В-третьих, с нее хватило прошлого раза. Она, Милочка, с трудом удержалась от суицида посредством объедания блинчиками, после того как именно этот вот «подонок» гнусно воспользовался ее былыми чувствами.

И наконец, в-четвертых, у нее теперь было собственное любовное потрясение в лице мужчины ее мечты – Егора. С Егором все было по-настоящему, серьезно и навсегда. Глядя на Арканю, Милочка в этом не сомневалась. Она уже и про сброшенный звонок забыла, и про неудавшийся секс тоже. Ей нужно было смотреть на бывшего любовника свысока, с высоты своего счастья.

– Не рада! – в итоге выдала Милочка.

– Тебе не понравилось? – испуганно спросил Арканя, имея в виду секс.

– Секс – не самое главное, – отрезала Милочка. – Мне не понравилось, что ты считаешь возможным заваливаться ко мне, когда тебе вздумается. Мне неинтересно слушать, откуда ты уволился и кем работаешь. У меня есть свои дела, своя жизнь. Ты в ней больше не значишься. Где та девочка, в чьих объятиях я тебя обнаружила? Променял меня на нее – вот и ступай к ней. А мой адрес забудь. И телефон тоже. Ты мне неприятен.

С этими словами Милочка вышла из «кабинета-гостиной» и скрылась в «спальне», давая понять, что разговор окончен. Но Арканя так не считал. Он сделал потише звук телевизора и продолжил:

– Девочка моя, не будь такой злопамятной. Мне так тебя не хватает. Я же извинился, сказал, что был не прав – тебе этого мало? Нам же так хорошо было вместе – почему бы не продолжить?

– И что ты мне можешь предложить? – Милочка решила сразу расставить все точки над «i».

– Ну что ты так сразу... Мила, не надо. В жизни должна быть спонтанность, непредсказуемость, романтика. Неужели же моя девочка стала практично-меркантильной? Ты что, замуж собралась?

Милочка, стаскивающая с себя романтично-сексуальный наряд, аж побелела от злости. Она вернула одежду на место. Вспомнила, что она далеко уже не девочка, и тем более не его. Она теперь – настоящая женщина. Милочка гордо вскинула голову и вышла из своего укрытия.

– Знаешь что, милый... – Она сердечно улыбнулась, ухмыльнулась, презрительно смерила Арканю взглядом и, не повышая голоса, скомандовала: – Пошел вон.

– Не понял? – теперь уже Арканя побледнел.

Вся его наигранная самоуверенность куда-то враз испарилась.

– Что слышал: вон отсюда. Брысь.

– Ах так... – Бывший любовник зло упер руки в бока и уставился Милочке в глаза.

Но несмотря на позу, на тон, героем он уже не выглядел. Милочке стало смешно – и как она могла любить этого человека? Она не просто выдержала взгляд, но и так зыркнула в ответ, что уже через секунду в комнате только дорогим парфюмом повеяло, да гардины колыхнулись от сквозняка. Хлопнула дверь. Аркани не было.

Милочка, усталая от напряжения, но довольная торжеством справедливости, опустилась на тахту. Вспомнила Егора. И расплакалась.

Утром без пяти девять Милочка заявилась на работу при полном параде: в новом костюме и в красном белье под ним. Волосы ее были уложены в замысловатую прическу, макияж был безупречным, а ногти – хоть сейчас на выставку нейл-арта. Милочка чувствовала себя во всеоружии.

– Здравствуйте, Клавдия Ивановна! – радушно поздоровалась она с уборщицей, копошившейся у нее в кабинете.

– Здравствуйте, Людмила Петровна, – откликнулась та и засуетилась, чтобы поскорее закончить.

Милочка включила компьютер, разложила на столе документы и попыталась вникнуть в работу. Клавдия Ивановна вышла, неплотно прикрыв за собой дверь. Слышно было, как приходили другие сотрудники. Вот пришли Галечка с Ирочкой, забежал, шумно поприветствовав их, Андрюшенька – собрался весь Милочкин небольшой отдел, ее дружная команда помощников.

Егор, приходя, всегда заглядывал в их комнату, здоровался, а потом проходил к Милочкиному отдельному кабинетику, чтобы полуофициально-полушутливо засвидетельствовать ей свое почтение. На работе они обычно вели себя сдержанно.

Сегодня Милочка работать не могла. Милочка восседала в офисном кресле, как королева на троне, закинув ногу на ногу и поигрывая туфелькой. Пальцами правой руки по столу она отстукивала рондо из Восьмой сюиты Моцарта. Может, конечно, это была и не Восьмая сюита – Милочке, да и нам, это не важно. Наша девочка нервничала.

Раздались знакомые шаги, дверь распахнулась.

– С добрым утром! – своим приятно-бархатистым баритоном поздоровался с коллегами из соседнего отдела Егор. – Как настроение?

Судя по всему, заходить в Милочкин кабинет он не спешил. Милочка, чтобы не потерять сознание, изо всех сил вцепилась в подлокотники.

– Настроение – прекрасное, сегодня же пятница, – откликнулась Ирочка, а Галочка спросила:

– А у вас как, Егор Николаевич?

– Ой, девочки, не спрашивайте, хуже некуда. Вчера в аварию попал... – Эта фраза была сказана нарочито громко. – ...полночи возился. Какой-то дед в меня на своих «Жигулях» врезался. Слава богу, автогражданку ввели. Но пока гибэдэдэшники приехали, пока представители страховой компании... Потом еще эвакуатор пришлось вызывать. Так что я теперь безлошадный.

Девочки разохались и разахались. Андрюшенька – недавний выпускник, а потому особенно важный, спросил:

– И что, большой ущерб?

И они стали обсуждать непонятные и неинтересные Милочке детали. Интересно ей было совсем другое.

«В аварию попал, приехать не смог... – судорожно думала она. – Спокойно, это нормально, это случается. Он меня любит, просто попал в аварию... Тогда почему не позвонил? Мало того что не позвонил, так еще и вызов сбросил! И зачем он теперь все это там рассказывает? Никогда ведь он ни с Галочкой, ни с Ирочкой, ни тем более с Андрюшей из Рощина не разговаривал... Почему не заходит с извинениями?»

Егор все продолжал разглагольствовать в отделе, а Милочка уже изнемогала от нетерпения. Кроме того, она срочно пыталась придумать стратегию и тактику своих действий. Что она хотела от Егора? Хотела, чтобы он прочувствовал свою вину, загладил ее извинениями, сводил вечером в дорогой ресторан. А уж потом она подумает: стоит ли его прощать и устраивать ему сказочную ночь любви или нет.

Впрочем, это говорил разум. Сердце, готовое выскочить из груди, говорило совсем другое. «О боже! – кричало сердце. – Он попал в аварию, он мог не выжить, мог пострадать!» – И толкало ее на совершенно безумный поступок: выскочить в отдел, броситься Егору на шею и зацеловать до смерти.

Милочка два раза глубоко вдохнула и два раза шумно выдохнула. Потом сосчитала от одного до десяти и от десяти до одного. Бросаться при всем отделе Егору на шею явно не следовало. В Милочке снова заговорил разум.

«Пусть сначала извинится, – сказал разум. – А потом уже можно и поахать, что он чуть не погиб». Милочка решила, что пусть он сам зайдет и все объяснит. А она помолчит и выслушает, что он скажет. Будет сидеть гордо и неприступно, пока он не извинится. А потом уже – так и быть – пусть будут и объятия, и поцелуи, и переживания.

– Заговорился я с вами, – донеслось из отдела; и уже громче: – Доброе утро, Людмила Петровна! Убегаю к себе.

После этих слов раздались шаги и хлопнула дверь.

У Милочки отвисла челюсть: он ушел?

Он ушел, не объяснившись! Он даже не зашел поздороваться с ней! «Негодяй! Что он себе позволяет?! Как он смеет?!» – прошипела Милочка себе под нос. Она судорожно нашарила в сумочке пачку сигарет, взяла мобильный телефон и стремительным шагом направилась в курилку.

– Климочка!.. – заныла Милочка в трубку, как только подруга отозвалась. – Климочка, он со мной даже не поздоровался! Сказал в отделе, что в аварию вчера попал и вы-ышел!..

Вчера вечером, несмотря на то что у Климки был Ванечка, Милочка все равно позвонила ей и в двух словах описала ситуацию. Климентьева сказала свое обычное: «Спокойно, Маша, я – Дубровский», – и, во-первых, строго-настого запретила ей звонить/посылать эсэмэски Егору, во-вторых, посоветовала срочно лечь спать, ибо утро вечера мудренее. Милочка, конечно, хотела еще немножко, часика два, поболтать о вероломстве мужчин, но Климка быстренько завершила разговор.