— А что же будет с Софи? — Филипп выдвинул последний, самый веский аргумент.

Серые глаза Элайн расширились, и она слегка вздрогнула.

— Конечно, я возьму ее с собой, — ответила Элайн. — Неужели ты думал, что я ее оставлю?

Филипп залпом допил виски и с беспокойством потер лоб. Элайн никогда не смотрела на мир трезвым взглядом. Ее всегда баловали и во всем ей потакали. А потом, когда Элайн была всего лишь подростком, она потеряла мать. Стоит ли удивляться тому, что в итоге с ней случилась такая беда? Филипп в любую минуту готов был помочь Элайн, но он не мог одобрить это сумасбродное решение.

— Элайн, — ласково начал он. — За последний год многое изменилось. Возможно, год назад Маркус все еще мучился от разлуки с тобой, находясь под влиянием вашего романа, но…

— Это был не просто легкий флирт, — горячо возразила Элайн. — Мы по-настоящему любили друг друга.

— Наверное, так оно и было тогда, но с тех пор столько воды утекло. Например, появилась Софи. Ведь Маркус даже ничего не знает о ней. И что же ты станешь делать? Войдешь в бар в час пик, положишь девочку в дорожной детской сумке на стойку бара и заявишь: «Привет, Маркус. А это твой ненаглядный ребенок — результат нашего прошлогоднего романа»?!

На глаза Элайн навернулись слезы. Все произойдет совсем не так. Конечно, сначала Софи может стать для Маркуса потрясением, но ведь он любил ее мать? И ребенка он тоже станет обожать. Ведь не будет же Маркус думать, что Элайн родила ребенка только затем, чтобы женить его на себе. О, если бы она смогла набраться мужества и рассказать Маркусу, что ждет ребенка! Но она струсила. Элайн была так потрясена, когда узнала о своей беременности, что снова вверила свою жизнь в руки отца. В то время она чувствовала себя слабой и беззащитной, находилась в полном смятении. Отец тогда не отходил от дочери ни на шаг и убеждал ее, что она не добьется ничего хорошего, если расскажет Маркусу, что носит его ребенка. Да, поскольку Элайн в то время переживала ужасный стресс, она позволила себя убедить в том, что у них с Маркусом не было ничего серьезного, хотя сердце подсказывало ей совершенно иное. К сожалению, отец зачастую оказывался прав.

Ее первая попытка порвать с отцом потерпела крах. Он нашел ей работу в пресс-центре, так как знал всех в парламенте, но для Элайн это стало настоящим бедствием. Она ничего не понимала, место было ужасно шумным, все кричали, перебивая друг друга…

Элайн никогда не удавалось пожить независимо, в свое удовольствие. Ее сильно баловали, когда она была ребенком, потом Элайн училась в диккенсовской школе для девочек — дочерей высокопоставленных персон. А когда стала взрослой, от нее требовалось только одно — удачно выйти замуж. До сегодняшнего дня все в Элайн бунтовало, ей хотелось самой распоряжаться своей жизнью. Отец в какой-то степени смирился с ее желанием самостоятельно найти работу, но он просто в ужас пришел, когда Элайн решила переехать в арендованную квартирку на противоположном берегу реки. На другой берег — от всех проблем!

— Баттерси! — взревел отец. — Это не место для того, кто хоть что-то собой представляет! Ты не выживешь там, Элайн, — суровым тоном сказал он. — Рядом со мной ты ведешь комфортный образ жизни, можешь позволить себе все, что захочешь. Раскинь мозгами хорошенько, малыш!

— Я не живу здесь по-настоящему, папа, — умоляла его Элайн, понимая, почему отцу хочется удержать ее подле себя — в целости и безопасности. Она — это все, что у него осталось. Мама умерла, Филипп ушел. — И я больше не твой малыш. Я просто задыхаюсь от твоей опеки.

Так они ругались пять дней и ночей, пока наконец Джон Мортон не сдался, только потому что устал от затянутого до невозможности дела по мошенничеству, на слушаниях по которому председательствовал и в которое были вовлечены миллиарды фунтов стерлингов и несколько тысяч обезумевших вкладчиков в пенсионные фонды. Итак, отец достал очередную бутылку солодового виски и осушил ее до дна.

Но оружие Джон Мортон не сложил. Если Элайн хочет жить одна, пусть будет так. Он резко сократил расходы на ее содержание, ожидая, что уже через двадцать четыре часа дочь приползет к нему, исхудавшая, в разорванной одежде, и, спрятав свою гордость в пластиковый пакет из супермаркета, станет просить прощение.

Все именно так и произошло. Даже самая дорогая в мире высшая школа не научила Элайн вести хозяйство. Она привыкла, не задумываясь о деньгах, покупать дорогую одежду и разные красивые мелочи, и вдруг ей пришлось самой платить за проезд на такси на работу — Элайн ненавидела общественный транспорт — и за аренду квартиры, и ее завалили счетами, которые она должна была оплачивать вместе с Кэти и Лизой. Конечно, сначала все казалось забавным, даже волнующим. Ей так хотелось принадлежать к миру этих девушек! Они столько смеялись, ходили в кафе и бары, за ними всегда бегала целая толпа поклонников. И все-таки Элайн так и не почувствовала себя как рыба в воде, ведя этот образ жизни. Она знала, что новые подружки считали ее немного странной. Однажды она даже слышала, как Кэти назвала ее за глаза герцогиней, разумеется, только в шутку, но тем не менее между ними оставалась пропасть. Как полагала Элайн, эта пропасть сохранялась из-за того, что они принадлежали к разным классам общества.

Ее отец оказался прав: она не смогла выжить в таких условиях. Очень скоро Элайн погрязла в долгах. Филипп предлагал ей материальную помощь, но она упрямо отказывалась — ей было стыдно, что она не в состоянии решить свои проблемы. Ее охватила такая глубокая депрессия, когда она истратила больше, чем имела на кредитной карточке в банке, что Элайн отправилась отдыхать в Марбелью, чтобы собраться с мыслями. И там она встретила Маркуса, влюбилась в него с первого взгляда и прекрасно провела время. Но затем на нее обрушилось новое несчастье — Элайн возвратилась и поняла, что беременна.

— Мне пора идти, Филипп, — печально сказала она, вертя в руках бокал с вином. — Папа вел себя просто замечательно: позволил мне вернуться домой и оберегал меня во время беременности. Ты тоже всегда меня морально поддерживал. Знаю, я была круглой дурой, и мне повезло, что все кончилось хорошо. Но когда я смотрю на своего ребенка, то узнаю в нем Маркуса. Я пыталась забыть его, хотя это казалось невозможным. А когда я обнаружила эти письма и поняла, как сильно Маркус любит меня, все мои чувства вспыхнули с новой силой. Ты говоришь, что мне сложно будет сказать ему о ребенке, но мне нужно попытаться. Я не могу выйти замуж за Филиппа Симонс-Блэкшоу. Может, он и богат, но я не люблю его. Я хочу Маркуса и…

— А тебе не приходило в голову, что сейчас у него, возможно, появилась другая женщина? — перебил ее Филипп. Ему не хотелось быть жестоким, но иногда надо трезво смотреть на вещи.

— Если Маркус не лгал в своих письмах, то он все еще должен быть свободен, Филипп, — едва слышно прошептала Элайн. — Ведь моя любовь не погасла, почему же у него может быть по-другому?

— Потому что он мужчина, дорогая Элайн, мужчина, — настаивал Филипп. — В сезон отпусков он наверняка встречает миллион красивых девушек. Уверяю тебя, ты была не единственной. Разве ты не смотрела фильм «Мак Валентина»? Не успела Паулин Коллинз добраться до аэропорта, как Том Конти, владелец бара в Греции, уже флиртовал с другой.

Элайн печально вздохнула. Это был один из ее самых любимых фильмов: уставшая домохозяйка сбегает от однообразия быта на отдых в Грецию, где встречает красивого грека, который круто меняет всю ее жизнь. Дело заканчивается тем, что она готовит в его баре чипсы и яичницу для английских туристов. Но Элайн и сама не прочь делать это в Марбелье вместе с Маркусом. Вообще-то она никогда не готовила чипсы и не жарила яичницу, но могла бы научиться.

— Маркус англичанин, а не грек, — пробормотала Элайн. — И мне нужна твоя поддержка, а не циничные рассуждения. Вся беда в том, что ты ничего не знаешь о любви. Если у тебя самого была уйма подружек, то, думаешь, все мужчины такие же? Что все они сторонники дискриминации женщин?