— А как же так получилось, что он сейчас лежит дома со сломанной ногой и пробитой головой, а у вас ни единого видимого повреждения?
— Так я же говорю, что он оступился и с крыльца свалился!
— И так целых три раза оступился?
— Он совершенно осатанел, из-за того, что попасть не может по морде. Метался за мной, как бешеный, а я только уворачивался. Я ж его ни разу не ударил…
Они некоторое время сидели, буравя его ментовскими взглядами, наконец, капитан пододвинул листок бумаги, принялся что-то писать. Павел терпеливо ждал. Капитан дописал листок, пододвинул его Павлу:
— Прочтите, внизу подпишите: с моих слов записано верно, и распишитесь…
Павел прочитал написанное. Капитан довольно точно передал его слова. Расписался, спросил:
— Я могу идти?
— Да нет… — тягуче проговорил капитан. — Это, — он ткнул пальцем в листок, — всего лишь нанесение тяжких телесных повреждений опасных для жизни в момент нанесения. Тянет всего-навсего на семь лет. — Он вдруг резко склонился к столу, вперился взглядом в глаза Павла и выпалил: — Корешка-то своего за что мочканул?
Павел спокойно пожал плечами, проговорил:
— Во-первых, у меня нет друзей, а следовательно, и убить никого из них я не мог…
Капитан целую минуту сидел неподвижно, вперясь взглядом в его глаза.
Павел насмешливо усмехнулся, сказал:
— Все это похоже на комичный детектив сороковых, пятидесятых годов… — и поудобнее устроился на стуле, даже закинул ногу на ногу.
Видимо, наконец, поняв, что со стороны выглядит комично, капитан полез в стол, достал оттуда большую фотографию, бросил на стол перед Павлом. Тот взял фотографию, с минуту полюбовался физиономией Николая с торчащим между глаз кузнечным зубилом, после чего равнодушно бросил фотографию на стол, сказал:
— Впервые вижу этого индивида.
Оба милиционера так обрадовались, что аж подскочили. Капитан закричал:
— Примитивно, Паша! Старого друга не узнавать… Вы ж с ним частную фирму под названием «Ферролит» учреждали, а перед этим лет двадцать в одной качалке качались!
— Да-а?! — Павел очень натурально сыграл изумление, взял фотографию, снова полюбовался, сказал скучным голосом: — Вы знаете, если бы мне кто-нибудь засадил промеж глаз кузнечное зубило, меня бы и родная мать не узнала…
Старлей от радости аж завизжал:
— Ага! И орудие убийства опознал!
Павел снова пожал плечами:
— Странно было бы, если бы я не опознал кузнечное зубило… Я трудовую деятельность в вагонном депо начинал, так вот там, кузнечное зубило и кувалда — наиглавнейшие инструменты.
Они все еще пытались его прессовать. Капитан вскочил, явно копируя капитана Жеглова, подбежал к Павлу, склонился к самому лицу, спросил страшным голосом:
— Где ты был в момент убийства?!
— Да откуда же я знаю, где я был?! — вскричал Павел.
Оба они, получив совершенно идиотский ответ, на абсолютно идиотский вопрос, замерли минут на пять, пытаясь переварить.
Наконец, капитан медленно выговорил:
— Значит, алиби у тебя нет, в момент убийства тебя никто не видел…
Павел вкрадчиво сказал:
— Если вы сообщите мне, когда именно произошло убийство, то я, возможно, вспомню, где находился?..
Капитан моргнул, соображая, наконец, до него дошло, что выглядит он полнейшим идиотом. Бросил хмуро:
— Между восемью и девятью вечера, — немного помедлил, и добавил: — Вчера…
— Вчера я находился на дежурстве с пяти вечера, до девяти утра сегодняшнего дня, — четко выговорил Павел.
— Кто может подтвердить, что вы находились на дежурстве? — снова переходя на «вы», спросил капитан.
— Да кто угодно?! Тренер Жаворонков. Я в спортзале мышцы качал. Вахтерша. Мы с ней как раз в это время сидели в фойе и разговаривали. Потом она попросила меня посидеть на вахте, и ушла домой. И было это где-то около девяти…
Лейтенант вдруг елейным голосом проговорил, заходя в атаку с другого фланга:
— Что-то вы не шибко опечалились гибелью друга?
Павел раздельно выговорил:
— Он мне не друг. И я очень рад, что этот козел, наконец, получил свое, давно им заслуженное…
— И за что ж вы так невзлюбили покойного? — спросил ласково капитан.
— А за то, что они с братцем посоветовали мне взять ссуду в сбербанке, вложить ее в это самое предприятие, «Ферролит», а потом выгнали меня. Мне потом пришлось форменным образом голодать года полтора, пока гасил ссуду…
— Интересно получается, Паша…
Павел вдруг резко прервал его:
— Для вас, товарищ капитан, я Павел Яковлевич! Потому как раза в два старше вас… — он намеренно надавил на слово "товарищ".
Капитан поперхнулся, но тут же заговорил снова:
— Интересно получается, Павел Яковлевич… Исчезает без вести один ваш обидчик, спустя месяц через открытое окно влетает кузнечное зубило и втыкается промеж глаз второму вашему обидчику… Как-то странно все это… Совпадения эти… Мы парни недоверчивые, не верим мы в совпадения…
— Я чего-то ни единого совпадения не заметил…
— Ну, как же! Оба ваши обидчика в один месяц богу души отдали…
— Во-первых, не лепите из меня графа Монте-Кристо. Если бы я хотел из-за паршивых денег об это дерьмо руки пачкать, с риском залететь в тюрьму, я бы их тогда еще пристукнул…
— Значит, вы признаете, что таких здоровенных мужиков могли бы пристукнуть?
— Ну, из-за угла, да в спину, можно любого супермена… А во-вторых, насколько мне известно, Алексей числится пропавшим без вести. Трупа его никто не видел. И, в-третьих, из меня супермена не лепите. Я в десанте не служил, кузнечные зубила метать не умею, да к тому же с такой точностью. В окно, да прямо промеж глаз…
Старлей протянул насмешливо:
— Ну-у… Павел Яковлевич! Столько лет тренируетесь…
— Я занимаюсь культуризмом, к вашему сведению.
Капитан проговорил медленно:
— А вот мне кажется, что дело было так: — он помолчал, нагнетая напряжение, затем заговорил, — вы, Павел Яковлевич, в укромном уголке пристукнули, как вы сами выражаетесь, Алексея, труп спрятали, и притихли. Но Николай откуда-то узнал про это, и наехал на вас. Логично?
— Логично, конечно… А почему вы решили, что он на меня наезжал?
— Ну, как же!.. Это же его бойцы приходили в бассейн.
— Я вообще понятия не имею, чьи бойцы приходили! Я позвонил в милицию, сдал их тепленьких, а ваши милиционеры отпустили их, даже не удосужившись выяснить их личности.
Милиционеры сидели на своих стульях и молча смотрели на Павла своими специфически ментовскими взглядами: нам все известно лучше тебе не запираться самому все рассказать а то хуже будет. Но им уже давно все было ясно.
Павел спросил дружелюбно:
— Я могу идти?
Капитан переставил стул поближе к Павлу, сел на него верхом, сложил руки на спинке, оперся на них подбородком, заговорил доверительно:
— Павел Яковлевич, вы завалили матерого и хитрого бандюгу. Ну, чего вы ваньку валяете? Повесили на нас глухаря, пятно на весь центральный отдел… Ну, вы ж ни в чем не виноваты. Типичная самооборона. Вы только кивните, мы запротоколируем и свалим все это в архив, как раскрытие, а вам от всего отдела спасибо скажем…
Павел протянул:
— Зама-анчиво… — капитан смотрел на него таким простецким взглядом, что так и тянуло ляпнуть: — Ну, я, я мочканул этого козла…
Павел горько улыбнулся:
— Когда я к вам пришел, просил, умалял; спасите, помогите, убить пытаются какие-то козлы ни за что, ни про что! Что вы мне ответили? Что я псих, что у меня мания преследования, что мне лечиться надо… Потом моя жена приходила, тоже просила помощи. А ей с неприкрытым хамством ответили: вот когда убьют, тогда и приходите… И теперь, когда эти бандюганы не поделили чего-то между собой, вы хотите на меня этот труп повесить и засадить в тюрягу… Как вам не стыдно, господа офицеры… — и Павел улыбнулся еще горше.
Они сидели и смотрели на него. Им явно не было стыдно, просто, они лихорадочно придумывали, с какой еще стороны на него можно напасть.
