Когда Гошик починил телевизор Марье Никаноровне, Милочка насторожилась. Когда Марья Никаноровна стала поздравлять Милочку с достойным выбором, Милочка ужаснулась. Когда выяснилось, что у Милочки с Гошиком образовались общие друзья, Милочка запаниковала. А потом Гошик закончил ремонт в своей свежекупленной двухкомнатной квартире на Марата и впервые пригласил Милочку к себе.

Сколько себя помнила, Милочка мечтала о собственном доме. Выйти замуж она, конечно, тоже мечтала, но и о доме – не в смысле угла, а в смысле строения – не забывала. Милочка была даже готова выехать куда-нибудь за город, на берег Финского залива, лишь бы у нее был собственный дом.

Дом с мансардой, с деревянной лестницей наверх, с камином в гостиной, со шкурой на полу. С ухоженным газоном около дома, с миниатюрным вишневым садиком, с цветами. Милочка готова была по два часа добираться на работу. Милочка готова была копить деньги всю свою жизнь. Милочка много на что была готова ради своей мечты.

Не сказать, что Милочка совсем уж витала в каких-то заоблачных высях. Нет, она прекрасно себе представляла, сколько стоят домики и земельные участки в Курортном районе. Но мечта – она на то и мечта, чтобы верить в нее всей душой, всем сердцем и вообще всем-всем-всем. Милочка успешно двигалась по карьерной лестнице, добивалась все большей зарплаты и копила деньги.

А пока домик на берегу залива оставался мечтой, она активно обустраивала свое жизненное пространство в коммуналке. Обладая от природы вкусом, Милочка сумела создать в своей комнатке оазис уюта и спокойствия. И не прекращала своей созидательной деятельности ни на мгновение. Она покупала журналы по дизайну, посещала строительные магазины, искала всякие мелкие штучки, способные оживить и украсить ее интерьер. Скачивала в Интернете статьи по фэн-шуй. Раз в месяц пекла на кухне пирожки.

А ощущение дома не приходило. Спокойно, конечно, Милочке было в своих четырех стенах, удобно, комфортно. Бежала она домой с работы или из солярия охотно. Засыпала легко. Сны смотрела красивые. А все-таки было во всем этом что-то не то. Чего-то, точнее, недоставало. И снова Милочка бежала в магазины, покупала журналы, спрашивала совета у подруг.

А потом она попала в квартиру Гошика.

Милочка послушно обошла помещения, следуя за другом детства, вещавшим, как экскурсовод:

– Я всю жизнь мечтал о посудомоечной машине, а тут подумал – почему бы и не купить? – Он гордо продемонстрировал ей машину. – Это сейчас ты смотришь – все в ажуре. А мне пришлось полы перестилать, потом линолеум класть... – Далее следовал внушительный список работ, которые ему пришлось проделать, чтобы довести квартиру до идеала.

Милочка уже не спрашивала, почему он не нанял строителей. Ей даже это импонировало – то, что Гошик почти все сделал сам. Нанимал он разве что тетушек клеить обои, и то просто потому, что ему это было неинтересно.

Милочка послушно вышагивала по паркету, отциклеванному Гошиком, проходила в арку, сделанную Гошиком, открывала и закрывала двери, навешенные Гошиком, разглядывала розетки и светильники, угадывая хитроумные ходы проводки, проложенной Гошиком. Вбитые Гошиком гвозди она даже не считала.

«Хозяйственный, – думала Милочка. – И чего я удивляюсь? Ведь мужик, наверное, таким и должен быть... Ах, как же я отвыкла от настоящих, хозяйственных, умеющих и телевизор починить, и гвоздь забить, и деньги заработать мужчин...» Милочка послушно вникала во все детали ремонта и хвалила Гошика. Хвалила искренне и даже с восхищением.

И между тем замечала, что квартира перепланирована и меблирована под семью, под сожительство двух человек. Несмотря на то, что одна из комнат была наполовину заставлена компьютерами и разным «железом», там было оставлено рабочее место и для второго.

Но все это было еще ерунда, еще ничего – не более чем рациональные размышления тридцатилетней уже почти женщины, одинокой и с подругами, и с родителями, которые настоятельно рекомендуют скорее выскакивать замуж. Самое удивительное случилось потом.

Гошик накормил Милочку ужином. Чай со сладостями он эффектно внес на подносе в комнату. Включил домашний кинотеатр. Потом они завалились рядышком на диван, болтая о каких-то пустяках. Потом все, как обычно, произошло само собой. И Милочка подумала было, что в ее жизни был и более интересный секс. И даже решила поразмышлять на эту тему, лежа на плече у Гошика и ничуть при этом не смущаясь, что бессовестно сравнивает его с другими...

Как случилось оно.

Точнее, что конкретно случилось, Милочка так и не поняла, и даже сразу не осознала. Но вдруг она с пронзительной ясностью почувствовала, что она – дома. Она почувствовала себя так естественно и уверенно, что сама испугалась.

Не сказать, что все в квартире Гошика ей понравилось – и дизайн следовало продумать основательнее, и каких-то милых плюшевых мелочей ей не хватало... Но здесь, в этом конкретном, по сути, чужом и незнакомом ей помещении, лежа на плече мужчины, к которому привыкла, как к домашним тапочкам, Милочка почувствовала себя дома. В том самом «доме», о котором она мечтала всю свою двадцатидевятилетнюю жизнь. Милочка глубоко вздохнула... и расплакалась.

– Когда это было? – спросила Милочка сама себя, стоя все так же перед зеркалом в день своего тридцатилетия.

Она подошла к зеркалу еще ближе и еще внимательнее посмотрела на свое отражение, как будто все значимые события в ее жизни должны были отпечатываться на ее внешности. С такими вопросами нужно, наверное, заглядывать в фотоальбом – а Милочка обожала распечатывать лучшие фото – или пролистывать папку с фотографиями на компьютере. Сейчас же она продолжала всматриваться в собственное отражение.

Из зеркала на нее смотрела лохматая тридцатилетняя – а сегодня Милочка каждой клеточкой чувствовала своей возраст – женщина со странным выражением лица. За последние пару часов Милочка заново прожила год отношений с Гошиком и как будто даже устала. Но в отражении ее лицо было отчаянно-решительным.

– В конце концов, у меня сегодня день рождения, мне сегодня можно все. Я не хочу ничего выяснять. Я просто хочу провести свой день рождения с человеком, которого я... – здесь Милочка запнулась, – ...которого я очень хочу видеть. Разве в этом есть что-то противозаконное?

С этими словами Милочка взяла в руки мобильный и набрала номер Гошика.

Милочка проснулась с ощущением потери.

Еще не совсем проснувшись, еще только выныривая из объятий Морфея, она уже чувствовала боль утраты – как будто отобрали у нее что-то родное и дорогое. Окончательно Милочка проснулась практически в слезах. В слезах. В своей девичьей постельке. Одна.

– Ну, рассказывай. – Климка закурила в ожидании, пока принесут заказ.

Они сидели в китайском ресторанчике, что находился в Милкином доме на Вознесенском. На Милочке, что называется, лица не было. Она отчаянно вытащила сигарету из пачки Климентьевой.

– Ты же бросила? – удивилась та, но тут же понимающе протянула: – Ага-а...

– Ага, – согласилась Милочка. – Ты бы слышала, что он мне вчера устроил!

– Я же тебе звонила вечером, когда ты меня так радостно отшила. Вы в ресторане сидели, и все было прекрасно...

– Было да сплыло. Пошел он меня провожать, поднялся ко мне, страстно набросился... А когда все, собственно, произошло, надулся и повернулся ко мне спиной. Я, естественно, спрашиваю: что случилось. Молчит. Я его тормошу – отбивается. «Ну расскажи, – говорю, – я же мысли читать не умею!» А он мне знаешь, что заявляет?

– Что?

– «Я, – говорит, – на тебе никогда не женюсь, я лучше съем перед ЗАГСом свой паспорт».

– Что, прямо так и сказал? – ахнула Климка.

– Да нет... Но с тем же смыслом. И знаешь, чем мотивировал? «Ты, – говорит, – стала мне слишком близкой, а я, – говорит, – никого до себя близко допускать не хочу». И все в таком духе. Что я лезу к нему в душу. Что он сам привык решать свои проблемы. Что я его держу, что я его пытаюсь загнать, как волка, в клетку. Это я-то его куда-то загоняю! Я хочу за него замуж?! Я его приманивала – полочки бегала вешать, компьютер чинила? «Я, – говорит, – в счастье не верю». В счастье он не верит, поэтому надо сразу и самому все испортить!