— Затем, что ты поскользнулась, закричала, а я услышал и спас! — торопливо пояснил Сергей.
— Боюсь! — жалобно всхлипнула девушка.
— Давай быстрей, — подтолкнул ее к промоине Шабанов. — Пока шведы не набежали!
Вылле всхлипнула еще раз, легла на живот и неуклюже сползла в реку. Ледяная вода обожгла тело. Дыхание сбилось, руки изо всех сил вцепились в спасительный кушак.
— Теперь вылезай! — прохрипел Сергей. — Без суеты!
«Злой русс! — мелькнула полная обиды мысль. — Она сейчас утонет, а он кричит, как муж на нерадивую жену… Жену?»
Сравнение пришлось как нельзя более кстати — когда тебя ждет постройка новой тупы и красивый сильный жених, тонуть не хочется ни чуточки! Вылле осторожно легла грудью на лед и позволила Шабанову себя спасти… великодушно простив исцарапанные о лед щечку и ладошки! И даже то, что этот бессовестный русс протащил ее прямо по крови убитого шведа!..
— Ha! Een monker thwar een fnask! /Ха! Монах девку купает! (древнешведск.)/
— Thu veet thet tha — samer löghar aldrigh! Hälder ryza bestaar äkke don! /Ты же знаешь — саамы никогда не моются! Даже русс вони не выдержал! (древнешведск.)/
Наглые сытые голоса прозвучали в тот момент, когда Сергей помогал девушке встать на ноги. Немного позже, чем задумывалось, но гораздо раньше, чем хотелось — лучше бы шведы увидели спасение… или не появлялись вовсе.
Двое громил остановилось на кромке обрыва, наслаждаясь нежданным представлением. Плечистые, бородатые, в кожаных истертых ныне снятыми кольчугами кафтанах, толстых шерстяных штанах и крючконосых сапогах-пьексах — отборная весайненовская гвардия. Всей и разницы — у одного борода веником, а у второго лопатой.
«Два брата — Веник да Лопата… — зло хмыкнул Сергей. Что дальше-то? Трупа нет, причина крика ясна — может уйдут?»
Что было на уме у шведов выяснить не удалось — понявшая сказанное Вылле решила постоять за себя:
— Sellaiset tomput quin te eivetpe pese pudhaks saunasken! — крикнула обиженная девица. /Таким козлам, как вы, и в сауне не отмыться!(финск.)/
В ответ с откоса донесся злобный рев.
Не утруждаясь поиском тропы, шведы спрыгнули с обрыва, по-медвежьи неуклюже выдрались из наметенного внизу сугроба. Разбойничьи хари кривились глумливыми ухмылками.
«Зря топор вместе с трупом утопил!» — пронеслось запоздалое сожаление.
Мокрый кушак оттягивал руки. Сергей машинально подпоясался… по бедру тяжело шлепнул втиснутый в кожаные ножны лопарский клинок.
«Нож! Как забыл?» Ладонь сомкнулась на резной костяной рукояти. Клинок охотно, словно ждал случая, выскользнул из ножен…
Лопата осклабился, в руке привычно, с наглой ленцой скрежетнув металлом, возник полуметровый широкий тесак.
«Хреновый бой получится — вояки тертые, сразу в стороны разошлись… Хоть бы одного завалить!» Сергей, утаптывая площадку, переступил с ноги на ногу. «Опять умирать… надоело уже…»
— Беги отсюда! — бросил он через плечо. — Им сейчас не до тебя станет… ненадолго.
Вылле замешкалась, Сергей нетерпеливо двинул локтем… девушка болезненно охнула — видимо попал в живот. Время таяло с катастрофической быстротой.
— Быстро, дурища! — рявкнул он.
За спиной всхлипнули, донесся топот убегающих ножек… периферийное зрение уловило тонкий смазанный силуэт. Девушка огибала шведов по широкой дуге. «Это правильно — нечего козлам на девку отвлекаться. Теперь дать ей время убраться подальше… Побольше времени!» Шабанов, сбрасывая напряжение, повел плечами. Глаза полыхнули отчаянно — яростным блеском.
— Ну, с кого начинать? — в голосе бурлило шальное веселье.
Русского шведы не знали, но клинок достаточно красноречиво указал сначала на одного, затем на другого. Указал и, переброшенный в обратный хват, спрятался за предплечьем.
— Чего замялись-то? На тот свет неохота? Фигня, я пробовал — сперва больно, а потом привыкаешь.
Прищуренные глаза цепко следили за противниками — шведы еще далеко, навстречу рвануть — под удар подставиться…
Он ждал, перенося центр тяжести с одной ноги на другую, готовый в любой момент взорваться смертоносной вспышкой. Последней, финальной.
Шведы остановились, переглянулись…
— Myölksugh riukar äkke at är fyrmer döder! — в голосе Веника смешались бравада и страх. — Man bör forklara, han fallar sik siälfer tha! /Сопляк не чует, что он уже мертвец! Надо объяснить, тогда сам упадет! (древнешведск.)/
Лоб Лопаты собрало в гармошку тягучим мыслительным процессом… тело продолжало двигаться и без участия атрофированного за ненадобностью мозга.
— Kafti slogh äkke kvalpin, Pekka hälder äkke… hälder vräkte äkke for Ivar — tok vereldi! — нерешительно заметил он. — Om vi umgörom, huath sigher Pekka? /Кафти щенка не убил, Пекка не убил… даже за Ивара мстить не стал — виру взял! Мы убьем, что Пекка скажет? (древнешведск.)/
Оба еще больше замедлили шаг — последнее дело сердить вожака. Не любит Весайнен, когда его сердят. Ох, не любит!
Сергей почуял возникшую неуверенность. «Веник на шажок ближе… Вот он, шанс. Сейчас или никогда!»
И все-таки Шабанов не сдвинулся с места — неподвижный, но живой он прикупал для Вылле куда больше времени, чем остывающий на льду труп.
«Если у Матула хватит ума, он сейчас же свалит вместе с внучкой подальше от весайненовского хутора. Быстрей оленя.»
— Pekka skal äkke väria ryz! — наконец решил Лопата. — Num tagher litin vereldi. /Не станет Пекка за русса заступаться! Разве что малую виру возьмет.(древнешведск.)/
Шведы возобновили движение, охватывая Сергея с флангов. Шанс достать врага, и без того призрачный, замигал и погас.
«Все… и на кой божку лопарскому эта бодяга с переселением сдалась? Развлечься? И сам он дурак, и шуточки…»
О смерти не думалось. Затерявшийся во тьме веков Мурманск и вовсе не вспоминался. Осталось настоящее — нож в руке, истоптанный с пятнами крови снег и ненавистные бородатые рожи шведов.
Сергей попятился — до валуна.
«Теперь хоть со спины никто не зайдет… а бить надо Веника — похлипче и чутка прихрамывает…»
С этого момента Шабанов сосредоточил внимание на Лопате, на Веника даже не косился — чтобы не вспугнуть. «Промеж ног ему — не ударить, обозначить. Опустит руки, куда денется. Тут-то по глотке и полоснуть… Еше пара шагов, и можно прыгать… ну…»
Веник неожиданно выгнулся, словно получив камнем в спину. С губ сорвался полустон-полурык. Рука метнулась за плечо.
— Huath hafuer thu, Erik?! /Ты чего, Эрик?! (древнешведск.)/
Лопата, забыв о Шабанове, повернулся к приятелю…
Сергей оттолкнулся ногой от валуна и прыгнул — «рыбкой», на лету отбивая вскинутую шведом руку. Зажатый обратным хватом нож нырнул в спутанную сальную бороду, легко и небрежно чиркнул по горлу…
Шабанов упал. Плашмя. Подставив спину, под неизбежный удар тесака… «Узнать бы напоследок, — сердито подумал Сергей, — убил или поцарапал?» Умирать даром обидно…
На затылок плеснуло горячим. Шабанов не выдержал неведения, привстал…
Швед хрипел. Узловатые пальцы, выронив тесак, сжимали рассеченное горло. Грудь заливал широкий алый поток. Кряжистое тело упорно держалось на ногах — не хотело верить, что уже мертво.
Пресловутая ирония судьбы.
Веник лежал в двух шагах от Сергея. Из спины шведа торчала длинная лопарская стрела… Налетел ветер, оперенье загудело рассерженным шмелем…
— Вставай, русс. Уходить пора! — негромко окликнули с обрыва.
— Матул? — Шабанов сел. В ушах грохотала накачанная адреналином кровь. — Я думал, ты уже далеко…
— Я хотел, — хмыкнул лопарь. — Вылле без тебя не едет.
— Ну и дура! — в сердцах выругался Шабанов.
— Я говорил! — покивал лопарь. — Не помогает. Совсем глупый девка. Зачем отбивался? Олаф сильный был, хорошего бы сына родила…
Лопарь сплюнул.
— Девка глупый, ты больше глупый — она в вежа сидит, ты на снег. Ей теплее. Будем ходить или Пекка ждать? Пекка разбираться не будет, кто из вас Олафа убил. И этих тоже… Втроем на сосне хорошо. Не скучно.
