Деньги я отдал Пэту на следующий день. Но тут возникла проблема. Пэт начал мне рассказывать, как он понравился этой бабе. Я ему говорю: «Пэт, сделай одолжение, прекрати валять дурака с чужой женой. Занимайся с ней только делом». А он: «Она ко мне сама пристает». Я ему все равно посоветовал воздержаться.

Прошло четыре недели, и мы получили известие, что уже вышел пароход с порошком. Я хорошо помню, что корабль назывался «Юнайтед Стейтс», но это так, не для протокола. Тем временем арестовали Сэлли Шилдса по другому делу. Он получил пятнадцать лет и вышел из игры. Я сообщил о грузе Тони Сендеру, и он сказал, что поручит Пэтти Моччио все организовать. Надо было заплатить моряку, который вынесет с корабля на берег порошок, по тысяче за кило. Но зато на берегу он, конечно, начинает стоить уже по пятнадцать штук за кило. Кажется, там был один моряк. Впрочем, это неважно. Если ему кто и помогал, это его трудности. Я не знаю, как он вынес товар. И слава Богу, что мне не надо было во все это вникать.

Ладно, порошок на берегу. Теперь я должен объяснить, какие у нас были условия, Бендер получает половину после того, как мы отдаем ему долг — девять тысяч и полностью расплачиваемся с Домиником. Ему мы были должны 29500, но какая разница, если здесь его товар стоил 165 тысяч?

Вот тут-то и проявилась гнусная сущность Тони. Пока порошок плыл на корабле, он был весь такой ласковый, елейный. Но стоило ему наложить свою лапу на товар, как все переменилось. Тони меня вызывает и говорит, что Вито Дженовезе тоже в доле». «Старик должен Фрэнку Костелло двадцать тысяч по какому-то кредиту, и мы сделаем доброе дело, если вернем за него этот долг. Потом он сообщает, что взял в долю кое-каких ребят, «чтобы те могли заработать», и называет Винни Мауро, своего любимчика, Сандино, своего советника, Джона Жука (по-настоящему его звали Стоппели) и, конечно же, Моччио. И еще кого-то, уже не помню. Но это не важно, вы скоро поймете, почему.

Короче говоря, выяснилось, что у меня восемь партнеров, включая Пэта Пагано. Ну что я мог поделать, когда Тони мне об этом сказал? Все-таки он мой «лейтенант», и здесь ничего не попишешь. Я даже не мог объяснить Пэту (который еще был только «кандидатом», а не членом мафии), что мы были в руках у Бендера, так как заниматься наркотой не разрешалось. Пожаловаться кому-нибудь на него я тоже не мог.

В общем, со всеми вычетами, включая двадцать тысяч для Вито, остается девяносто одна с половиной. Я говорю Тони: «Ладно, отдай мне и Пэту то, что нам причитается». Скоро он присылает Пэта Моччио, чтобы узнать, чем бы мы хотели получить, товаром или наличными. Я посоветовался с Пэтом Пагано и, так как наши ребятишки — Джо, брат Пэта и мой племянник Фиоре — давно теребили нас, чтобы мы достали героина, ответил Тони, что хотим взять свою долю натурой. Он дал нам два кило.

Проходит примерно пара месяцев, и меня вызывают в Йонкерс. Это был дом Моряка, по-настоящему его звали де Кватро. Приезжаю я туда и кого вижу? Вито Дженовезе. Он меня спрашивает:

— Ты когда-нибудь занимался героином?

— Да.

— Ты что, не знаешь, что это не разрешается? Чтобы ничего подобного впредь я о тебе не слышал.

— Ладно.

Конечно, я не придал особого значения этому разговору. Такая уж у Вито была натура. Он просто хотел дать понять, что сделал для меня большое одолжение.

Вскоре после того, как Тони с нами расплатился, у меня был разговор с Джоном Жуком. Я поинтересовался, получил ли он уже свою долю.

— Какую долю? — спрашивает он.

— Тебе еще не заплатили? — удивляюсь я. — Ты же был среди партнеров.

— Каких партнеров? Партнеров по чему?

Тут я смекнул, что Жук ничего не знает об этом деле, и замолчал. Я не хотел, чтобы это дошло до Тони Бендера, и он заподозрил, что я его проверил. Так что я замял этот разговор.

Через много лет, в 1952 году, после того как меня взяли на героине, я встретился в Вест-Стрите[23] с Пэтти Моччио. Мне в голову не приходило, что Пэтти ничего не получил за эту сделку. Но вот разговор заходит о Джоне Жуке, и Пэтти, к моему огромному удивлению, говорит:

— По крайней мере, хоть вы получили два кило.

— Ты что, — спрашиваю я, — не получил свою долю?

Пэтти махнул рукой в том смысле, что нет, не получил.

— Боже мой! — говорю. Я чуть со стула не упал.

— Тони меня долго обхаживал. Говорил, деньги нужны на то, на это. Когда я пришел получать свою долю, уже ничего не осталось.

— Шутишь!

Пэтти снова махнул рукой и замолчал.

Ну, теперь вы понимаете, как было дело. Не существовало никаких восьми партнеров. Господа Тони Бендер и Вито Дженовезе просто поделили деньги между собой.

Вечером 2 мая 1957 года Франческо Кастилья, более известный под именем Фрэнк Костелло, ужинал в фешенебельном манхэттэнском ресторане «Аильон». Примерно в одиннадцать вечера Костелло приехал на такси к дому в районе Сентрал-парк-вест, где располагалась его квартира. Когда он пересекал холл, чей-то голос произнес: «Это для тебя, Фрэнк». Костелло обернулся, чтобы посмотреть на говорящего, и тут раздался выстрел. Вскоре его привезли в госпиталь Рузвельта. По лицу Костелло струилась кровь, однако он не был серьезно ранен. Стрелок в спешке плохо прицелился, и пуля всего лишь повредила кожу на черепе.

Это покушение явилось кульминацией борьбы Дженовезе против Костелло, начавшейся убийством Вилли Моретти. Оно же ознаменовало начало хаоса и потрясений в «Коза ностре», которых не было со времен Кастелламмарской войны. Хотя Дженовезе уже оттеснил Костелло с поста босса «семьи», он хотел закрепить свой успех в борьбе за власть. Более того, он мечтал о мантии «босса всех боссов», которую никто не надевал с веселых деньков Счастливчика Чарли Лючиано. На пути к ней стоял, по крайней мере символически, Фрэнк Костелло — царь империи казино и тотализаторов. Он не зависел от «семьи», обладал хорошей репутацией, к его советам прислушивались. Если воспользоваться термином «Коза ностры», он по-прежнему был «в авторитете». Такая ситуация для Дженовезе была невыносимой, он должен был избавиться от Костелло раз и навсегда.

Покушение не могло остаться незамеченным, и личность несостоявшегося убийцы стала известна не только всем членам «Коза ностры», но и нью-йоркской полиции. В Костелло стрелял «солдат» «семьи» Дженовезе, бывший боксер Винченте Джиганте, отличавшийся могучим телосложением и носивший прозвище Челюсть. Комментируя со знанием дела неуклюжее покушение, Валами сухо заметил: «Челюсть целый месяц потратил на тренировки».

Так как Костелло остался жив, для Дженовезе сохранялась реальная опасность мести с его стороны. Но самую большую угрозу представлял Альберт Анастазия. Сумасшедший Шляпник и Премьер-министр, как иногда называли Костелло, составляли странную, но довольно неразлучную пару. Поэтому на следующий день после покушения, как рассказывает Валачи, основные члены команды Тони Бендера, примерно тридцать «солдат», были собраны в одной из гостиниц западной части Манхэттэна. Между ними были распределены районы города, которые они должны были прикрывать в случае ответного удара. «Нам приказали, — вспоминает Валачи, — быть начеку. Могла начаться война». Ему и пятерым отданным в его подчинение «солдатам» была поручена восточная часть Гарлема.

Тем временем Дженовезе уехал в сопровождении примерно сорока телохранителей в свою загородную резиденцию. Туда он вызвал всех «лейтенантов» «семьи» для принятия от них заверений в преданности. Не смог приехать лишь стареющий Энтони Карфано (Малыш Ауджи Пизано), о чем он скоро пожалел. В тот момент Дженовезе добивался демонстрации полной сплоченности. За Карфано был послан Тони Бендер, знавший его лучше других. «Вито, — рассказывает Валачи, — приказал Тони привезти Малыша Ауджи, не то он, Тони, сыграет в ящик. Так что Бендер его привез. Дело было не в том, что Малыш Ауджи встал на сторону Фрэнка. Просто он испугался. Он был старым приятелем Фрэнка и опасался, что его из-за этого шлепнут».