Град ударов понемногу стихал, но и тимшины руки налились каменной усталостью, а в мышцы при каждом взмахе, словно шильями тыкали… Хорошо хоть спину подпирала стена здания — и охлаждает, и сзади никто не нападет…
Припомнить, когда сумел к ней пробиться, Тимша не мог.
Да и не особенно стремился — удалось, и ладно…
«Ну, что же вы? Давай, подходь…» — Шабанов недоуменно остановился на полувзмахе, не сразу поняв, что драться уже не с кем.
На тротуаре лаково чернели кровавые лужи, в паре шагов недвижно лежали двое, вдалеке виднелись быстро удаляющиеся силуэты — кто-то кого-то тащил, окованные железом ботинки скрежетали по асфальту… Вожак, как и положено, крикнул:
— Мы еще встретимся!
Издалека крикнул — чтоб не догнали.
Шабанов не услышал — осматривался в поисках отрубленных голов и рук. «Ни одной! — Вяло шевельнулось удивление. — Неужели обухом молотил?»
Тимша толкнул одного из лежащих носком ботинка. Едва не упав — ноги подкашивались, отказываясь держать свинцом налитое тело. Налетчик негромко застонал, попытался отползти в тень. Второй меленько вздрогнул, под штанами начала расплываться вонючая лужа.
«Очухаются… — вяло подумал Тимша. — Крысу ухайдокать нелегко…»
Шабанов повернулся к ползущему.
«Не дергайся, добивать не буду!» — хотел сказать Тимша… слова застряли в глотке, на асфальт мокро шлепнулся кровавый сгусток.
«Тьфу на вас… вконец замотали!»
Злость и гнев ушли. Кружилась голова, не слушались руки. Даже топор вернулся за пояс лишь с четвертой попытки… Собрав уцелевшие крохи сил, Тимша сделал неверный шаг…
«Еще и гололед… ничо, потихоньку доплетусь», — подбодрил он себя. Верилось с трудом.
Город обступает со всех сторон, пустынный, сонный. До круглые сутки бурлящего центра еще с километр. Элита гуляет, а народ спит — ему завтра к станкам и прилавкам…
Из-за поворота, с визгом покрышек, вылетел «БМВ» — раздувшийся от спеси, сверкающий лаком. Магнитофон в салоне ревет взлетающим истребителем… Хамовато фыркнув выхлопом, автомобиль уносится вдаль, габаритные огни теряются в переливах реклам… Хозяева жизни…
Идти удается с трудом — напряжение быстро спадает, на его место приходит боль. Не дают вдохнуть треснувшие ребра, саднят порезы, кружится голова, мир застит розовой мутью… Добраться бы до квартиры…
Мысли, тягучие как намедни слышанное болеро Равеля, постоянно возвращаются к событиям прожитого дня…
«Двоих бандюков не стало… это хорошо. Зато по-прежнему есть Рогожа и коренастый вожак… и те, кто придет на смену Гарику… А кому прийти найдется — слишком много дерьма вокруг. Слишком много… Слишком.»
Подъезд встретил тишиной. Тишина воняла мочой и жареной рыбой. Лифт, кряхтя и жалуясь на мешающих спать полуночников, спустился, но подниматься отказался наотрез. Сколько бы Тимша ни жал на закопченые вандалами кнопки. Значит, пешком… со ступеньки на ступеньку… этаж за этажом…
— Шабанов? Ты?
Голос казался смутно знакомым, но кому он принадлежал, Тимша вспомнить не мог. И разглядеть окликнувшего тоже лампочка на площадке не горела.
Снова неприятности? Тимша оттолкнулся от перил, чтобы вновь, как в подворотне, ощутить за спиной прохладную надежность стены.
— К-хто?
— Да я это — Венька! — радостно сообщил приблизившийся голос и тут же сменил тон на озабоченный. — Ну ни фига себе! Ты что, в мясорубку попал?
— Вроде того, — согласился Тимша. — Помоги домой дойти.
Колени подогнулись, Шабанов повис на перилах.
Мир вернулся. Вместе с чашкой горячего кофе в ладонях, уютным креслом, бубнящим в углу телевизором… и потерянно сидящем на фанерном прадедовском чемодане Леушиным.
— Я из дома ушел, — печально сообщил Венька. — С папашкой вдребезги разругался и ушел. Думал, завтра шняку доделывать…
Конопатая физиономия олицетворяла вселенское уныние. Взбунтоваться против отца, хлопнуть дверью… и зачем? Чтобы узнать о сгоревшем гараже? Узнать, что все впустую?
Тимша собрался с силами и улыбнулся — Веньку стоило подбодрить… перед тем, как сказать главное.
— Ничо, мы еще не то что шняку — лодью построим! Однако, я о другом подумал…
Заплывший глаз Шабанова неожиданно остро уставился на Веньку. Тот встрепенулся, на миг став похожим на прежнего Леушина. Тимша замялся — ввергать парня в очередные неприятности не хотелось… но приходилось.
— Вот что, друг мой Венька… ты железяку, что под пол в гараже прятали помнишь?
Венька недоуменно нахмурился, но тут же сообразил:
— Это ты про пистолет?
— Про него, про него… в общем… сожгли гараж-то. Думаю, Кабан и Гариком и сожгли. А железяка могла и уцелеть. Надо бы за ней сходить — прав ты был, топором от этих скотов не отмашешься… принесешь?
Венька, ошарашенный новостью, сначала даже не понял, чего от него хотят… губы вздрогнули, повлажнели глаза…
— Как дальше-то? — жалобно спросил он. — И зачем теперь…
— Пистоль принесешь? — безжалостно перебил Тимша.
Венька уже было собрался отказаться от глупого и опасного предприятия… но встретил тимшин взгляд. Жесткий, совсем не юношеский. Тимша ждал ответа.
И Венька кивнул.
Глава 5
«Еще недавно я был безумен… и свободен. От напрасных надежд, тоски, отчаяния… от всего!
И прекрасно себя чувствовал. Изумительно чувствовал! Волшебство темноты… ни переполненных горечью воспоминаний, ни страха перед будущим… Лишь окутанное черным бархатом Ничто. Навечно!
У-у, предок! Кто его просил?! Залез в мою шкуру? И сиди, не рыпайся! Нет, приперся, разбередил душу… Мать избили…»
Материнское лицо… с младенчества знакомый образ плывет, словно отраженный в струящейся воде. Сквозь текучий лик временами проглядывают черты оставшейся в Умбе Агафьи… Как она там? Спаслась ли?
«Хреново быть живым — бандиты, Весайнен…»
Заросшая густой шерстью харя непрошено возникает из небытия: шапка волос под черным с серебряной окантовкой шлемом, клочкастые брови, глубоко посаженные злобные глаза, мясистый угреватый нос, скребущая по доспеху борода…
«Ублюдок! И в смерти не забыть!»
Что мертв, Шабанов не сомневается — мягкая чернота просто не может принадлежать миру живых… Ничто кажется чудесным подарком богов… Казалось — пока не появился Тимша.
«Кто его пустил? Зачем? И здесь нет покоя!»
Сергей бросает себя в полет. Бьющий в лицо ветер понемногу выстуживает гнев…
«Ветер? Что ж, пусть будет…»
Ничто прилежно исполняет любые прихоти. Даже невысказанные. Разве что есть — пить не предлагает — зачем мертвецу еда? Или сон?
«Заказать что-ли верстовые столбы? Или звезды над головой?» Улыбка кривит губы. «Что ж, давай закажем…»
Его несет сквозь Ничто. Ветер немилосердно треплет отросшие волосы. Сергей терпеливо ждет, и звезда зажигается…
Одна. Прямо по курсу. Слух ловит высокий — на грани слышимости — вой. Звезда поет.
Как голодная волчица.
Ветер на миг стихает, затем становится попутным, и настойчиво подталкивает навстречу звезде.
«Что за напасть? Я этого не просил!»
Сергей пытается отменить заказ… свернуть в сторону… затормозить… Тщетно — звезда тянет к себе.
Звездный плач усиливается, проламывает стену ветра… Ослепительная точка обретает размер, растет… Вой превращается в ураганный рев…
«Мальстрем в Ничто?» Ироничный смешок умирает, не успев родиться. Понимание наполняет ужасом — впереди ждет то, от чего так старательно бежал…
Впереди ждет Реальность.
* * *
Боль возвращается, чтобы по-хозяйски обосноваться во вновь обретенном теле. Изголодавшись за прошедшие дни торопливо наверстывает упущенное. Игольчато-острые зубы впиваются в живот, крючковатые когти раздирают спину, адское пламя жжет руки…
Сергей не выдерживает и стонет. Рядом слышен шорох, тихо звучит встревоженный девичий голос, на раскаленный лоб ложится прохладная смоченная водой тряпица…
Пить хочется невыносимо, а драгоценные капли впустую стекают по вискам… Надо попросить… если получится разлепить намертво спекшиеся губы.
