Боярин добродушно покачал головой:
— Ну и брат у тебя! Он что, и правда, такой лихой?
— А ты испытай… — с подначкой проговорил Батута. Но тут же посерьезнел, и спросил: — Ну, и что там, в печенежских землях?
— А тревожно как-то… Германцев полно. Ходят толпами в белых плащах с красными крестами. Не к добру все это… Слышь, Батута, а ты отдашь за моего сына свою младшую?
Вперед выступила мать и строго выговорила:
— Ты, боярин, шути, да не заговаривайся! Знаем мы, каково простой девушке в боярской семье…
Боярин смутился, сказал потупившись:
— Да не шучу я… Разве может быть урон боярской чести, породниться с таким мастером? — тронув коня, он поехал своей дорогой.
Глядя ему вслед, Батута проговорил:
— И верно, тревожно что-то… Князь соглядатаев посылает в земли печенежские… Прав ты, Серик; большой войной пахнет. Раньше набеги случались, как гром с ясного неба, но и отбивали их с легкостью. А сейчас угроза копится, будто гроза среди тихого дня…
Они еще и до ворот не дошли, когда услышали шум торжища. Пройдя ворота, остановились, оглядывая море разливанное многолюдства; стояли ряды телег, с задранными в небо оглоблями, у берега, тесно, борт к борту, стояли челны и ладьи.
Оглядывая из-под ладони торжище, Батута пробормотал:
— Чего-то не видать ладьи дружка моего германского, Иодля… Доброе железо привозит всегда…
Сзади послышался радостный вопль:
— Братцы! Гляньте-ка, какие крали!..
Серик резко развернулся, из ворот вывалило пятеро Рюриковых дружинников, и теперь они нахально пялились на сестер. А те испуганно жались к матери.
Батута медленно выговорил:
— Шли бы вы по добру…
— А то, что будет?! — угрожающе выставил вперед щербатую, бритую морду кособокий верзила, в красной франкской рубахе.
— А то бок подправлю, враз прямым станешь… — спокойно выговорил Батута.
Вокруг уже собирался народ. Двое, видать заядлые драчуны, вытаскивали из-за поясов рукавицы, деловито натягивали на руки. Двое парней у ближайшего воза аккуратно выворачивали оглобли. А Рюриковы дружинники, будто и не понимали, что их сейчас бить начнут, и бить будут долго и основательно. Один из них сунулся к Серику, требовательно протянул руку:
— Отдай меч! Ни к чему он смерду…
Серик сговорчиво проговорил:
— Да на, возьми… — и, выдернув меч из ножен, так засветил им плашмя дружиннику по лбу, что звон разнесся на все торжище.
Батута уже умело правил бока кособокому; саданув два раза кулачищами по бокам, со всего плеча засадил в ухо, и этот разлегся, уютно примостив голову на кучку лошадиных яблок. Троих других молотили заядлые драчуны, сладострастно хекая, и азартно вскрикивая, обрабатывали кулаками так, что бедолаги не могли даже мечей вытащить. Вокруг крутились два парня с оглоблями, все примериваясь огреть оглоблей, но момента не подворачивалось. Вокруг стояли зеваки, и подбадривали криками драчунов. Серик пожал плечами и сунул меч в ножны. Побоище быстро завершилось; трое дружинников улеглись рядом с товарищами, парни разочарованно потащили оглобли хозяину воза, который, впрочем, стоял тут же, среди зевак.
К Батуте подошел Шолоня, сказал:
— Нельзя дальше терпеть этакие бесчинства!
Батута пожал плечами:
— А мы-то, чего? У нас князь есть…
— А чего, князь? Ударим в колокол, кликнем вече, и своей волей выгоним Рюрика из города!
Из-за спин толпы послышалось:
— Эгей! Чего собрались? Бесчестье князю замышляете?
Шолоня развернулся, проговорил степенно:
— Да нет, это не мы бесчестье князю замышляем, а Рюриковы дружинники…
Раздвинув толпу, в круг входили трое княжьих дружинников. Один из них испуганно спросил:
— Уж не убили вы их?
— Да нет, отдыхают… — проговорил Шолоня.
— А жаль… — обронил воин в полголоса. После чего повысил голос, проговорил: — Ну, коли смертоубийства не произошло, расходитесь…
Рядом степенные мужики, покачивая головами, переговаривались:
— Это ж надо, совсем распоясались… К Батуте привязались… Нет, правильно Шолоня говорит — вече скликать надобно…
— Ну, с Сериком не пошуткуешь… Видал он как? Сразу меч из ножен… Слыхал, он с этими забубенными головушками, Шарапом и Звягой, в поле половецкое за добычей лазил?
Серик отметил про себя: — "Надо же, и двух дней не прошло, а уж весь Киев знает, что он в поле половецком был…"
Шолоня пошагал по своим делам, Батута двинулся дальше, Серик потянулся за ним. Мать ласково произнесла:
— Ох, и крут же ты, Серик. Ну, прямо вылитый отец. Тот так же был скор на руку…
Они шли меж рядов, не спеша, поглядывая по сторонам, то и дело прицениваясь к товарам, но Батута ничего не покупал, нарочито не замечая жалобных взглядов сестер. Наконец вышли на берег, где стояли ладьи германских купцов. Сразу распознав достойного клиента, сбежались от всех ладей приказчики, наперебой расхваливая свой товар.
Батута выхватил из толпы самого шустрого, спросил:
— А где нынче стоит Иодль?
— Йодль? Яа! Яа! Кранк, болеть Йодль. Брудер гефарен… Брат приехаль…
— Ну, проводи…
— Яа, яа… Ихь проводить…
Пройдя в самый конец ладейного ряда, шустрый приказчик ткнул пальцем в крайнюю ладью. Видать, пользуясь тем, что прибыл новичок, брата Иодля оттеснили на самый край торжища. Через борт перевесился огромный, белобрысый парень, проговорил, радостно блестя крупными зубами:
— О-о! Как я рад! Брат говориль, Батута лучший клиент…
— Ты не обзывайся… — добродушно проговорил Батута. — Показывай товар…
— Проходи, проходи на корабль! — радостно воскликнул германец.
Батута взошел по заскрипевшим сходням, Серик легко взбежал следом. Батута, задержавшись на верхотуре, оглядел связки полос, груды криц, проговорил задумчиво:
— Экое богатство… А? Богат Иодль?
Немец закивал головой:
— О! О! Богат, богат… Зер богат!
Батута долго, придирчиво разглядывал полосы, крицы, то и дело скоблил железки припасенным камешком. Наконец выпрямился, проговорил:
— Доброе железо. Иодль плохого не возит…
Купец засуетился:
— Как всегда — одну телегу?
— Да нет, — Батута помедлил, — на сей раз две возьму…
— О-о! Никак Батута разбогател?
— Не без этого… — Батута отцепил от пояса кошель, отсчитал монеты, протянул купцу.
Тот спрятал руки за спину, смущенно пробормотал:
— Нынче вдвое…
— Эт, почему же?! — изумленно вскричал Батута.
— Указ самого Папы…
— Да побойся Бога!
Купец поежился, пугливо оглянулся, пробормотал:
— Бог высоко, а его наместник, Папа, близко… Один из моих приказчиков — явно соглядатай… Я ж понимаю, что половину железа обратно придется везти… Но хочется голову на плечах подольше носить… Обратный путь идет через земли Ордена…
— Ладно… — Батута отсчитал еще монет, протянул купцу.
Тот взял деньги, поднялся над бортом, замахал кому-то руками. Из ряда терпеливо дожидавшихся возчиков выехали две телеги, возницы взошли на борт, и принялись вместе с приказчиками таскать крицы и полосы, под бдительным наблюдением Батуты. Когда груженые телеги отъехали, Батута поманил сестер за собой. Серик понял, что теперь до конца торжища девчонки будут толкаться в рядах, где торгуют всякими женскими безделками. А потому он отделился от компании, и пошел в оружейные ряды. Приценился к германской кольчуге. Просто так, брат лучше делает. Примерил по руке огромный двуручный франкский меч. Покачал головой; и как с таким в сече управляться? Вскоре вышел к полотняному навесу, под которым стояли столы. Толстый корчмарь прямо из бочек черпал ковшом брагу, пиво, особо привередливым наливал франкского вина. За столами обретался разноцветный люд, в основном — расторговавшиеся купцы, да несколько воинов, из княжьей дружины. За одним столом уж очень тесно сгрудились люди, слушали чего-то, что им говорил человек, в заморской одежде, низко склонившись к столешнице. Так увлеклись слушатели, что припивать из кружек забывали. Заполучив большую, собранную на медных обручах, деревянную кружку пива, Серик подошел к рассказчику, и сразу узнал в нем Рюрикова дружинника, который приходил меч заказывать.
