— Неужели, — воскликнул Аллейн, — это Октавиус Браун из «Пегаса»?
— Собственно говоря, да, — удивленно подтвердил Уорэндер.
— И мистер Дейкерс ушел с ними?
— За ними.
— Вы полагаете, он намеревался их догнать?
— Да, — без всякого выражения подтвердил Уорэндер.
— А может, он до сих пор с ними?
Уорэндер промолчал.
— И из-за них он пропустил главное событие вечера?
Уорэндер разразился потоком непонятных обрывочных фраз.
— Если он еще там, — обратился к Аллейну Чарльз, — ему следует сообщить.
— Я пойду, — проговорил Уорэндер и двинулся к двери.
— Подождите, пожалуйста, минутку, — попросил Аллейн.
— Почему?
— Давайте сначала узнаем, там ли он. Зачем зря ходить? Можно я отсюда позвоню?
Прежде чем они смогли ответить, он подошел к телефону и стал искать в книге номер.
— Я прекрасно знаю Октавиуса, — учтиво продолжал Аллейн. — Славный человек, правда?
Уорэндер возмущенно посмотрел на него:
— Если мальчик там, я бы хотел сообщить ему обо всем сам.
— Разумеется, — охотно согласился Аллейн. — Ага, вот номер.
Он набрал номер, и они услышали в трубке голос.
— Алло, — проговорил Аллейн. — Мистер Ричард Дейкерс случайно не у вас?
— Нет, — ответил голос. — К сожалению, он уже ушел.
— Правда? А давно?
Что-то неразборчиво ответили.
— Понятно. Большое спасибо. Извините за беспокойство.
Аллейн повесил трубку.
— Он был там очень недолго, — объяснил он. — И ушел оттуда еще до того, как произошло несчастье. Они решили, что он направился прямо сюда.
Глядя на Уорэндера и Темплетона, он подумал, что они оба старательно избегают смотреть друг на друга и на него самого. И тогда он небрежно заметил:
— А вам не кажется это странным. Естественно было бы ожидать, что он обязательно захочет присутствовать во время поздравительных речей?
Очевидно, каждый из братьев ждал, что ответит другой.
Наконец Уорэндер отрывисто заметил:
— Повздорил с девушкой?
— Думаете, что так?
— Я думаю, — сердито заявил Уорэндер, — что какая бы ни была причина, она не имеет ничего общего с этим… с трагедией. Господи! С какой стати!
— Уверяю, — проговорил Аллейн, — я ни в коем случае не побеспокоил бы вас без необходимости.
— Это как посмотреть.
— Да, как посмотреть, и, возможно, я ошибаюсь.
Аллейн видел, что Уорэндера вот-вот прорвет и что сдерживает его лишь присутствие Чарльза Темплетона.
— Может, лучше удостовериться, — предложил Аллейн, — что мистер Дейкерс действительно не возвращался. Ведь гостей было много. Разве он не мог вернуться незаметно, а потом уйти по какой-то совершенно понятной причине. Слуги могли заметить. Не могли бы мы…
Уорэндер ухватился за это предложение.
— Конечно. Пойдемте, — сказал он и, поколебавшись, повернулся к Чарльзу. — Ты не против?
С какой-то особой горячностью Чарльз ответил:
— Делай что хочешь. Если он вернулся, я не хочу его видеть… Я… — он приложил к глазам дрожащую руку. — Простите, — обратился он к Аллейну. — Для меня это слишком.
— Мы вас оставим, — ответил Аллейн. — Не хотите, чтобы пришел доктор Харкнесс?
— Нет, нет, нет. Оставьте меня одного. И все.
— Конечно.
Они вышли. В холле никого не было, кроме констебля, который безучастно стоял в углу.
— Извините меня, — проговорил Аллейн и направился к констеблю.
— Кто-нибудь приходил? — вполголоса спросил он.
— Нет, сэр.
— Впускайте всех, кроме репортеров. Но обратно никого не выпускайте. Спрашивайте имена и говорите, что произошло что-то вроде несчастного случая и производится обычная проверка.
— Хорошо, сэр.
Аллейн вернулся к Уорэндеру.
— Никто не приходил, — сказал он. — Где мы можем поговорить?
Уорэндер посмотрел на него:
— Не здесь, — пробормотал он и повел Аллейна в пустую гостиную, где уже был наведен порядок, но стоял аромат, как в цветочном магазине, от гирлянд Берти Сарасена и слабый запах табака и спиртного. Двери в столовую и дальше в оранжерею были открыты. В оранжерее под наблюдением инспектора Фокса в шезлонге крепко спал доктор Харкнесс. Увидев их, Фокс вышел и закрыл за собой стеклянную дверь.
— Он отключился, но поднять можно, — сказал он. — Я решил оставить его в покое, пока не понадобится.
Уорэндер повернулся к Аллейну.
— Послушайте, — спросил он. — В чем дело? Вы что, стараетесь доказать, что во всем этом какой-то, — он поколебался, — подвох?
— Мы не можем относиться к несчастным случаям, как к чему-то обычному.
— Почему? Все ясно как день.
— Наша работа в том и состоит, — терпеливо объяснил Аллейн, — чтобы собрать всю ценную информацию и представить коронеру. В настоящее время мы не делаем никаких заключений. Не волнуйтесь, сэр, — продолжал он, видя, что лицо полковника сохраняет упрямое выражение, — я уверен, что вы, как человек военный, поймете нас. Это обычная процедура. Ну а кроме того, если быть до конца откровенным, слишком много самоубийств, а также убийств выглядят как несчастный случай.
— Оба ваши предположения возмутительны.
— Будем надеяться, что скоро мы это докажем.
— Но ради всего святого, неужели вас что-то заставляет предположить, что… — он замолчал и махнул рукой.
— Предположить что?
— Что это может быть одно из двух? Самоубийство или… убийство?
— О да, — ответил Аллейн. — Конечно.
— Что?! Где доказательства?
— Боюсь, что я не вправе раскрывать подробности.
— Какого черта не вправе?
— Господи, спаси и помилуй! — воскликнул Аллейн. — Подумайте же! Предположим, совершено убийство — насколько я понимаю, вы тоже могли это сделать. Уж не ждете же вы, что мы преподнесем вам такой подарок и расскажем, как идет расследование? Ведь из всего этого впоследствии на вас могут завести уголовное дело.
— По-моему, вы сошли с ума, — серьезно заявил полковник Уорэндер.
— Сошел или еще нет, но работу свою я продолжать должен. Инспектор Фокс и я хотели поговорить с теми несчастными, которых мы там собрали. Хотите вернуться к мистеру Темплетону?
— Ни в коем случае! — горячо воскликнул полковник и ужасно сконфузился.
— А почему же нет? — сдержанно спросил Аллейн. — Вы поссорились?
— Нет!
— Ну что ж, боюсь, вам придется или вернуться к нему, или оставаться со мной.
— Я… Вот черт, я лучше буду с вами.
— Хорошо. Тогда пошли.
Казалось, что Берти, Рози и Тимон Гантри так и не сдвинулись с места с тех пор, как Аллейн заглядывал к ним. Берти, похожий на разнаряженного ребенка, спал в кресле. Рози плакала. А Гантри теперь читал книгу, взятую у Берти. Он отложил ее и поднялся.
— Прошу прощения за беспокойство, — произнес Гантри, — но позволю себе поинтересоваться, какого дьявола нас поместили сюда и держат так томительно долго.
Тон, которым была произнесена эта тирада, был известен в театре под названием «устрашающий». Гантри стоял перед Аллейном. Оба были почти одного роста.
Берти открыл глаза.
— Кажется, эта комната, — слабо пожаловался он, — наполнена одними разгневанными великанами.
— Вы были здесь помещены, — отвечал Аллейн с некоторой долей суровости, — потому что умер человек. Умер, к вашему сведению, при необъяснимых обстоятельствах. Я не знаю, сколько вам тут придется быть. Если вы голодны, мы распорядимся, чтобы вам сюда прислали поесть. Если здесь душно, можете выйти погулять в сад. Если хотите поболтать, можете воспользоваться телефоном, туалет — в глубине холла, последняя дверь направо.
Наступило оценивающее молчание.
— И самое ужасное в том, Тимми, ангел мой, — проговорил Берти, — что ты не можешь сказать ему по своей милой привычке, что состав исполнителей подобран неправильно и что все свободны, но если он когда-нибудь понадобится в будущем, ты дашь ему знать.
Рози не отрываясь смотрела на Аллейна.
— Вот уж не думала, — пробормотала она, — что увижу такое.
Не рождался на свет еще диктатор, чье поражение не принесло хотя бы каплю удовольствия даже самым преданным его приверженцам. В реакции Берти и Рози как раз и чувствовалось сдержанное ликование. Но тут Гантри взглянул на них так, как обычно смотрел на проштрафившихся актеров, и их лица сразу же сделались равнодушными. Втянув по обыкновению в себя воздух, он произнес:
