И работа закипела: в сухом русле и по берегам в ряд составили телеги, связали их ремнями, нарезанными из сохачьих шкур. Чечуля смерил шагами ширину свободных промежутков, яростно ругнулся:
— Эх! Все одно лишь на два ряда получается! В два ряда не сдюжим, а, Серик?
— Не сдюжим — значит, смерть примем… — спокойно выговорил Серик. — За телегами стрельцов поставим, и вверху на склонах, тоже стрельцов посадим. Гляди, какой перестрел получается!
— Перестрел хо-оро-оший… — протянул Чечуля. — Только тебе тоже придется стрельцом сидеть на скалах…
— А тут кто будет?..
— Я, кто ж еще? — удивился Чечуля. — Тебе, Серик, равных нет, так чего ж ты тут будешь зря мечом махать? Коли стрелами можешь десятками укладывать…
Серик нехотя признал правоту Чечули, и отправился к табору, готовить стрелы. Самострельные стрелы он почти и не расходовал, их был полный запас, а вот лучных осталось маловато. Однако пришедшие готовиться к бою дружинники, принялись складывать у его ног свои стрелы: кто пяток положит, а кто и десяток. При этом ободряюще хлопали по плечу, говорили: — "Ты уж не подкачай, Серик, чтоб каждая стрела цель находила. Нам же вернуться надобно, а то и на край света поглядеть…"
Подготовившись к завтрашнему бою, Серик полез на скалы. Было еще светло, и он во всех подробностях разглядел будущих врагов. А то, что это враги, стало ясно с первого взгляда. Половцы встали табором у сухого русла; кто шатры ставил, кто ямы копал, чтобы добыть воду. Пехоты не было, но был порядочный обоз, состоящий из вьючных верблюдов. Но от этого не легче — перевес двойной, а половецкий всадник и в пешем бою неплох.
Зная нрав половцев, спать улеглись в кольчугах, с оружием под рукой; все знали, что половцы могли и ночью напасть. Однако ночь прошла спокойно, на рассвете стан зашевелился. Наскоро подогрели на кострах с вечера приготовленную похлебку из баранины, поели и пошли строиться под водительством Чечули. С Сериком остались два десятка лучших стрельцов. Он оглядел воинство — люди были в годах, показавшие себя еще зимой в охотах на сохатых да оленей, у некоторых были самострелы царьградской работы. Лисица старательно протирал тряпочкой, смоченной в масле булатный лук своего самострела. Серик пригляделся, а самострел-то был германской работы, а это даже лучше, чем царьградский.
Серик проговорил:
— Вот я с тобой уж пуд соли съел, а все не разгляжу тебя до конца, Лисица; и меч то у тебя иберийский, и самострел германский — все самое лучшее…
— Да и вояка я не из худших… — ухмыльнулся Лисица. — Говори, чего делать-то мне?
— Возьми двоих, и лезьте на кручу, туда, где дозорные сказывали, какие-то всадники пробирались. И если в обход пойдут, огненными стрелами дайте знать, что своими силами не управитесь. Ну, а коли управитесь, так управляйтесь…
Лисица молча ткнул пальцем в троих, и они не спеша полезли на крутой склон. Серик оставшихся распределил поровну на оба склона, себе выбрал отличное местечко на выпирающей в долину скале; на выступе, торчащем из скалы на высоте в десяток саженей. Отсюда все открывалось как на ладони, даже из лука перестреливалась вся долина. Серик критически оглядел строй; Чечуля, оказывается, и пехотинец был умелый. Центр был накрепко привязан к телегам, а крылья он загнул слегка вперед, поставив там воинов в один ряд, за счет чего усилив центр до трех рядов. Серик проворчал под нос:
— А што, умно… Склоны крутые, тут и один ряд сдержит…
Получив место в строю, пешцы не стояли без дела; всяк обустраивался по вкусу, кто вбивал колья перед строем, кто накидывал крупных камней. На камне и конь может ногу сломить, и пехотинец споткнуться, а тут уж от твоего умения зависит, успеешь нанести удар, пока он не закроется щитом, так и победу можешь принести. В пешем строю любая брешь может победу принести, еще Шарап поучал. Серик посетовал, что у всех круглые щиты для конного боя, пехотные, удлиненные, с острым нижним концом, который можно воткнуть в землю, невпример надежнее в пешем бою. Вдруг послышался свист. И хотя дозорного отсюда видно не было, так ясно стало, что половцы двинулись. Серик подтянул ремешок колчана, чтобы оперения стрел поднялись над плечом, ощупал висящий на поясе колчан для самострельных стрел, еще раз осмотрел прислоненный к камню самострел. Тут послышались шаги, посыпались камни, на выступ кое-как вскарабкался ногаец. В одной руке он держал самострел, в другой — толстый корявый костыль. Тяжело отдыхиваясь, проговорил:
— Чечуля прислал… Г-рит, хромой — не вояка… Да я и стрелец не шибко хороший… На той неделе ногу подвернул вот, никак не проходит, зараза…
Серик хлопнул его по плечу, проговорил весело:
— Ничего, самострелы мне будешь заряжать. То-то поджарим бока половцам…
Серик все еще половцев не видел, но судя по тому, как строй внизу подтянулся, воины подобрали копья с земли, они были уже близко. И вот, наконец, они показались из-за склона; ехали плотной массой, ощетинившись длинными копьями. И тут Серик понял каким-то наитием, что они попытаются в конном наскоке пробить строй, не считаясь ни с какими потерями. Они ехали по обоим берегами высохшего ручья, и казалось, будто спали в седлах. До них было тысячи полторы шагов. На таком расстоянии из самострела в движущуюся цель не может попасть даже самый искусный стрелец, но в такой плотной толпе стрела свою цель наверняка найдет. Серик проворчал, накручивая ворот самострела:
— Ну, щас я вас разбужу…
Он примерно подвел острие стрелы к передним всадникам и спустил тетиву. И сам удивился, что попал, правда, не в того, в кого целил. Принимая заряженный самострел, спросил:
— Как звать-то тебя, запамятовал я чего-то?..
— Шкандыба меня прозвали… — просипел ногаец, с натугой вертя ворот самострела. — Который раз уж ногу подворачиваю; как соскочу с коня, так и подворачивается, зараза…
Другие стрельцы тоже начали постреливать. Стрелы часто находили цели в густом строю, но половцы будто не замечали столь ощутимого урона. Вот они подъехали на расстояние полета лучной стрелы. Серик проговорил:
— Щас на сшибку пойдут… — и отложил самострел, взял лук, наложил стрелу на тетиву, и тут снизу прилетела стрела. Не такие уж и беспечные оказались половцы, не менее сотни в задних рядах, повесив щиты за спину, били из мощных, гнутых луков по стрельцам, засевшим на скалах. Серик рявкнул: — Шкандыба! Прикрой меня щитом!
Шкандыба, шипя от боли в ноге, кое-как пристроился на коленях на краю выступа, уперев край щита в камень. Серик, высмотрев цель, на миг высовывался из-за щита, пускал стрелу, и снова прятался. Половецкие стрельцы видать были умелые, уже не менее полудесятка стрел торчало в щите, да столько же валялось, ткнувшись в скалу. Половцы сразу углядели, где сидит самый умелый стрелец. Вот они пришпорили коней, и с дикими воплями ринулись вперед. Их стрельцы так и продолжали ехать шагом, густо посыпая стрелами и русских стрельцов, и русский строй. Серик уже стрелял стоя во весь рост, не прячась за щит. Половцы еще не доскакали до русского строя, а Серик уже изловил аж четыре стрелы. Слава юшману братовой работы! Булатные пластины легко выдержали тяжелые половецкие стрелы. Внизу, возле телег заклубилась замятня; половцы уткнулись в русский строй, которые на конях — тыкали копьями, те, под кем коней убили, вертелись вокруг конных, и тоже тыкали чем попало в строй, размахнуться для удара не было места. Серик заорал, скаля зубы:
— Ну и дурак же ваш воевода! Кто ж в конном строю в лоб на пехоту ходит?!
Щедро рассыпая стрелы, Серик не забывал оглядывать и поле боя; на противоположном краю долины, стоящий на склоне отрога строй, положив копья на землю, лупил из луков по сгрудившимся в центре половцам. Увидя, что строй стоит, будто вкопанный в землю дубовый тын, Серик принялся стрелять по половецким стрельцам — от них можно было ожидать наибольший урон. Стрельцы сразу поняли, что за них взялись всерьез; навесили щиты на руки, а так стрелять невпример труднее, так что стрелы теперь били в скалу значительно дальше от Серика. Примостившийся у его ног Шкандыба, лупил из самострела не утруждая себя прицеливанием, в самую гущу клубящейся толпы половцев. И наконец половцы поняли, что в конном строю русский строй не одолеть, отхлынули; завесив спины щитами от стрельцов, поскакали прочь. Серик бил им вслед, пока мог достать. Наконец опустил самострел — последний половец исчез за выпирающей скалой. Серик медленно обвел взглядом побоище: строй дружины стоял неподвижно, будто еще не веря, что половцы ускакали, перед ним лежал целый вал из конских и людских трупов. На телеги вскочил Чечуля, и принялся неторопливо прохаживаться взад-вперед. Приложив ладони рупором ко рту, Серик проорал:
