Климка, которая, как мы уже выяснили, пыталась идти по жизни легко, легко указала несостоявшемуся возлюбленному на дверь. А потом долго и трудно пыталась привыкнуть жить без него. Климка доверяла человеку гораздо реже, чем Милочка. Последняя уже на втором свидании могла выложить о себе все и сразу только потому, что ей было приятно говорить о себе. Ванечка же такого поведения Климки не понял и не оценил. Чем не просто разбил Климентьевой сердце, а поколебал ее веру в мужчин и в человечество вообще. Климка закрылась.

– А то и происходит, – нехотя откликнулась она на вопрос Милочки. – Не хочу я сейчас никаких доверительных отношений с кем бы то ни было. Не хочу, чтобы мне было больно. Можешь думать что угодно о моем решении, но никакой любви мне в ближайшем будущем не надо. Я хочу отдохнуть, зализать раны. А поскольку я не склонна к сценам и выяснению отношений, то уж коли заявился этот Ванечка обратно, пристроим его по назначению. Его назначение – секс. Ты же не будешь жарить котлеты в дуршлаге? Так вот и я сама виновата, что попыталась любить фаллоимитатор.

Милочка поморщилась, но решила подруге не перечить. В конце концов, знакомы они не первый год, а потому не секрет, что за приступами дичайшего цинизма на почве разочарования у Климки всегда следуют периоды менее дикого цинизма, временами даже почти смахивающего на романтику. И главное было – эту флегматичку не торопить.

И Милочка облегченно отвлеклась от чужих проблем, погрузившись в собственные радости. Тем более что через сорок минут в это кафе за ней должен был заехать Егор. И просто подвезти ее до дома. И после вчерашних страстных поцелуев в парадном оба прекрасно понимали, что Милочка пригласит Егора выпить чашечку кофе, и тот непременно поднимется к ней.

Да, да, именно сегодня Милочка решила, что хватит уже мучить бедного Егора. Точнее, хватит уже самой мучиться. Милочка уже давно хотела упасть в его сильные объятия и забыть всех Аркань и Гошиков навсегда. Но до вчерашнего вечера, когда она окончательно решилась, это желание не было абсолютным. Еще какие-то страхи мешали, какие-то ненужные мысли в голову лезли.

Милочка старательно не думала о желаемой свадьбе, не выбирала фасоны платья – вообще не загадывала наперед, пытаясь жить здесь и сейчас. Это помогало ей не бояться. Егор Милочке нравился. Она уже перестала следовать своей привычке – оценивать мужчин по шкале герой – не герой. Егор был просто милым. Просто умным и образованным. Ей просто было хорошо с ним. И еще он был красивым. И спокойным. Этого было достаточно.

Вчера, целуя ее в парадном, он так мило волновался, так смешно подбирал слова, запинался... Что это, как не явные признаки влюбленности? И сама Милочка холодела, краснела и бледнела – и тогда, и сейчас, в кафе, вспоминая их вчерашнее прощание. И как она поняла, что это должно случиться завтра. То есть сегодня.

У Егора были такие сильные красивые руки, такие умелые губы, от него так хорошо пахло! Милочка предвкушала и таяла от сладостной истомы в предвкушении. Прямо сейчас. Прямо в кафе.

Волнение потихоньку достигало своего апогея. У Милочки тряслись поджилки. Потели ладошки. Она периодически в ужасе вспоминала, какое на ней белье и когда она последний раз делала эпиляцию. Но все было хорошо. Все было идеально. И следовало просто расслабиться, ждать и получать удовольствие от предвкушения неземного – а Милочка в этом не сомневалась – блаженства.

Сорок минут прошло, а Егора не было. Климка, расцеловавшись на прощание, спокойно направилась к своей небесно-голубой малютке, чтобы ехать домой, где уже под дверью ее ожидал Ванечка. Милочка осталась в кафе одна. Официантки недовольно посматривали, и ей пришлось заказать себе еще кофе.

Милочка стала волноваться, но уже по другому поводу.

Все же было так хорошо! Неужели что-то могло пойти не так? Его задержали? Он попал в пробку? Он передумал? Он решил, что она его хочет привязать и, пока не поздно, следует сматывать удочки? Он нашел себе другую, ненастоящую, но простую и послушную? От нехороших мыслей Милочка вспотела уже по-серьезному. Потеть было неприятно. К тому же пот означал испуг. Испугалась Милочка того, чего боится каждый влюбленный – что его/ее бросили.

Через полчаса она все-таки взяла себя в руки. Милочка решила нарушить правило и деловым тоном без малейших признаков обиды позвонить Егору и уточнить, ждать его дальше или нет. Она вытащила свою миленькую розовую раскладушечку и сделала вызов. В трубке раздались полные неопределенности гудки. После чего... Егор сбросил ее вызов.

Милочка чуть со стула не выпала. Она два раза глубоко вдохнула и два раза активно выдохнула. Сосчитала от одного до десяти и от десяти до одного. После чего решила, что это вышло случайно, и снова набрала номер Егора.

Его

телефон

был отключен.

Милочка не поверила своим ушам.

Потом поверила и почувствовала себя полной дурой.

Она увидела себя со стороны: сидит такая вся разодетая-накрашенная, с блестящими глазами, с надеждой. А он просто забыл про нее. Передумал. И когда?! Когда она – так и быть! – решила допустить его до себя. Решила устроить ему умопомрачительный секс. Навела дома полный порядок, забила холодильник салатиками и уткой по-пекински из китайского ресторанчика. Приготовила свечи и медленную музыку. Намыла до блеска вазу – в ожидании цветов.

Скинуть ее вызов и выключить телефон – это был запрещенный прием. Удар ниже пояса. Несправедливый и жестокий. Милочке стало больно, и обидно, и очень жалко себя – такую красивую и романтичную.

«Я не буду об этом думать, – в конце концов подумала она, понимая, что иначе просто сойдет с ума. – Я расплачусь, возьму такси, доеду до дома и залезу в ванну. Или посмотрю какой-нибудь серьезный фильм. Или отвечу на письма, которых уже накопилось достаточно. Я найду, чем занять этот вечер... А потом я посмотрю этому наглецу в глаза: на работу-то он не сможет не прийти».

С этими словами Милочка на самом деле решительно встала, расплатилась и вышла из кафе. Поймать частника оказалось делом пяти минут, и через полчаса, удачно миновав все пробки, она уже заходила в свое парадное. Ни про Егора, ни про его вероломное предательство, ни про испорченный вечер она не думала. Держалась изо всех сил, но не думала. Тем более что мучиться-то было всего ничего – до девяти утра завтрашнего дня. А там уже по его глазам она все поймет.

Дверь ей открыла Марья Никаноровна.

– А тебя там ждут! – пропела бабулька и хитро подмигнула Милочке. – Такой кавалер...

Милочка аж подпрыгнула от счастья!

И снова себя почувствовала дурой. Но на сей раз дурой подозрительной и Фомой неверующим. Конечно, он решил ей сделать сюрприз. Конечно, он тайно пробрался на кухню и что-нибудь приготовил. Конечно, он уже разлил вино, зажег свечи и ожидает ее.

– Ах, я, наверное, на самом деле его люблю... – пропела Милочка себе под нос и смело шагнула в комнату.

На тахте перед телевизором в позе римского патриция возлежал... Арканя.

– Ты?! – У Милочки аж в зобу дыханье сперло. – Ты!.. Ты!.. Что ты здесь делаешь?!

– Тебя жду! – широко улыбнулся Арканя, вставая и раскрывая объятия.

Милочка увернулась.

– Я тебя не звала! Я тебя не ждала! Что ты вообще себе позволяешь?!

– Ты не рада меня видеть? – как будто искренне удивился тот.

У Милочки случился ступор. Это уже было чересчур для ее неуравновешенной психики истинного холерика со слабым процессом торможения.

Во-первых, она едва-едва пережила разрыв с Гошиком, который приручил ее к себе, наобещал с три короба (другие хотя бы замуж не звали!), а потом позорно сбежал.

Во-вторых, она только-только вылезла из депрессии и сумела снова поверить людям. Еще бы, это все было не так-то просто, а потребовало напряжения всех ее душевных сил, которых уже почти что и не осталось.