— Ну вот, перед нами миссис Гаттман, которая захотела срубить немного бабок, обнародовав некоторые сексуальные странности своего мужа. Мы, со своей стороны, попытаемся не допустить такой несправедливой и бесполезной траты денег нашего клиента. В итоге процесс закончится на какой-то точке равновесия, положение которой на финансовой шкале будет зависеть от профессиональной сноровки адвокатов обеих сторон. А потом наши клиенты разойдутся в разные стороны, унося в клювах по куску этого вонючего скрепочного заводика, который достанется каждому по решению суда.

На Фредди Бендера было страшно смотреть — так глубоко потрясли его слова миссис Гаттман.

— Бур, вы говорите?

На обычно добродушном мальчишеском лице Ригли появились явные признаки раздражения.

— Но это жизнь, Майлс. Ты, видно, совсем сдурел. Жизнь — она ведь вся неизбежно состоит из компромиссов.

— Нет, Ригли, это смерть. Риск, борьба и, наконец, полное, сокрушительное поражение, которое наносишь оппоненту, — вот это жизнь. Скажи-ка мне лучше: Иван Грозный, Генрих VIII, вождь гуннов Аттила — что у них общего?

Ригли в задумчивости снял очки, почесал в затылке и уставился на Майлса.

— Может, вторые имена?

Майлс оторвал глаза от блокнота, и его взгляд устремился куда-то вдаль. Его одержимый вид и хриплый голос сделали его похожим на одного из тех миссионеров с безумными фанатичными взглядами, убежденных в правоте и величии своих идей, которые они несут невежественным и непросвещенным.

— Понимаешь, эти ребята не просто одерживали победы. Они умели…

— Мистер Мэсси!

Ригли вздрогнул и огляделся. Весь зал — публика, присяжные, Фредди Бендер, миссис Гаттман и судья Бун — в особенности судья Бун — смотрели на них с Майлсом.

— Мистер Мэсси, — кисло сказал судья Бун с таким видом, будто собирался огласить смертный приговор, — я вынужден повторно спросить вас: есть ли у вас вопросы к противной стороне?

Ригли почувствовал, как его лицо заливается краской под суровым взглядом судьи. Однако же Майлс продолжал оставаться воплощением хладнокровной уверенности в себе. В один миг его мессианский пыл сменился намеком на извиняющуюся улыбку.

— Прошу прощения, ваша честь, — с серьезным и даже строгим видом сказал Майлс. — Я как раз консультировался со своим помощником и не расслышал вашего вопроса.

Если подходить к делу сугубо формально, то Майлс прав, отметил про себя Ригли. Он действительно консультировался с помощником — другое дело, что совсем не по теме заседания. В очередной раз, записав очко в пользу своего босса, Ригли успокоился и решил понаблюдать, как Майлс станет выкручиваться на этот раз. Тот встал из-за стола и подошел к хнычущей миссис Гаттман. Это был момент, которого они ждали. От нетерпения Ригли почувствовал спазмы в желудке.

— Ну что ж, миссис Гаттман, — любезно сказал Майлс. Он сделал паузу и выразительно посмотрел на присяжных, а затем осведомился:

— Не могли бы вы сообщить нам, кто такой Давид Гонсалес?

Миссис Гаттман мгновенно перестала хныкать и, явно уловив, что дело принимает неприятный оборот, злобно уставилась на Майлса.

— Ну… — Она выдержала долгую паузу, покусывая накачанные коллагеном губы и словно пытаясь вспомнить, о ком идет речь. На самом деле она судорожно решала, как действовать дальше. — Ну, он теннисист… тренер в теннисном клубе.

Майлс печально покачал головой.

— А-га… Тренер, говорите…

Миссис Гаттман и Фредди Бендер напряженно следили за тем, как Майлс направился обратно к своему стулу и принял из рук Ригли пачку бумаг. На какую-то долю секунды Ригли представил себя ассистентом матадора, вручающим тому смертоносную шпагу. Это был миг славы.

— Значит, вы утверждаете, что Давид Гонсалес является просто тренером по теннису, — громко, на весь зал объявил Майлс, поднимая бумаги над головой. — Тогда будьте любезны объяснить, почему в своих письмах вы обращаетесь к нему: «Дорогой мой Давид и Голиаф в одном лице»?

«Пять баллов», — восхищенно подумал Ригли, почти с жалостью глядя, как Фредди Бендер обреченно, скорее, по привычке, пытается что-то доказать судье. На самом деле все уже было решено.

Майлсу тоже все было ясно. Швырнув блокнот в кейс, он одарил присяжных своей лучезарной улыбкой и отправился на следующий процесс — к очередной победе в очередной битве.

Вождь гуннов Аттила мог бы им гордиться.

Рекс Рексрот был страстным фанатом американской истории. Особый пиетет вызывал у него тот период, когда огромные, бескрайние просторы Дикого Запада, освоенные первопроходцами, уже всерьез разрабатывались государством, пронзавшим эти просторы стрелами железных дорог. Сам Рексрот давно мечтал снять эпический фильм о шпалоукладчиках и следующих за ними по пятам салунных танцовщицах. Смуглые пропыленные герои с железными молотами и женщины, которые делили с ними все невзгоды и тяготы жизни в диких краях, — от всего этого прямо-таки веяло величием.

Этих женщин он представлял себе примерно такими же, как та, что сидела рядом с ним в «мерседесе-кабриолете», прижимая к своей внушительной груди, словно младенца, бутылку шампанского. Нина покачивалась всем телом в такт звукам песни «Рорра Was a Rolling Stone», лившейся из динамиков автомобильной стереосистемы, и Рексу ничего не стоило вообразить ее себе в качестве разбитной, не слишком строгих нравов танцорши где-нибудь в захолустном городке поблизости от мексиканской границы.

Рекс был богат, но не настолько, чтобы финансировать крупно бюджетный фильм стоимостью этак миллионов в сто. Впрочем, недостижимой эта мечта уже не казалась. Чтобы, наконец, реализовать ее, ему оставалось удачно завершить одну уже начатую сделку. Эта сделка потребовала от него за последнее время огромных трудов и напряжения всех сил. Теперь он хотел расслабиться, чтобы сбросить накопившуюся усталость перед последним рывком. А Нине не было равных в умении снять с него стресс.

Посмотрев в зеркало заднего вида, Рекс не увидел в нем ничего, кроме фар идущей где-то далеко следом машины. Он немного успокоился. Весь день у него было ощущение, что за ним следят. Но скорее всего, успокоил он себя, это давали себя знать истрепанные на работе нервы и избыток адреналина в крови. Кроме того, этому способствовало и растянувшееся на целую неделю ожидание нынешнего вечера.

Рексу нравилось изменять жене. В этом он находил какое-то особое удовольствие. Нет, в том, что его супруга Мэрилин — редкая красавица, никто бы не усомнился, но, видимо, налет повседневной домашней доступности слегка притупил остроту восприятия этой красоты, а вместе с тем приглушил и физическое желание. Впрочем, по его мнению, у Мэрилин было одно слабое место: ну, не хотела она иметь ничего общего с некоторыми скрытыми от посторонних глаз наклонностями своего мужа в области секса. Другое дело — Нина: эта женщина понимала его как никто и готова была исполнить любой его каприз. С этой мыслью Рекс повернул на дорожку, ведущую к стоянке кемпинга: шеренги небольших, но весьма комфортабельных домиков на берегу океана.

Нина открыла дверцу и выбралась из машины едва ли не на ходу. Рекс огляделся и лишь после этого покинул свой «мерседес». Осмотрев окрестности еще раз, теперь уже с высоты своего роста, Рекс окончательно успокоился и позволил себе развязать галстук. При этом он обнаружил, что его рубашка и смокинг изрядно перемазаны Нининой помадой. Ну что ж, придется завтра купить новый смокинг. Нечего попусту нервировать Мэрилин. Не хватало еще, чтобы этот доверчивый ангелочек что-нибудь заподозрил.

Приобняв Нину за сливочно-белые плечи, Рекс повел ее в нужном направлении — к давно известному им обоим домику.

Никто из них не обратил внимания на «инфинити» с затемненными стеклами, остановившийся чуть в стороне от парковки, прямо под рекламным щитом, неоновые буквы которого гласили: «Кемпинг Малибу — ваш рай в шалаше у самого моря». И правильно, незачем им обращать внимание на то, что как раз их внимания и не требует, злорадно подумал Гас, наблюдая, как парочка, пошатываясь и спотыкаясь, направляется к своему «шалашу». Именно так все и было им задумано: он вроде бы и не смотрит на них, но все видит, а они, даже глядя в упор, не должны его замечать.