Боже милосердный, она вот наконец забеременела — в результате ошибки. Кейт закрыла лицо ладонями, чтобы подавить рыдания. Впрочем, вряд ли она разбудит Марию — слезы были горькими, но почти беззвучными.

Послезавтра они уезжают в имение Моттона. Алекс, наверное, будет там. И она с ним встретится.

Должна ли она сообщить ему о беременности? Может, лучше уехать куда-нибудь, сказать, что у нее есть подруга в Йоркшире, оставаться там все девять месяцев, родить ребенка и отдать его…

Господи, отдать свое дитя? Сама мысль об этом невыносима. А как же не думать? Она не сможет вырастить ребенка одна, вырастить в бедности и унижении. Кейт вытерла мокрое от слез лицо краем простыни и снова перевернулась на спину. Мария права. Она должна сообщить Алексу. Но захочет ли он ее выслушать? Она по глупости причинила ему ужасную боль, такую сильную, что он убежал из ее спальни, уехал из Лондона.

Прежде всего она должна перед ним извиниться. Упасть на колени и молить о прощении, а потом признаться, что лгала ему.

Кейт крепко зажмурилась. Как он сможет поверить ей — поверить, что она сожалеет, что она не собиралась вводить его в заблуждение?

Можно ли считать ложью то заблуждение, которое ты сама считала истиной и о котором сообщила?

Она снова уставилась на балдахин. Не следует искать для себя оправдания. Алексу нужно знать лишь то, что она сожалеет, но в утробе у нее растет его ребенок.

Но ведь это неправда. Она не жалеет. То есть да, жалеет, что вышла такая ужасная путаница, но если бы Алекс любил ее, он, овладев ею, должен был хотеть, чтобы она зачала от него.

Если, если, если. Правда есть то, с чем она должна считаться, а не ее желания и мечты.

— Миледи?

Рука Марии ухватилась за край занавески. Кейт быстро повернулась так, чтобы Мария увидела только ее спину, а не залитое слезами лицо, когда отодвинула занавеску.

— Время готовиться к званому ужину.

— Нет!

* * *

Лорд Уэстбрук поднял бровь.

— Полагаете ли вы, Доусон, что могли бы понять, почему эта пальма в кадке так старается обратить на себя ваше внимание?

Дэвид подавил вздох. Из леди Грейс не получился бы шпион. Но все же он надеялся, что это именно она. Близнецы Аддисон обычно вели себя не столь предусмотрительно. Он не видел их ни на балу в доме Уэйнрайта, ни на предшествовавших этому балу других светских приемах. Можно ли надеяться, что они, как говорится, снялись с лагеря и вернулись в деревню в поисках иных благоприятных возможностей?

— Прошу прощения, Уэстбрук. — Хм, как бы это выразиться подипломатичнее? — Уверен, нет нужды говорить, что самое лучшее не упоминать о растениях, прячущихся от нескромного взгляда.

— На моих устах печать. — Уэстбрук усмехнулся. — Однако вам стоило бы сказать леди Грейс, что, если она желает спрятаться в зелени, ей не следует одеваться в голубое. Платье прелестное, но чересчур заметное, вам не кажется?

— Что верно, то верно. Я скажу ей об этом при случае.

Дэвид кивнул и медленно отошел от пальмы. Леди Грейс, разумеется, сообразит, что ей нужно выбраться из зеленого укрытия без посторонней помощи. Если бы он решился вывести ее оттуда, любители посплетничать непременно обратили бы внимание на столь привлекательный для них сюжет.

— Почему вы не подошли поговорить со мной, как только появились здесь?. — спросила она с обидой.

В прическе у нее запутался какой-то листочек. Дэвид сейчас охотнее всего увлек бы ее в укромный уголок, где мог бы сам выпутать его из волос Грейс. Он взял ее руку и продел себе под локоть.

— И вам тоже добрый вечер, любовь моя.

— Ш-ш-ш. — Она опасливо огляделась по сторонам. — Не хотите ли присесть где-нибудь в сторонке и поболтать?

— Нет, это было бы неосторожно. Именно поэтому я и не бросился прямо к вам, едва переступив порог Фонсби.

— Ах вот как… Что ж, пожалуй, я вас понимаю.

Он обратил внимание, что она смущена, очаровательно смущена. Опустила глаза и смотрит себе на… Да, грудь ее обнажена во всей красе.

Нет, не во всей красе, разумеется. Вырез платья достаточно глубок, но лишь в той мере, какую допускают светские приличия.

Он повел Грейс к двери, которая, как он определил, вела в менее многолюдную часть дома.

— Я хотела вам сказать, — заговорила Грейс, когда они оказались в небольшой комнате, откуда можно было пройти на полутемную в этот час террасу, — что тетя Кейт согласилась посетить домашний праздник в доме лорда Моттона. Сегодня днем она отправила соответствующее письмо виконту.

— Замечательно… Вам не кажется, что здесь немного душно?

— Да, вроде бы… Впрочем, не знаю. Это имеет какое-то значение?

— Ровно никакого. Просто давайте выйдем в эту дверь и подышим воздухом.

— Давайте. — Грейс вышла вместе с ним на неосвещенную террасу. — Вы уговорили вашего дядю поехать? Это очень важно. Тетя Кейт до сих пор сама не своя.

Дэвид это заметил. Леди Оксбери стояла у противоположной стены вместе с другими дуэньями — миссис Фоллуэл, леди Амандой Уоллен-Смит и леди Глэдис теткой герцога Олворда. Леди Оксбери смотрела куда-то в пространство, не принимая участия в оживленной беседе остальных дам, и не обращала ни малейшего внимания на негодников-мужчин, которые могли бы увлечь ее подопечную на стезю греха.

Пустяки. Он сам оберегал леди Грейс и намеревался быть единственным негодником мужчиной, увлекающим ее на этот путь. Он сманеврировал таким образом, что Грейс стояла спиной к балюстраде, а сам он спиной к двери из комнаты на террасу. Своей достаточно крупной фигурой он загораживал Грейс от взоров любого, кто посмел бы ворваться в этот укромный уголок.

— Итак, что же сказал ваш дядя?

Грейс нахмурилась, но не запротестовала против того, как они расположились. Неужели она не догадывается о его намерениях?

Дэвид едва заметно улыбнулся. Грейс выглядела в этот вечер особенно очаровательной. Ее кожа — дивная, восхитительная кожа — являла собой сочетание молочной белизны и легких теней…

— Лорд Доусон, что сказал мистер Уилтон? Он приедет?

Дэвид ничего не мог с собой поделать. Он незаметно для Грейс снял перчатки, сунул в карман и, положив ладони на руки Грейс чуть ниже плеч, начал гладить шелковистую нежную кожу. Он ощутил, что Грейс затаила дыхание.

— Он ничего не сказал. Я его не спрашивал.

На лице у Грейс появилось немного странное выражение — смесь тревоги и ожидания; последнее было вызвано его прикосновениями. Потом оба оттенка эмоций исчезли, и глаза у Грейс сверкнули, когда она устремила их на Дэвида. Не даст ли она ему пощечину, если он решится ее поцеловать?

— Почему вы его не спросили?

— Хотя бы потому, что его сейчас нет в городе.

— Я это знаю! — почти выкрикнула Грейс.

— Я подумал, что было бы неразумно давить на него. Он может почуять, откуда дует ветер, и отказать ступить ногой на землю Моттона.

— О да, понимаю. — Грейс коснулась руками его жилета, голос ее звучал искренне, почти умоляюще. — Это было бы ужасно. Убеждена, это из-за него тетя Кейт страдает. Он должен, обязан приехать.

— Я думаю, он приедет. А не приедет, обещаю вам, что найду способ устроить встречу вашей тети и моего дяди. Ведь имение Моттона недалеко от поместья Алекса.

— Вы обещаете?

Великий Зевс, она смотрит на него так, будто он в силах творить чудеса! Но ведь он простой смертный, он не может предсказывать будущее, решать чью бы то ни было судьбу.

Но именно этого он хотел. Хотел творить чудеса для нее.

Он найдет способ. Он не мог обещать, что леди Оксбери и Алекс придут к согласию, однако обещать, что устроит их встречу, мог. Он добьется успеха, даже если ради этого ему придется нокаутировать Алекса и похитить.

Дэвид наклонил голову. В глазах у Грейс появилось беспокойство, она попыталась отстраниться от него. Он удержал ее, передвинув свои ладони на ее прекрасные плечи.

— Обещаю.

Он придвинулся еще ближе. Грейс замерла, словно испуганный кролик, готовый убежать во всю прыть. Но в таком случае он лис — и ни за что не отпустит кролика.