[Опущено]

Десять: Где ты и твои сообщники проводили свои встречи и обсуждали планы?

Орсо: Мои господа, мы встречались на улицах, на рыночных площадях, на Большом канале, на рыбалке. Мы не прятались.

Десять: А как насчет постоялых дворов и домов в нижнем городе?

Орсо: Никогда. Это было бы слишком опасно.

Десять: Так говоришь ты, но мы говорим, что ты защищаешь группу предателей там, внизу.

Орсо: Нет, мои господа. Нам было безопаснее на улице. Иногда мы заходили в приходские церкви, Сан-Мартино и Сан-Даниеле, например, но только для молитвы.

Десять: И поскольку твоя доминиканская ряса была вам хорошим прикрытием, вы смотрелись как невинная группа, собравшаяся вместе для молитв, не так ли?

Орсо: Да, мои господа. Этот секрет лучше было хранить на людях. Наше излюбленное место встречи находилось неподалеку от этого помещения. Площадь Сан-Марко. Мы обычно ходили туда, потому что это не вызывало подозрений. Моя доминиканская ряса и дворянское происхождение одного из нас позволяли еще троим членам нашего кружка спокойно находиться в этой части верхнего города.

Десять: Тебе доставляет удовольствие издеваться над нами, рассказывая о ваших прогулках вокруг Сан-Марко, не так ли, брат Орсо?

Орсо: Нет, мои господа. Я ваш пленник, я стараюсь наилучшим образом ответить на ваши вопросы.

Десять: Нет, ясноглазый сир Орсо. Ты думаешь, что можешь водить нас за нос, и мы пока что милостиво позволяем тебе это делать, но только потому, что мы держим тебя за яйца, за твои упитанные монашьи яйца, и прекрасно знаем, что через пару дней от них останется только кровавое месиво.

Орсо: Мои господа, но ведь оттого, что вы лишите меня мужского достоинства, у вас его не прибавится.

Десять: Прекрасно, болтун. Это можно сделать прямо сейчас. Стражники, выведите его отсюда и…

Первая маска: Нет, господа. Еще не время. Пусть говорит. Он, очевидно, один из capi. Он знает слишком много. Черт с ней, с его надменностью.

Вторая маска: Этот человек — чудовище, не знающее раскаяния, господа. Вы это видите и слышите. Поэтому говорю: пусть наказание начнется сейчас же.

Первая маска: Нет, господа. Если мы пойдем этим путем, то потеряем целый день, даже больше. Это мелочная, бесполезная месть. Подумайте об этой процедуре. Он скорчится от боли в три погибели, не сможет ни слушать, ни говорить, а нам нужны факты сейчас, а не завтра. Посему призываю проголосовать.

[Примечание: Голосование о предложениях в Совете происходило тайно. Решения принимались простым большинством от десяти голосов. В случае равного голосования, пять к пяти, учитывался голос предводителя шести советников дожа, они присутствовали почти на каждом заседании]

Результат: семеро против кастрации, трое за. Предложение отклонено.

Десять: Брат Орсо, тебе следует благодарить нас за результаты этого голосования. Тебе еще рано молиться — это впереди. Наказание за твою дерзость отложено, но берегись. Заметь, что, в отличие от тебя и твоего Третьего Города, мы здесь поступаем по правилам. Но внемли предупреждению и держи свой язык под контролем. Три голоса уже отданы против тебя. Можешь быть уверен, их количество будет расти.

Признайся, что присоединился к заговорщиком из злобной зависти. Ты ненавидишь знать.

Орсо: Простите, мои господа, но я должен сказать нет. Я дал клятву Третьему Городу, потому что их благие и милосердные устремления нашли во мне сочувствие.

Десять: Принимая во внимание то, что вашей целью было кровавое уничтожение дворянства, это сомнительный ответ.

Орсо: Мои господа, полный ответ в моем письме к вам.

Вторая маска: Это письмо возмутительно!

Третья маска: О Небеса, дайте же ему говорить!

[Примечание: В краткой приписке сверху этой молитвы, найденной среди его документов, Бернардо отмечает, что исповедник призвал его сосредоточиться на одной мольбе, записать ее и повторять снова и снова]

Отец Небесный, на коленях молю Тебя, я прошу именем Твоей священной крови, да минет меня чаша сия. Сокруши мои кости, брось тело мое на колья, пусть я умру, только оставь его в живых и не допусти, чтобы я увидел его [Орсо] плоть окровавленной и сломленной. Да не услышу я, как он будет вопить от страданий.

Из милости, ниспосланной Твоими ранами на Кресте, брось меня в зловоние бесов вопиющих. Я не устрашусь их, если Ты сохранишь свет в очах его и силу в членах его.

Отец, что мне делать? Как раскрыть уста мои для дыхания? Как смогу я жить дальше в этом грязном сосуде, моем зловонном теле, и видеть, что он умирает? Возьми меня вместо него, вскрой ребра мои, исхлещи мое лицо, заставь меня расплатиться раньше, чем призовешь его. Я старше, мудрее, я куда более жесток и испорчен. Неужели так скоро забыл Ты ужасные грехи моей молодости?

Я хотел нового города, но не такой ценой: не в агонии и нечистотах, не под зрелище и звук сокрушаемых зубов и вырванных языков, не ценой выдранных волос, криков и паленой плоти, не ценой потока крови, не под горны гнева, не в сточной канаве унижения и стыда.

Боже милостивый, мой Боже, за все свои дни никогда не молился я из таких глубин страдания и надежды, из такой горящей истины и нужды. Забери деньги Лореданов: золото, фермы, леса, корабли и дома — и отдай их нижнему городу, все до последнего гроша. Но пошли мне одну милость: отведи от него весь этот ужас и ниспошли его на меня, только сохрани ему жизнь. Пусть участь его станет участью моей плоти, пусть мне достанется расплата. Я заслуживаю этого — не он.

Простершись ниц, взываю к Тебе. Сокруши меня. Я ввел этого молодого монаха в заблуждение. Боже всемогущий, Ты все видел. Прости мне, умоляю Тебя, наказав меня с высочайшей и последней жестокостью. И прости ему, передав мне всю боль его. Аминь.

[Опущено]

Десять: Послушай нас, нечестивый священник. Ты говоришь и говоришь, но слова для тебя — лишь искусство лжи. Неужели все члены вашей тайной церкви любят такую болтовню? Чем вы были тогда, сборищем болтливых баб? Конечно нет. Вы были и остаетесь подлыми злоумышленниками и врагами Венецианской Республики. И у тебя хватает наглости прийти сюда и прикидываться человеком, который не хочет ничего, кроме света и тепла Божьего для нижнего города, когда на самом деле ты был готов убить всех наших лучших людей, завладеть нашей собственностью, надругаться над нашими женщинами и ввести толпу своих оборванцев в наш город, поправ законы Венеции и свои святые обеты.

Орсо: Нет, мои господа.

Десять: Да, сир манерный монах, ты держишься столь высокомерно, как будто ты слишком тонок и умен для почтенных людей, собравшихся в этом покое. Что ж, посмотрим. Давай перейдем к сути. До сих пор мы играли с тобой, но в то же время не забывали подсчитывать все твои обманы. Теперь мы хотим, чтобы ты описал структуру Третьего Города. Кто в него входит, как их зовут и как много вас? Это единственные вопросы, которые нас интересуют. Отвечай!

Орсо: Мои господа, имея все основания опасаться Совета Десяти, мы были вынуждены защищаться от предательств любого рода. Потому мы воздвигли границы внутри самого Третьего Города, чтобы наилучшим образом уберечь capi и группу в целом. Но я сам никогда не видел наших предводителей и не знаю их в лицо. Братство Третьего Города было разбито на объединения по пять человек. Только один человек в каждой пятерке знал еще одного члена, не входящего в его группу. Указания поступали и исходили только от этого человека. Я допускаю, что где-то, на определенном уровне, эта структура прерывалась и все сосредоточивалось в руках тех, кто нами управлял.

Вторая маска: Невозможно, господа. Невозможно таким образом организовать серьезный заговор и придать ему хоть какое-то единство. Если мы поверим заключенному, нам придется допустить, что у наших врагов не было надежного способа передавать приказы. Это первая нелепость. Во-вторых, если большинство заговорщиков никогда не видели своих предводителей, как они могли им доверять? Они же все рисковали своей жизнью. Вспомните о яде. Монах снова лжет.