– Спасибо за вмешательство. Вы прибыли как раз вовремя. Она едва не выставила меня.

– Я мог бы сказать заранее, что на другого рода прием тебе нельзя было рассчитывать. – Подойдя к Равенне, он взял ее за подбородок, заставив поднять голову и встретить его взгляд. – Ну почему ты вечно делаешь какие-то глупости? То убегаешь от меня, то отказываешь на мои предложения. Что ты надеешься извлечь из этой жизни такого, чего я не способен предоставить тебе?

– Независимости, – прошептала она.

Глаза его снова сердито вспыхнули:

– Неужели она стоит жизни? Тебя запросто могли бы убить в лесу, одинокую и беззащитную.

– А Малахия считает, что за нее можно умереть.

– Это не одно и то же.

Она негромко ответила:

– Я борюсь не за страну, а скорей за себя. Я не католичка и не принадлежу к протестантам. Люди Лира сторонятся таких, как я. Для них я отверженная, неудачница. Но я знаю обращение, на которое англичане обрекли ирландцев. Сама я ничто, и у меня нет ничего, кроме себя самой. Но я не позволю тебе делать со мной все, что угодно.

Слова эти явно тронули Ниалла. Равенна видела, что он понял ее; однако она знала, что понимание может обернуться для нее новым разочарованием.

– Ну почему ты такая грамотная? – возмутился Тревельян.

– Ты сам послал меня в школу. Я – твое произведение.

– И теперь ты обратилась против меня?

– Нет. Не против тебя. Я никогда не признавала тебя своим господином и поэтому не могу восстать.

– Я слышу шаги, – Ниалл тяжело вздохнул и прикосновение его руки к щеке Равенны сделалось ласковым. – Обсудим этот вопрос попозже, в спальне.

Она уже собралась возразить, но все же заметила расставленную ловушку. Или, сохраняя благопристойность, разделить с ним комнату, как подобает жене, или же разоблачить обман и позорно бежать отсюда, так ничего и не узнав об отце.

– Вот видишь, я не отказался от своего обещания не отпускать тебя, – поддразнил Ниалл Равенну.

– Но ты не сумеешь удержать меня. – Равенна с вызовом поглядела на него. – Ты не забыл – я ведь отверженная? А тот, кому нечего делать вовне, обращается внутрь себя. Моя любовь так глубоко зарыта, что даже ты не сумеешь отыскать ее.

– Я отыщу ее. Не забывай, кому ты отказываешь. К тому же, если не врет гейс: утверждая подобные вещи, ты можешь разорить весь Лир.

– Гейс – чушь, ерунда. Но даже если это не так, вина за неудачу ложится на тебя.

– Девка, – сказал он негромко, чтобы не слышали хозяева. – Интересно, знаешь ли ты, что за пламенем в твоих глазах таится ледяное сердце?

Слова эти ранили ее, однако глядя на Ниалла, Равенна вполне могла поверить в то, что он любит ее. Только это было не так. Он видел в ней существо не более интересное, чем пастушка, приглядывающая за его коровами, чем портниха, шьющая одежду из тонкой шерсти, которую дают его овцы, пасущиеся на горах Сорра. Для него она только служанка, имеющая, на его взгляд, некоторые достоинства, предоставляющая ему особое наслаждение.

Нет, она хотела большего, чем предлагал он. Если даже она вдруг поймет, что влюбилась в него – а в том, что этого уже не случилось, не было полной уверенности, – ей нужна будет взамен его любовь. А на это он не способен; тогда ему придется склонить гордую голову и смиренно просить ее. До сих пор Ниалл повелевал и ждал от нее повиновения. Просить не в его характере и не в природе того общества, к которому они оба принадлежали. Если им суждена любовь, значит, ей придется каким-то образом доказать Ниаллу, что она – ровня ему… А это невозможно, ибо она не сомневалась в том, что он, представитель Верхов, не допустит ничего подобного.

Дверь распахнулась перед лордом и леди Кинейт. Взволнованная Равенна вскочила и молча застыла перед человеком, который – возможно – приходился ей дядей.

– Тревельян, рад видеть вас. – Виконт сердечно пожал руку Ниалла. Равенна наблюдала за ним.

Лорду Кинейту, высокому и симпатичному, было уже под пятьдесят. Широкоплечий, с широкой улыбкой, он просто дышал родством. Хотя волосы его успела посеребрить седина, было видно, что прежде они были темно-каштановыми или черными. Его удивительно синие, почти фиолетовые глаза сразу привлекали к себе внимание.

– Моя жена только что сообщила мне совершенно невероятную весть, Тревельян, – сказал лорд Кинейт, обратив свой взор на Равенну.

– Боюсь, леди Равенна излишне раздражена, милорд, – Тревельян стиснул ее руку. – Она слишком упряма, даже когда речь идет о ее же собственном благе. Наша карета сломалась, и мы были вынуждены заночевать в сарае. Торопясь добраться сюда, она оставила меня, и, как я понял, ворвалась к вам в дом. Позвольте мне принести извинения и возместить ущерб.

Лорд Кинейт расхохотался.

– Никаких извинений, мой добрый друг. Хотя, явившись ко мне с этой вестью, леди Кинейт, должен сказать, потрясла меня.

Ладонь на руке Равенны налилась свинцом. Тревельян улыбнулся, пожалуй, не без горечи.

– Конечно, чего еще ждать от такого рассказа. Вы должны простить моей жене ее молодость и порывистость.

– Да-да, – виконт указал на диван. – Не хотите ли перекусить?

Помедлив, Тревельян поглядел на Равенну, отметив под ее глазами тени, выдававшие усталость.

– Если вы не возражаете, Кинейт, жена моя прибыла в ваш дом с огромными трудностями. Как я уже говорил, наша карета сломалась…

– Какая глупость с моей стороны! – воскликнула леди Кинейт. Повернувшись к Хебблю, она сказала: – Пожалуйста, проводите леди Тревельян в комнату, где она сможет отдохнуть. И немедленно пришлите наверх чаю, пирогов и всего, что ей понадобится.

– Вы прочли мои мысли, – Тревельян улыбнулся.

Леди Кинейт успела обрести прежнюю уверенность в себе.

– Милорд, вы весьма любезны и терпимы к нашей нерасторопности.

– Должен вам сказать, Тревельян, – произнес лорд Кинейт, – что вы еще не знаете, как повезло вам с вашей очаровательной женой. Вы ничего не слыхали об убийстве в Хенси?

Равенна ощутила, как Тревельян напрягся. Страх сковал ее сердце.

– Об убийстве, вы говорите? – невозмутимо переспросил Тревельян.

– Да, – кивнул Кинейт. – Не хочется пугать вашу жену, но благоразумие советует вам задержаться здесь столько, сколько потребуется, пока не починят вашу карету. Вчера в Хенси застрелили человека, входившего в город. Убийцы бежали в горы, они всегда трусливы. Их еще не поймали. На покойнике был сюртук, который он купил у своего хозяина только в прошлом месяце. И если бы старина Джек Киларни не был ирландцем, я бы решил, что его в новом отличном костюме приняли за англичанина, а значит, стреляли смутьяны. Иначе случившееся невозможно объяснить.

– Невозможно объяснить, – пробормотал Тревельян.

Итак, Джека Киларни, вне сомнения, приняли за Тревельяна. Он попал в засаду, и если бы не проявленное вчера Ниаллом присутствие духа, убитым мог бы оказаться он сам. Более того, на сей раз они могли погибнуть вдвоем. Равенна никак не могла справиться с охватившим ее ужасом.

– Ступай, любимая, отдохни, – проговорил Ниалл, поглядев ей в глаза. – Я скоро последую твоему примеру.

– Но… – Тревога в его глазах погасила ее возражения.

– У нас еще будет время поговорить о деле, ради которого мы приехали, – шепнул он.

Ей хотелось бы воспротивиться, однако Равенна понимала, что Ниалл прав. Им представится более удобный момент заговорить о ее отце. Успокоившись, она кивнула лорду и леди Кинейт.

– Да, я действительно устала. Весьма благодарна вам за гостеприимство.

– Мы рады видеть вас у себя, леди Равенна. – В голосе лорда Кинейта звучало любопытство. И прежде чем последовать за Хебблем, она обернулась, вдруг заметив, что и хозяин замка столь же озадачен, как и она сама, – парой глаз, так похожих на его.

– Мы приехали сюда, чтобы отыскать отца Равенны. – Сделав большой глоток бренди, Тревельян поглядел на виконта. Леди Кинейт отправилась распорядиться насчет обеда, и мужчины уютно устроились в библиотеке у очага. – Старый сказитель, – неторопливо продолжал Ниалл, – утверждал, что отец леди Равенны был родом отсюда. Я понимаю; что это может показаться абсурдом, но мы считаем, что им был ваш брат.