По закону психически больной паупер должен сначала поступить на осмотр к участковому приходскому врачу, который обязан сообщить о нем чиновнику попечительства о бедных; последний должен уведомить магистрат, по приказу которого больные должны препровождаться в приют для умалишенных. Фактически же ни одно из этих предписаний не выполняется. Умалишенных пауперов без дальних околичностей отправляют в работные дома, где они и остаются на всю жизнь, если только они не буйствуют. Предложения членов комиссии по психическим заболеваниям при их посещениях работных домов о переиоде в дома умалишенных всех больных, которые могут поддаться лечению или за которыми нет надлежащего ухода, обычно аннулируются свидетельством медицинского работника попечительств о том, что данный больной «не буйный». Что представляют собой условия жизни умалишенных в работных домах, можно видеть из следующих фактов, приведенных в последнем отчете о психических заболеваниях, который «правдиво рисует общую картину условий жизни умалишенных в работных домах».

В лечебнице для умалишенных в Норидже тюфяки и подушки даже физически слабых пациентов набиты соломой. Полы к тринадцати маленьких комнатах каменные. Ватерклозетов нот. Ночной надзор в мужской половине отменен. Ощущается сильный недостаток в одеялах, полотенцах, фланелевом белье, смирительных рубашках, умывальных тазах, стульях, тарелках, ложках и других столовых принадлежностях. Вентиляция плохая. Приводим следующую выдержку из отчета:

«Нельзя было верить даже тому, что по своему внешнему виду вначале могло произвести благоприятное впечатление. Так, например, обнаружилось, что большинство постелей, занятых грязными больными, обычно убиралось по утрам и на день заменялось только для видимости более приличными и чистыми, для чего на кровати клали чистые простыни и одеяла, которые регулярно убирались вечером, когда опять клали грязные постели».

Возьмем в качестве другого примера Блэкбернский работный дом:

«Дневные комнаты в нижнем этаже, занятые мужчинами, малы, низки, темны и грязны, и значительная часть площади, предоставленной 11 пациентам, загромождена несколькими тяжелыми стульями, к которым пациенты привязаны ремнями, а также большой, выступающей вперед каминной решеткой. Комнаты женщин на верхнем этаже также чрезвычайно переполнены, а в одной из них, которая служит одновременно спальней, большая часть площади отгорожена под отхожее место; кровати поставлены вплотную друг к другу. В спальне, где ютится 16 больных мужчин, воздух спертый, и там дурно пахнет. Она имеет 29 футов в длину, 17 футов 10 дюймов в ширину и 7 футов 5 дюймов в вышину; таким образом, на каждого больного приходится 2,39 куб. фута. Все тюфяки из соломы, исключения не делается даже для заболевших или прикованных к постели пациентов. Наволочки все очень грязные и носят на себе следы ржавых железных прутьев кроватей. Уборка постелей, по-видимому, предоставлена в основном самим пациентам. Многие пациенты отличаются нечистоплотностью в своих привычках, что объясняется главным образом отсутствием надлежащего ухода и внимания к ним. Ночной утвари очень мало, а посреди большой общей спальни ставится на ночь бочонок для общего пользования мужчин. Дворы для прогулок — два для женщин и два для мужчин — посыпаны гравием, окружены высокой стеной и без скамей. Самый большой из этих дворов имеет 74 фута в длину при 30 футах 7 дюймах ширины, а самый маленький — 32 фута на 17 футов 6 дюймов. В одном из этих дворов имеется камера, которая время от времени служит для изоляции буйствующих пациентов. Она целиком выстроена из камня и имеет маленькое квадратное отверстие для света, перегороженное в целях предупреждения побега больных железными прутьями, но без ставен и рамы. На полу камеры — большая соломенная постель, а в одном из углов стоит тяжелый стул. Отделение это отдано целиком на откуп одному санитару и сестре; управляющий работным домом редко вмешивается в их дела и вообще не наблюдает за этим отделением дома с такой тщательностью, как за другими».

Чувство крайнего отвращения не позволяет нам дать здесь выдержки из отчета членов комиссии о работном доме Сент-Панкрас в Лондоне, представляющем собой ад кромешный. Вообще говоря, в Англии найдется мало таких конюшен, которые не показались бы будуарами по сравнению с палатами для умалишенных в работных домах и в которых обращение с четвероногими нельзя было бы не назвать сентиментальным по сравнению с обращением, которому подвергаются умалишенные из бедных слоев населения.

Написано К. Марксом 30 июля 1858 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5407, 20 августа 1858 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Читатели, наверное, помнят, что в 1857 г. британский парламент был поспешно созван в связи с приостановкой действия закона об Английском банке, которую премьер-министр и канцлер казначейства декретировали на свой страх и риск письмом от 12 ноября, в самый разгар финансовой паники. Как только прошел билль, освобождающий правительство от ответственности за нарушение закона, в заседаниях парламента был объявлен перерыв, но из его состава была выделена особая комиссия «для расследования действия законов 1844 и 1845 гг. об Английском банке, а также причин недавнего торгового кризиса». В действительности комиссия заседала уже с начала 1857 г. и успела опубликовать два увесистых тома о действии и последствиях законов 1844–1845 гг. об Английском банке — один со свидетельскими показаниями и другой с приложениями[383]. Труды комиссии были почти забыты, когда начавшийся торговый кризис снова вызвал ее к жизни и доставил ей «дополнительный материал для расследования». В двух упомянутых нами увесистых томах ровно за два месяца до гигантского торгового краха комиссия заявляла, что торговля Англии является «здоровой» и ей «ничто не угрожает». Что же касается действия закона сэра Роберта Пиля об Английском банке, то лорд Оверстон 14 июля 1857 г. разразился в комиссии такими дифирамбами:

«Благодаря точному и быстрому претворению в жизнь принципов закона 1844 г.», — сказал он, — «все прошло гладко и легко; денежная система прочна и непоколебима; процветание страны не подлежит сомнению; вера общества в мудрость закона 1844 г. растет с каждым днем; и если комиссия хочет получить дальнейшие практические доказательства здравости принципов, на которых он основан, или узнать, к каким благотворным результатам он привел, то надлежащим и достаточным ответом ей будет: посмотрите вокруг себя, посмотрите на нынешнее состояние торговли страны, посмотрите на довольство народа, посмотрите на богатство и процветание всех классов страны. И после этого пусть комиссия решает, следует ли ей отменять закон, благодаря которому были достигнуты такие результаты».

Шесть месяцев спустя этой же самой комиссии пришлось поздравлять правительство с тем, что оно приостановило действие именно этого закона!

Комиссия насчитывала среди своих членов не менее пяти канцлеров и экс-канцлеров казначейства, а именно: г-на Дизраэли, сэра Дж. К. Льюиса, г-на Гладстона, сэра Чарлза Вуда и сэра Фрэнсиса Беринга да еще в придачу г-на Уилсона и г-на Кардуэлла, двух людей, давно привыкших снабжать идеями и советами английское министерство финансов. Кроме этих лиц, в комиссию вошли все тузы английской бюрократии. Фактически она насчитывала свыше двух десятков членов и представляла собой замечательное средоточие финансовой и экономической мудрости. Ей пришлось решать следующие вопросы: во-первых, о принципах закона 1844 г. об Английском банке; во-вторых, о влиянии на торговые кризисы выпуска банкнот, оплачиваемых по требованию, и, наконец, об общих причинах недавнего кризиса. Мы предполагаем дать здесь краткий обзор ответов комиссии на все эти вопросы.