— Гвоздило есть?
— Тут я… — негромко откликнулся из темноты голос.
— Чего ждем? — спросил Шарап.
— Остальных… — коротко буркнул Гвоздило.
Вскоре в балку спустилось еще несколько человек. Гвоздило спросил:
— Все собрались?
Из темноты откликнулось несколько голосов:
— Кажись, все… Если и не все — ждать уже нечего, скоро рассвет…
— Пошли… — коротко бросил Гвоздило, и добавил, когда вокруг зашуршало: — У кого есть луки — приготовить…
Шарап молча вытащил из налучья лук, натянул тетиву, и пошл вслед за всеми, держа лук в руке. Недолго шли по дну балки, вскоре послышалось конское фырканье, звон свободно болтающихся трензелей. Рядом кто-то прошептал радостно:
— А кони-то оседланы. Только трензеля вынули… Видать, ждали, что мы попытаемся вырваться из города, вот и приготовили для преследования…
По цепочке пронесся шепот:
— Лучники — наверх!
Шарап бесшумно, на карачках, полез вверх по склону. Рядом, так же бесшумно карабкался Звяга. Опытный тать сумел уберечь свой лук. Шарап медленно выпрямился, оглядывая выгон. На фоне светлеющего неба отчетливо вырисовывались трое всадников. Широко по полю разбрелось сотни две лошадей. В неверном предрассветном сумраке разве что Серик смог бы разглядеть пеших стражей. Шарап поднял лук, вытянул тетиву до уха, и тут же отпустил. Все будто сговорились — в стражей вонзилось по десятку стрел, и они грянулись с коней без стона. Некоторое время прислушивались, но кони безмятежно паслись, только ближайшие от упавших, тревожно захрапели и зафыркали, но быстро успокоились. Романовы дружинники разбежались по полю, ловя лошадей. Шарап со Звягой тоже вмиг завладели парочкой отличных половецких коней, один Батута, пыхтя, бегал по полю, но лошади ловко от него уворачивались. Звяга коротко ругнулся, сунул повод своего коня Шарапу, и вмиг поймал коня для Батуты. Ни словом не перекинувшись, Романовы дружинники направили коней вдоль берега, вверх по течению. Ну что ж, и это по пути… — решил Шарап и пристроился четвертым в конный походный строй. Где-то позади держались Звяга с Батутой. Шарапу вдруг пришло в голову, что глупо уходить по правому берегу; половцы наверняка пустятся в погоню. Подстегнув коня, он поравнялся с Гвоздилой, сказал:
— Надо переправиться на тот берег…
Гвоздило буркнул:
— Сам знаю… Токо как ты переправишься в кольчугах и с оружием?
— Тут неподалеку тайная протока есть, — медленно заговорил Шарап, — при приближении врагов киевляне лодии свои прячут. Можа кто и запрятал…
В протоке, и правда, стояла ладья, прикрытая нарезанным камышом.
Разглядывая ее в рассветном сумраке, Батута сказал:
— Невелика ладейка, как же мы в ней переправимся? По-очереди, што ль?
Гвоздило хмуро пробурчал:
— Никакой очереди, оружие сложим, а сами вплавь…
Весел не оказалось, видать запрятаны были в другом месте. Однако искать было некогда, быстро разоблачились, сложили оружие и одежду в ладью, у кого оказались веревки, понавязали их на носового дракона, да на уключины, поплыли и поволокли ладью за собой. Лошадей погнали особо, отрядив десяток воинов в сопровождение. Пришлось плыть, напрягая все силы — от города отъехали, всего ничего, вот-вот должны были показаться стены Киева. Однако успели, торопливо выволокли ладью на берег, запрятали в прибрежных ивняках, разобрали оружие и поскакали по лесу напрямик. Вскоре вышли на Десну, переправились вброд, вышли на малоезжую дорогу ведущую вдоль берега, и поскакали по ней. Шарп подумал, что опять по-пути и молча следовал в общем строю. День уже взошел к полудню, когда Гвоздило скомандовал остановиться. Подъехавшему Шарапу объяснил:
— Кони притомились…
Пустив коня пастись, Гвоздило задумчиво проговорил:
— Чего бы пожрать…
Звяга ухмыльнулся, медленно проговорил:
— Так мы ж как раз посреди княжьих ловов… Поди, князь не осудит?
Гвоздило зло выговорил:
— Мне плевать, осудит меня Рюрик, или не осудит…
— При чем тут Рюрик? — пожал плечами Шарап. — Князь Роман придет из ляхов — в миг сгонит Рюрик со стола…
Гвоздило медленно выговорил:
— Я не хотел тебе говорить, но еще в начале осады в город перелез гонец… Он-то нам и поведал, что князь Роман погиб в ляхах, дружина разбрелась, только ближние дружинники повезли тело князя в Волынскую землю для захоронения в родовой усыпальнице…
— Ли-ихо-о… — протянул Шарап. — А что бы это изменило, буде ты сразу сказал? Осада-то началась…
— Вот и я подумал… — обронил Гвоздило.
— Ну, и куда вы теперь?
— К князю черниговскому. Не Рюрику же служить… Да и перебьет он нас — шибко большой зуб у него на нас вырос… Ладно, все пустое, — оборвал сам себя Гвоздило. — Ты, Шарап, сказывают, знатный охотник?..
Шарап молча поднялся с земли, прихватил лук в налучьи, легко вскочил на коня и поскакал к ближайшей рощице. В рощице наверняка должны дневать олени после пастьбы на тучных лугах. Оставив коня на опушке, он осторожно пошел в глубь леса, приглядываясь к земле, и вскоре углядел кучку свежего помета. Покружив вокруг, вскоре нашел еще одну. Прикинув направление, уже уверенно пошел вперед, осторожно раздвигая негустую траву острыми носками сапог и отводя руками нависающие ветви деревьев. Вскоре завиднелась прогалина, а на ней и несколько олених, под охраной могучего рогача. До них было шагов пятьдесят, но Шарап решил близко не подходить, выбрал олениху, возле которой не крутился теленок, осторожно, чтобы не заскрипела, натянул тетиву. Она резко щелкнула по защитной рукавичке, олени разом насторожились, но, не видя опасности, только замерли. Но когда олениха шумно упала в траву, остальные сорвались с места, и с треском унеслись в лес. Вернувшись на опушку, Шарап замахал рукой. Оставив троих сторожить пасшихся коней, дружинники потянулись к опушке. Гвоздило спросил, подойдя к Шарапу:
— Четверых хватит, чтоб добычу принести?
— Хва-атит… — протянул Шарап. — Олениху подстрелил…
Гвоздило повернулся к своим, сказал устало:
— Четверо пойдут с Шарапом, остальные — дрова собирать… Пока кони пасутся, еще и поспать надо успеть…
Все еще опасаясь погони, костры запалили под кронами двух могучих дубов, стоящих рядышком на опушке; дымы костров без следа рассеивались пышными кронами. Вскоре потянуло приятным духом жареной оленины. Никто не озаботился захватить соли — все старались набрать побольше оружия в предчувствии прорыва с боем, но и без соли оленина показалась поистине царским блюдом. Вскоре от оленихи осталась кучка обглоданных костей, а насытившиеся воины тут же и завалились спать в тенечке, оставив двоих сторожей.
Далеко за полдень Гвоздило разбудил дружину, кони уже не паслись, а отдыхали подремывая, многие лежали на земле, отдыхая от изнурительной ночной скачки. Бывалые воины молча, не перекинувшись ни единым словом, взнуздали лошадей, расселись по седлам, Гвоздило оглядел строй, и молча махнул рукой. Торная дорога заросла травой; видать за все время осады Киева по ней никто не проезжал. Слева изредка блестела вода Десны, леса потянулись дремучие. Когда с правого берега в Десну пал ручей, Шарап натянул поводья, рядом остановились и Звяга с Батутой. Мимо них проходила дружина, каждый воин взмахивал рукой и желал удачи. За время осады успело сложиться крепкое боевое братство. Гвоздило остановился, спросил:
— Куда теперь?
Шарап пожал плечами:
— Тут неподалеку наш знакомец, волхв, проживает — пока у него отсидимся. А там видно будет…
Гвоздило что-то хотел сказать, но махнул рукой, и молча поскакал вслед дружине. Шарап поглядел ему вслед, проговорил:
— Хороший человек, и воин хороший… Ну, ладно… Тут где-то брод был… Поди не перекатило его на другое место с прошлой осени?..
Звяга хмуро пробурчал:
— Который год этим бродом ходим, а ты все опасаешься, не перекатило ли его куда…
Батута сидел молча, нахохлившись — он уже жалел, что струсил, и бежал из города, оставив семью и мальчишек подмастерьев на громадного, рассудительного, но шибко уж тугодумного Ярца.