердиться А.И. Корк или не будет, не в этом дело».

Таким образом, для снятия Корка с командования МВО были веские основания и военно-профессионального характера. Для этого совсем не обязательна была компрометация его какими-либо политическими «конспирациями». Эти факторы, видимо, были уже «притянуты» постфактум, когда уже развернулось «генеральское дело», а сам Корк оказался в числе первых по нему арестованных высших командиров. Следует добавить, что, несмотря на смещение с должности командующего МВО в сентябре 1935 г., Сталин все-таки согласился с присвоением Корку одного из высших персональных званий «командарма 2 ранга» в ноябре 1935 г. Это был несомненный признак его личного благоволения Корку.

Итак, все-таки не с «Клубка» стало «раскручиваться» дело о «военном заговоре». Я не стал задерживать внимание на загадочных самоубийствах и внезапных смертях не только М. Томского — он объяснил свой поступок в оставленном им предсмертном письме, из текста и контекста которого вовсе не следовала его связь с «Клубком». Остаются, на мой взгляд, загадочными внезапные смерти высокопоставленных офицеров Красной Армии в апреле — августе 1936 г. — высших авиационных командиров, известного летчика И.У. Павлова, заместителя командующего ВВС РККА А.К. Наумова, а также бывшего начальника штаба МВО ВА. Степанова, странным образом попавшего под трамвай как раз после ареста В.К. Путны, его бывшего начальника по 27-й стрелковой дивизии, и ряда других, менее известных и менее заметных военных. Возможно, эти события как-то связаны с «Клубком», но пока эта связь держится лишь на догадках и предположениях. Вопрос этот нуждается в тщательном прояснении. Быть может, мне удастся вернуться к этим вопросам в другой моей книге. Однако на сегодняшний день ясно одно: именно «большая чистка» в Красной Армии и являлась важнейшим фактором в полосе «массовых репрессий» второй половины 30-х гг. Вопрос, меня интересующий, заключается в том, что же вызвало это дело о «военном заговоре».

Если отвлечься от конъюнктурных политических, идеологических, персональных симпатий и антипатий, что сделать в полной мере чрезвычайно трудно и вряд ли возможно, и взглянуть на судьбу России (как бы она ни называлась, располагаясь на политической карте) в XX в., то перед нами обозначится грандиозная драма, переходящая в несравнимую ни с чем трагедию страны, народа и цивилизации.

Огромная евразийская империя, засомневавшаяся в своей непоколебимости в ходе Крымской войны 1853–1856 гг., стала явственно ощущать первые тревожные потрясения в начале XX в. и рухнула в 1917 г. Возможное ее крушение не исключалось задолго до катастрофы. Ни одна из элит России тогда не мыслила иного вектора ее будущего, кроме «имперского».

Перед натиском разного рода цивилизационных проблем — социально-экономических, политических, культурных и социокультурных, — надвинувшихся на Россию на рубеже XIX–XX вв., со всей очевидностью проявились ее уязвимые, слабые стороны: огромнейшая территория, малочисленное население, в большинстве своем элементарно неграмотное, неосвоенные три четверти ее имперского пространства и претензии на эти пространства соседей со всех сторон, кроме, может быть, и пока со стороны «студеного моря» — Ледовитого океана. Нужно было разрешить острейшую и противоречивую национально-государственную проблему — провести всероссийскую модернизацию и сохранить Россию и не только как пространство. Именно на этом направлении будущего России мыслилось обретение, наконец, давно ожидаемой социальной гармонии, материального достатка и духовной полноты всей страны, всего населения и каждого ее жителя в отдельности. Потом Н.А. Бердяев назовет это «русским коммунизмом». Быть может, именно в этом словосочетании выразилась так называемая «национальная идея», веками зревшая в недрах России, в сознании и подсознании ее народа и, наконец, реализовавшаяся в своих грандиозных и чудовищных масштабах, конечно же, претендовавших на «всемирность». Быть может, у каждого великого, так называемого «исторического народа» в разные времена зарождается подобная же грандиозная «всемирная идея», казалось бы, сулящая «всемирное спасение» в создании подобия «царства Божия на земле», в котором наконец-то и свершится таинство справедливости для всех и каждого. «Свобода, Равенство и Братство», начертанное на скрижалях Просвещения, размноженное на знаменах Великой Французской революции, обернулось равенством обезглавленных на гильотине, их братством в могиле и свободой героической и негероической гибели на полях кровопролитных сражений нескончаемых наполеоновских войн.

Но вернемся в Россию. Обновление ее в индустриально модернизированной «империи счастья», при любых подходах к решению этой проблемы, рано или поздно, так или иначе, должно было свестись прежде всего к неизбежной зависимости России от международной конъюнктуры, главным образом к радикальной модернизации ее оборонной системы. Именно этот фундаментальный фактор был заложен в основание Российской империи, под каким бы названием она ни существовала в прошлом и в будущем. Это — судьба России, если мыслить Россию традиционно-исторически. Эта историческая аксиома заложена и в основу материала и размышлений настоящей книги.

Проблема модернизации России со всей остротой обозначилась еще на рубеже XIX–XX вв. От ее решения зависели место и роль России в распределении и присвоении необходимой для ее населения доли мировых ценностей, создаваемых в условиях «индустриального общества».