— А я вдова, мистер Уилтон. — Она не смотрела на него, чтобы не видеть выражение его лица. — И считаю, что могу вести себя, как мне заблагорассудится. Но если вас не интересует мое предложение, то говорить больше не о чем. Прошу вас, забудьте, что я затронула эту тему.

Ей нечего стыдиться. Он не знал, каково это — чувствовать себя в полном одиночестве. У нее нет мужа, нет детей, нет дома в истинном смысле этого слова. Кейт судорожно сглотнула. Но нет никакого смысла сетовать на то, чего нельзя изменить.

Нет, мистеру Уилтону ее не понять. Он мужчина, и этим все сказано. Он хозяин своей судьбы. Может вступить в брак, а может остаться холостяком. Он владелец имения.

— С вашего позволения я вернусь в бальный зал, — сказала Кейт. — Я пренебрегла своими обязанностями. Надо посмотреть, вернулась ли Грейс.

Этот глупец, этот заносчивый петух словно прирос к месту, уставившись на нее. Ладно, она сама найдет дорогу в бальный зал, если он не желает ее сопровождать.

— Вы извините меня, мистер Уилтон? Я уверена, вы поймете меня правильно, если я скажу вам, что наши возможные будущие встречи должны ограничиваться вежливым взаимным приветствием, не более того. Все, что мы должны были сказать друг другу, сказано, и ничто не помешает нашему дальнейшему пребыванию в Лондоне.

Кейт невероятно гордилась собой. Она произнесла свою речь, не расплакавшись, даже без дрожи в голосе. Она попыталась пройти мимо Алекса.

Он удержал ее, крепко взяв под руку.

— Леди Оксбери. — Он сделал паузу. Кейт не видела выражения его лица — оно оставалось в тени. — Кейт. Прошу прощения. Я не хотел вас обидеть.

Она сердито фыркнула — не смогла удержаться. За кого он ее принимает? За дурочку?

— Нет, — сказал он. — Я просто был изумлен.

Ладно, это она может понять… Она и сама была изумлена. Даже вообразить не могла, что осмелится произнести нечто подобное.

— Хорошо. Я принимаю ваше извинение. А теперь, будьте любезны, проводите меня в бальный зал.

Он отвернулся. Лунный свет обрисовал его профиль, и Кейт увидела, что Алекс стиснул зубы. Он не двинулся с места и не отпустил Кейт.

О чем он думает? Не собирается же он удерживать ее в беседке, пока их не отыщет Грейё? И как она, Кейт, объяснит свое пребывание в столь уединенном месте? Она должна немедленно вернуться в дом.

Кейт открыла рот, намереваясь потребовать, чтобы он отпустил ее, но в эту минуту Алекс повернулся к ней.

— Кейт.

Голос прозвучал глухо и напряженно.

–. Мистер Уилтон…

— Алекс, прошу вас.

Теперь у него в голосе прозвучала боль.

— Хорошо, Алекс. — Она положила руку ему на предплечье. — Мы должны вернуться в бальный зал.

— Я… можно ли мне… это… — Алекс сделал глубокий вдох и, видимо, собрался с духом. — Если это возможно, я хотел бы принять ваше предложение.

— Мое предложение?

— Да. Я хотел бы… посетить вас. Сегодня вечером. — Ему явно понадобилось некоторое усилие над собой, чтобы выговорить эти слова. — Если можно.

Кейт ощутила неприятный спазм в желудке от нервного возбуждения. Это ее последняя возможность изменить намерение. Надо быть разумной. И осторожной.

Нет, надо быть смелой. Она не последовала в свое время зову сердца, и раскаивалась в этом долгие годы. Она не повторит ошибку.

— Хорошо.

Так, а что сказать ему дальше? Ведь он не может просто постучаться в парадную дверь, она еще не дошла до такого бесстыдства. Но у нее под окном есть высокое дерево.

— Дайте мне полчаса, нет, лучше час, после того как я уйду с бала. Бросьте несколько камешков мне в окно, оно на втором этаже с северной стороны дома, и я впущу вас. Это на тот случай, если вы в состоянии взобраться на дерево.

Алекс улыбнулся, белоснежные зубы сверкнули в лунном свете.

— Полагаю, мое бренное тело меня не подведет.

Кейт озабоченно сдвинула брови. А что, если он упадет? Не дай Бог, покалечится. А чего стоит скандал! Все светское общество начнет строить предположения, с чего это мистер Уилтон лежит на земле под окном спальни леди Оксбери.

— Я оставлю незапертой дверь для слуг, — сказала она.

— Вы не уверены, что я справлюсь с более романтическим способом попасть к вам?

Кейт усмехнулась. В голосе Алекса появилась та самая поддразнивающая нотка, которая ей так нравилась в прошлом. Быть может, свидание пройдет хорошо. Это, разумеется, не любовь, особенно с его стороны, но все равно хорошо.

— Хотелось бы, чтобы вы справились и со всем остальным, раз уж вы придете.

— Ха! До чего же вы недоверчивы. Буду счастлив доказать вам, что запас моих жизненных сил бесконечно велик. — Алекс наклонился и поцеловал Кейт в нос. — Но я предпочитаю воспользоваться входом для слуг. К чему тратить попусту силы, которые можно использовать для куда более приятных вещей?

Кейт нравилось, что Алеке продолжает ее поддразнивать. Пусть считает ее веселой вдовой. Кейт обняла Алекса за шею.

— Буду вас ждать с нетерпением.

Поцелуй Алекса убедил ее, что его нетерпение не менее, если не более велико.

Она не собиралась думать о папе и леди Харриет, матери лорда Доусона. Она не собиралась думать о безумном предложении лорда Доусона выйти за него замуж. Она вообще ни о чем не собиралась думать и только жаждала наслаждаться в полной мере тем единственным танцем, во время которого она не чувствовала себя неуклюжей и огромной обитательницей Бробдингнега, королевства великанов, описанного Джонатаном Свифтом в его книге о фантастических путешествиях Гулливера.

Лорд Доусон настоящий безумец, зато великолепный танцор. Танцуя с ним, Грейс получала огромное удовольствие. Ей хотелось запрокинуть голову и без умолку смеяться.

Она терпеть не могла танцевать, особенно вальсировать. Казалась себе большой и нескладной. В большинстве случаев она была выше партнера, а к примеру, у себя в Стандене сказала мистеру Фентону, что никогда больше не станет с ним танцевать, никогда! Он был на голову ниже ее, а танцы воспринимал как возможность заглянуть ей в лиф платья с очень близкого расстояния.

Но сегодня, танцуя с лордом Доусоном, Грейс чувствовала себя легкой и грациозной.

Джон терпеть не мог танцевать, во всяком случае с ней. Иногда они двигались в такт музыке, такое бывало, но… Грейс вздохнула… Танцевать с Джоном было до ужаса прозаично.

А это: танцы, музыка, яркие краски, нарядные платья — словом, вся эта романтика была словно вне времени. Неудержимый проблеск волшебства. Утром исчезнут элегантные дамы и мужчины из высшего света, удалятся музыканты и только истоптанный множеством ног паркет, разбросанные по нему увядшие, мертвые листья и лепестки цветов будут напоминать о ночном веселье. Но это утром. А сейчас, вечером, она, Грейс, хочет наслаждаться волшебством. Потом, когда сезон закончится, она вернется домой, к нестерпимо тупой и скучной прозе рутинного бытия, к папе и Джону.

— Вы радуетесь музыке, моя дорогая?

На мгновение Грейс показалось вполне нормальным, что красивый мужчина обратился к ней со словами «моя дорогая».

— Да, радуюсь от души, — ответила она.

Уголки его рта слегка приподнялись в улыбке, и Грейс вновь ощутила странный и мимолетный спазм в желудке.

Это несправедливо, что Дэвид Доусон так греховно красив. Строго очерченный квадратный подбородок, разделенный надвое маленькой продольной ложбинкой, просто неотразим. Пряди светло-русых, немного растрепавшихся волос отливают солнечным блеском, в темно-голубых глазах светится юмор — и что-то еще… жаркое и напряженное.

Грейс вдруг почувствовала, что ей самой стало жарко. Видимо, она покраснела — улыбка Дэвида стала заметнее. Она прикрыла глаза, но это не помогло. Теперь она сосредоточилась на прикосновении его рук — твердом, но бережном. Во время очередного поворота в танце Грейс на секунду прижалась грудью к жилету Дэвида и очень смутилась. Она сделала глубокий, дрожащий вдох и вместе с воздухом втянула запах разгоряченного тела мужчины.

Грейс открыла глаза. Нет, это уже слишком. Она должна была сбежать от него еще в парке или, на худой конец, улучить для этого подходящий момент в зале.