Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Библиоман. Книжная дюжина

Хозяева пространств

Елена Левкиевская. В краю домовых и леших . Персонажи русских мифов. – М.: ОГИ, 2009. – 264 с.: ил.

Книга адресована читателям всех возрастов, но прежде всего детям. В ней рассказывается о традиционном крестьянском укладе жизни, в рамках которого важное место отводилось добрым отношениям со всевозможными сверхъестественными существами, которые населяли различные области окружающего мира. Каждое выделенное пространство имело своего таинственного хозяина или хозяйку. Сходным образом делились сезоны в течение года, а также время суток. Соответственно существовал целый свод обрядов, ритуальных песен, форм поведения, передававшихся из поколения в поколение и являющихся ценным примером русских традиций.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Искусство

Тарантелла против яда тарантулова

РАЗМЫШЛЕНИЯ...

Читатели самых первых номеров «Литературной газеты», издаваемой бароном Дельвигом, но редактируемой по причине отсутствия оного в Петербурге Александром Пушкиным и Орестом Сомовым, могли не только познакомиться (в соответствии с объявленной целью издания) с новейшими произведениями словесности отечественной и иностранной, но также узнать о ряде прелюбопытнейших фактов.

Как то, к примеру, о том, что французы любят наслаждаться произведениями искусств чинно, вполне и нисколько не меняя своих ощущений, а если что и взманит на смех парижскую публику, то разве забавная ошибка актёра или незнание роли. И то – нахохочутся и снова примутся слушать с прежнею важностию, как ни в чём не бывали. (Русский зритель – напрашивается вывод – вёл себя о ту пору в зале несколько по-иному.)

Или вот ещё одно занимательное известие, особую весомость коему, несомненно, придавала ссылка на знаменитого Гёте: обнаружилось, что в Риме художники, делающие мозаические картины, употребляют 13 000 различных красок, из коих каждая имеет 50 оттенков, от самого тёмного до самого светлого, что составляет 750 000 разных теней – при этом художники, оказывается, ещё имели претензию жаловаться на их, теней, недостаток.

Две столь обильно процитированные нами заметки были напечатаны в разделе «Смесь» второго нумера новоявленного издания, и ими редакция, надо полагать, нынешним журналистским слогом выражаясь, «затыкала дыры» – действие, которого в газетном деле ну никак не избежать, ни в XIX столетии, ни в XXI. И можно было бы не обратить решительно никакого внимания на данный не то чтобы курьёзный даже, а так себе, просто несколько нелепый прецедент (князь Вяземский, заметим в скобках, один из деятельнейших сотрудников молодого органа печати, ещё тогда же, то есть 180 лет назад, попенял в письме к редактору Пушкину на уровень указанных текстов: «Статья Смесь во 2-м листе ужасно слаба»), можно было бы не ворошить далеко не самые блистательные страницы в истории нашего органа в пору его славного юбилея, когда б не одно «но». Вместе с этими своеобразными материалами в «Литературную газету» входило чёткое и отныне навсегда укоренившееся в проводимой ею политике осознание необходимости широкого культурологического охвата, взгляда, вбирающего в себя все роды творчества, а не токмо одно искусство словесности.

Дельвиг с Пушкиным, несомненно, понимали важность поступательного выхода за пределы собственно поэтических кущей, прозаических рощ и библиографических зарослей. Вот почему в публикациях первых номеров, имеющих касательство до драматургии – своего рода связующего звена между литературой и прочими искусствами, – ясно видна тенденция максимально комплексного подхода. С одной стороны, печатаются отрывки из новых пьес: в частности, исторической хроники князя Шаховского «Смольяне в 1611 году» (пускай «шекспировский» опыт «колкого» комедиографа и трудно было отнести к удачам автора, он был важен первым литгазетовцам в качестве союзника по антибулгаринской кампании). С другой стороны, именно здесь редакция всячески демонстрирует свою опору на вполне определённую литературно-идеологическую традицию: и с очерком Петра Вяземского «Введение в жизнеописание Фон-Визина» соседствует архивная публикация фонвизинского драматического фельетона «Разговор у княгини Халдиной», не допущенного в оные годы до печати. С третьей же стороны, в критическом эссе «Мысли о Макбете», присланном из «глубины сибирских руд» «государственным преступником» Вильгельмом Кюхельбекером, третьим лицейским братом-поэтом отцов-основателей (подписи под статьёй, естественно, не было), проводилась, кроме всего прочего, такая мысль: драматическое творение создаётся более для зрителей, нежели для читателей. По нынешним временам это выглядит натуральным общим местом, но для общего состояния умов 180-летней давности фраза имела звучание едва ли не искусствоведческого прорыва.

Вот почему в творческий коллектив газеты ими был с самого начала привлечён Валериан Лангер – кстати, лицеист II выпуска, художник-любитель, отнюдь не чуждый также тяги к рассуждениям на предмет живописи и ваяния (и если принадлежащее, скорее всего, именно его перу соображение относительно 750 тысяч римских теней вышло не особенно казистым, то уже в № 5 начинающий искусствовед всецело искупил «комковатость» своего дебюта, сумев с изрядным слогом, чувством и пониманием «пропиарить» три недавно отпечатанных в типографии г. Гельбаха… рисунка, сделанные с картин Кипренского, в том числе портрет поэта нашего Александра Сергеевича Пушкина, сделанный с весьма похожего оригинала, принадлежащего барону Дельвигу).

Вот почему под знамёна «ЛГ» первого призыва был немедленно призван Пётр Катенин – человек хотя в то время и весьма далёкий по эстетическим взглядам от позиции издателя и редактора, закоренелый «архаист», но зато не только предоставивший в своих «Размышлениях и разборах» (печатавшихся с продолжением в 24 выпусках газеты) фундаментальный обзор поэзии «всех времён и народов», но и решительно взявшийся расставить все имеющиеся искусства изящные по ранжиру, в коем пальма первенства беспрекословно отдавалась поэзии и живописи. Справедливо ли, наравне с сими искусствами, называют изящными архитектуру и музыку? что есть изящного в каком-нибудь строении? – полемически восклицал автор, – почему восхищаться более фасадом дома, удобством лестницы, разрезом двери либо окна, нежели отделкою кареты, фасоном кресел или щёгольством наряда? Что может быть высокого в музыке отдельно от слов? И с этими хлёсткими, куда как ригористичными доводами, защищая равенство всех сестёр на Парнасе, в 1830-м наверняка хотелось спорить, так же как и в 2010-м, когда к сфере изящного уже вполне официально – но вот насколько правомерно? – причислены и искусство дизайна, и искусство моды.