«Коза ностра» и торговля наркотиками, особенно героином, почти синонимы. Но, как и с остальной деятельностью мафий, характер этого бизнеса был не совсем таким, каким он представляется с первого взгляда. В 1948 году Фрэнк Костелло, будучи боссом «семьи» Лючиано, запретил своим людям заниматься наркотиками. По мнению Валачи, у осмотрительного Костелло на это было две причины. Во-первых, он ясно осознавал, что «рэкет рэкету рознь». Так, широкая публика относилась к незаконной торговле спиртным и организации азартных игр в общем-то с сочувствием или, в худшем случае, нейтрально. Что касается героина, то он не только вредил репутации мафии, но и побуждал правоохранительные органы активизировать свою борьбу с «Коза нострой» во всех сферах, где она присутствовала.

Более важным, однако, являлось упорное преследование со стороны Бюро по борьбе с наркотиками. «Коза ностра» презирала и в то же время побаивалась этой организации. По. признанию ее сотрудников, первое чувство было, впрочем, взаимным. Валачи жаловался, что Бюро «играет не по правилам». Действительно, не подлежит сомнению тот факт, что время от времени Бюро по борьбе с наркотиками применяет весьма сомнительные методы. Это в значительной степени объясняется тем, что Бюро, в отличие от других ведомств, сталкивалось с «Коза нострой» непосредственно, хорошо знало ее сущность и видело так много, что не считало себя связанным в отношении мафии какими-либо ограничениями морального характера. В отличие от ФБР, относящегося, кстати, к Бюро по борьбе с наркотиками несколько свысока, последнее черпает сведения о мафии не столько через информаторов, сколько через своих штатных сотрудников, внедрившихся в преступную организацию и ведущих в ней весьма опасную работу под каким-либо прикрытием. Это, конечно, оказывает влияние на людей, служащих в Бюро и, по сравнению со своими коллегами из других организаций, они более бесшабашны, отважны и изобретательны, менее дисциплинированны, нередко имеют личные счеты к мафии. Встречаются среди них и предатели. Кроме всего прочего, Бюро по борьбе с наркотиками первым признало существование «Коза ностры» как организации и вкладывало в свои операции провокационные элементы чаще, чем любой другой правоохранительный орган.

Решение Костелло относительно героина было встречено в «Коза ностре» по-разному. «Семья» Люччезе, вовсю занимавшаяся наркобизнесом, попросту его игнорировала. «Семья» Магаддино из Буффало, выразив на словах свое одобрение, продолжала торговать героином. Чикагская мафия, возглавляемая Тони Аккардо, пошла еще дальше, чем Костелло. Насколько известно Валачи, каждый член «семьи», отказавшийся от торговли наркотиками, получал двести долларов в неделю из «общака» в качестве компенсации за понесенные убытки.

Но даже в «семье» Аккардо введение запрета на наркобизнес привел к серьезному падению внутренней дисциплины. Соблазн быстрого заработка был слишком велик, и мафиози, особенно испытывающие серьезные финансовые трудности, настойчиво продолжали торговлю. Даже Вито Дженовезе, когда он в конце концов заменил Костелло и на словах подтвердил действительность запрета, смотрел на операции с героином сквозь пальцы, если ему давали снять сливки с каждой сделки.

(В «семьях», где наркобизнес был запрещен, включая и «семью» Дженовезе, попавшийся на героине мафиози не получал никакой поддержки. Рядовые члены «Коза ностры» делали регулярные взносы в так называемый «общак» — когда Валачи был в «семье» Дженовезе, они составили 25 долларов в месяц. Теоретически эти деньги предназначались для найма адвокатов или поддержки жены и детей мафиози, если он получал срок. Учитывая, что в «семье» Дженовезе насчитывалось 450 человек, за год в «общаке» накапливалась кругленькая сумма. Этими деньгами распоряжался босс, причем безотчетно. Но взятый на героине член мафии знал заранее, что финансовую помощь от своей «семьи» он не получит).

Бюро по борьбе с наркотиками заинтересовалось Валачи в середине сороковых годов. Впервые он попал в архивы как подозреваемый в 1944 году, затем в 1948. «Все думали, что я работаю с наркотой, — протестует Валачи, — но этого тогда не было. Это все из-за ребят, с которыми я общался. На самом деле в те годы я ни цента не сделал на героине».

В начале 1956 года Валачи был осужден на пять лет лишения свободы за незаконную торговлю наркотиками. Вместе с ним по делу проходил брат его жены Джиакома Рейна (Джек). По иронии судьбы это была все та же партия героина, переправку которой пытался организовать Еугенио Джианнини, когда его убили. Валачи впервые попал за решетку после своей первой отсидки в Синг-Синге в двадцатые годы. Однако скоро его выпустили под залог. В конце концов дело было пересмотрено, и приговор отменен, так как выяснилось, что вменяемое Валачи участие в преступлении не тянет на статью, по которой его судили. Это уголовное дело было очень запутанным, но надо признать, что роль Валачи в нем действительно не соответствовала обвинительному заключению и была весьма незначительна. По его собственному выражению, ему просто «пришили дело».

Есть веские основания полагать, что Валачи прав, настаивая, что его вина была ассоциативной. На допросе в ФБР и во время интервью с автором этой книги Валачи заявил, что он, а также проходившие с ним по делу Пэт Пагано и Пэт Моччио участвовали еще в одной сделке с героином, которая, видимо, не попала в поле зрения Бюро по борьбе с наркотиками. Она имела место примерно в 1952 году, и по словам Валачи, это был его первый опыт в наркобизнесе. Указанная сделка также наглядно демонстрирует, как «Коза ностра» придерживается своих этических норм в отношении членов мафии. «Это была грязная история, и я до сих пор жалею, что в нее ввязался. Но я хочу, чтобы ребята, которые пока еще не порвали с мафией, знали, как жадность боссов вредит нашему делу».

Сальваторе Шиллитани (Сэлли Шилдс), принятый в «Коза ностру» вместе с Валами, дал ему имя и адрес поставщика героина во Франции. Там героин в то время стоил 2500 долларов за килограмм, а оптовая цена на американском рынке составляла одиннадцать тысяч. Валачи решил, что эта вторая цифра слишком привлекательна, чтобы ее игнорировать, и, получив навод от Шиллитани, послал Пэта Пагано в Марсель. Там он должен был вступить в контакт с поставщиком по имени Доминик (фамилию Валачи не помнит)[22]. В качестве пароля служила разорванная надвое долларовая купюра. Одна половина была отправлена Доминику по почте, другую взял с собой Пагано. Его вояж во Францию оказался удачным. Вернувшись, Пагано сообщил Валачи, что скоро их должны уведомить об отправке героина в Штаты. Известия не заставили себя долго ждать.

Пэт позвонил мне и сказал, что приехала жена Доминика и он собирается ее повидать. Встреча была в какой-то гостинице, я уже не помню названия, где-то в центре. Когда Пэт вернулся, он сообщил, что с нас хотят получить восемь тысяч задатка. Я забыл, говорил ли он тогда, сколько порошка мы должны получить. Но вообще-то, договор был насчет пятнадцати кило. А в одном кило 35 унций по-нашему.

Но прежде чем окончательно ввязаться в это дело, мне надо было хорошенько подумать. Есть закон, который запрещает заниматься наркотой, и тут без осторожности никак нельзя. Лучший способ подстраховаться — взять в долю Тони Бендера. Если бы он участвовал со мной в этом деле, волноваться было бы не о чем. Попадись я, и Тони пришлось бы встать на мою сторону. Он тоже занимался героином. Точно, конечно, я не знал, но кое-какие подозрения у меня были. Короче, я решил рискнуть и поговорить с Тони. Сейчас-то у меня душа болит, когда об этом вспоминаю, а тогда идея взять в долю Бен-дера казалась совсем неплохой. В общем, поговорил я с Тони, сказал, вот есть, мол, такое предложение. Вел я себя очень робко, хотел прощупать сначала его отношение.

Он вроде заинтересовался, и я рассказал ему все подробности. Тони дал мне восемь тысяч и еще тысячу, которую я попросил для Пэта, чтобы он развлек жену этого Доминика.