— Ни жены, ни семьи… — Майлс подрезал укороченный удар Ники и отправил мяч повыше над ее головой. — Послушай, Ригли, но ведь не может же она по-настоящему любить этого кретина?

Такой вопрос едва не заставил Ригли свалиться с его насеста. Он не верил своим ушам. Непобедимого, всегда бесстрастного Майлса Мэсси явно одолевали какие-то романтические мысли.

— Не понял, — переспросил он, — кто кого может любить?

Ники тоже заинтересовалась этой темой и едва не промазала ракеткой по мячу. Но огромный опыт в игре все же спас ее, и она ответила ударом справа на его обводящий удар. Мэсси отбил, и мяч мягко перекатился через сетку.

— Мэрилин Рексрот подписала брачный контракт с нефтяным магнатом, — пояснил Майлс.

Слова громким эхом раскатились в тишине, когда Ники бросилась вперед за мячом.

— Брачный контракт Мэсси? — уточнил Ригли. Его вопрос был подкреплен недовольным криком Ники, которая отбила мяч, но не смогла удержаться на ногах.

— Ну да.

Пока Майлс гнался за мячом, отбитым Ники, Ригли успел проанализировать ситуацию и понял две вещи. Во-первых, Мэрилин Рексрот, по-видимому, влюбилась в какого-то кретина. А во-вторых, Майлс, по-видимому, неравнодушен к судьбе Мэрилин.

— Только любовь движет людьми, когда они подписывают брачный контракт Мэсси, — процитировал Ригли.

— Ух-х-х-х! — Майлс издал какой-то почти звериный рев, в который были вложены отчасти игровой азарт и целиком вся переживаемая им боль, и со всей силы ударил ракеткой по мячу. Тот в результате чуть не попал Ники в шею, грозя свернуть ей голову. Она, проявив отменную спортивную реакцию, сумела вовремя увернуться, а потом вопросительно взглянула на Ригли.

Помощник знаменитого адвоката и его личный тренер по теннису обменялись понимающими взглядами. По крайней мере, им обоим было ясно, что интерес Майлса Мэсси к Мэрилин Рексрот выходит за профессиональные рамки.

Дженис была горда своим боссом Майлсом Мэсси как никогда. И любила его тоже сильнее прежнего, если такое вообще было возможно. И в то же время она еще никогда не испытывала такой тревоги и беспокойства за него.

Всего месяц назад Майлс был на вершине юридического Олимпа. Не было адвоката, судьи или вообще сотрудника какой-либо юридической конторы, который не знал бы о беспрецедентной, сокрушительной победе, одержанной Майлсом на процессе, где он представлял интересы Рекса Рексрота.

Даже сам мистер Майерсон, таинственный глава фирмы, ставший для сотрудников почти призраком, не поленился и как-то раз, высунув из-за двери своего мрачного святилища обтянутый сухой кожей череп, издал какой-то победный клич.

По правде говоря, некоторые из сотрудников ошибочно приняли этот звук за предсмертные хрипы, но дальнейшее расследование показало, что звуковые колебания подобного тембра и громкости в исполнении Герба Майерсона обозначают искреннее выражение глубокого уважения. Более того, он не поленился выкарабкаться из-за стола и проехать на кресле-каталке через весь кабинет, везя за собой штатив с капельницей и тележку с медицинским оборудованием, чтобы прилюдно выразить свои восторги по поводу достижений своего младшего партнера.

Самого Майлса эта победа, по-видимому, тоже вдохновила на дальнейшие профессиональные подвиги. Он с новой энергией взялся за работу, попутно распорядившись выполнить новый дизайн для своего кабинета. Его календарь распух от запланированных встреч с новыми и новыми клиентами, жаждавшими заплатить любой гонорар, лишь бы уломать эту звезду юриспруденции взяться за их дело или хотя бы дать консультацию. Ставка за разовые консультации была повышена, и Майлс подумывал об увеличении гонорара в тех случаях, когда он брался вести дело от начала до конца. У Дженис значительно прибавилось работы, но она была только счастлива. Она упоенно расписывала ежедневник Майлса день за днем, час за часом. При этом у нее хватало организаторского таланта выделить ему время на ланч, перерывы на кофе и теоретическую работу — изучение новых документов, достойных внимания случаев из практики коллег и юридической литературы. Она даже взяла на себя смелость участвовать в организации его личной жизни, умело и, надо признать, безошибочно отваживая от своего обожаемого шефа откровенных стерв и явных охотниц поживиться его деньгами.

«Кое в чем женщины разбираются куда лучше, чем самые умные мужчины», — думала Дженис, сортируя груду поступившей на имя босса корреспонденции. Даже лучше таких блестящих, успешных и чертовски красивых сердцеедов, как боготворимый ею Майлс.

И вот все это блестящее благополучие стало на глазах рушиться. Поначалу Дженис решила, что это очередная умеренная депрессия, своего рода пост-победный синдром. Выражалось это в том, что Майлс стал больше времени проводить в кабинете, причем, не занимаясь конкретным делом, а явно размышляя о чем-то постороннем. При этом он становился рассеянным, забывчивым и определенно тяготился текущей работой. Впрочем, Дженис не восприняла это слишком серьезно. Ей и раньше доводилось быть свидетельницей не особенно продолжительных периодов некоторого спада в деловой активности Майлса Мэсси. Проработав его личной ассистенткой около шести лет, Дженис на лету ловила малейшие изменения и нюансы настроений своего любимого шефа.

Но вот в офисе появилась она — величайшая стерва из всех лос-анджелесских, нет, даже из всех калифорнийских — стерв.

«Какая же я дура, — корила себя Дженис. — Надо было в тот день сказать, что Майлс улетел куда-нибудь в Париж, а не дергать его и не сообщать, что эта сучка приперлась к нему».

Визит Мэрилин Рексрот произвел чудовищный разрушительный эффект. Когда она со своим клоуном-женихом, наконец, убралась из офиса, Майлс был уже другим человеком: напряженным, подавленным, расстроенным, разочаровавшимся в любимой работе; в общем, все симптомы какой-то навязчивой идеи, явно личного порядка, были налицо. Мало того: с тех пор Майлс стал все больше пить вина и алкогольных коктейлей.

От этих грустных мыслей Дженис отвлек попавшийся ей в общей пачке увесистый квадратный конверт из дорогой плотной бумаги, адрес на котором был написан от руки явно дорогой ручкой. Ей даже не пришлось переворачивать конверт и сверяться с обратным адресом, чтобы догадаться, кто был отправителем.

И что содержалось в конверте.

«Бедный, славный Майлс Всемогущий», — подумала Дженис. На какой-то миг ей даже пришла в голову мысль не передавать боссу конверт, а порвать его, не распечатывая, на мелкие кусочки и выбросить в мусорную корзину, сделав вид, что ничего такого почтальон и не приносил.

В этот момент раздался телефонный звонок, оторвавший Дженис от разных дурацких мыслей, способных довести до дурацких поступков.

— Привет, Дженис, это я, он у себя?

В любой другой ситуации Дженис нашла бы предлог, чтобы не соединять шефа с Холли Хольц. Эту особу Дженис с полной уверенностью относила к классу откровенных вымогательниц. Обладая всем необходимым для обустройства сносной жизни в Голливуде, а именно: высоким бюстом, стройными ногами, светлыми волосами и смазливым личиком, она, тем не менее, все время хныкала, жаловалась на жизнь и пыталась развести всех встречных мужчин на бабки. Впрочем, сегодня Майлсу как никогда требовалось обыкновенное человеческое общение, причем по возможности тесное. Что же касается такой соблазнительной женщины, как Холли, то она могла бы сыграть роль двойного кофе-«эспрессо» для его приунывшего либидо.

— Холли Хольц, — радостно объявила Дженис, когда Майлс взял трубку. Она изо всех сил постаралась сделать так, чтобы это сообщение прозвучало для него как приятный сюрприз.

— Меня нет, — рявкнул Майлс. — И вообще больше никаких звонков.

— Извини, Холли, к сожалению, у него совещание, — печально сообщила Дженис несостоявшейся кандидатке на свидание. Причем на этот раз сожаление было высказано вполне искренне.

Вздохнув, она покрутила в руках приглашение на свадьбу Мэрилин Рексрот. «Ну что ж, — подумала Дженис, вставая со стула, — в конце концов, я не обязана приносить ему только хорошие новости». Затем, опомнившись, она снова села.