А отец сидит слушает, он-то трезвый; смотрю, хитро подмигивает мне и спрашивает: «Как это делаете?» — «А очень просто. Велю всем какому-нибудь одному подыгрывать — и все! Да еще соперникам, чтоб под щит его пропускали, — вот вам и „звезда“». — «Хорошо, — это отец Стена, — это же липа, на обмане наживаетесь!» — «Лучше, — тот парирует, — чем на убийствах наживаться!»

Словом, переругались. Еле отец их примирил, — закончила Тер свой рассказ.

Когда машина остановилась у домика, где жил Дон, и он уже собрался вылезать, Тер вдруг спросила:

— А как Рив? Ты что-нибудь узнал?

— Нет, — растерянно ответил Дон. Настроение его сразу испортилось. Действительно, так ничего и не выяснил, а того опять на тренировке не было, и вообще неизвестно, где он.

— Что ж ты? А еще друг!

— Сегодня же позвоню, — засуетился Дон, — зайду к родителям, поговорю с ними. Ты права. Запустил я это дело.

— Ладно, если что-нибудь узнаешь — позвони. — Она наклонилась к нему и быстро поцеловала в щеку.

Дон смущенно огляделся (соседи все-таки вокруг), помахал рукой вслед отъезжающей машине и вошел в дом.

— Ну как, сынок? — Отец в синем фартуке с посудным. полотенцем и тарелкой в руках появился на пороге. — Что нового?

— Ничего, отец. Позанимался, потренировался хорошо — и все дела. Обыкновенный университетский день. Тер подвезла. Есть охота.

— Сейчас, сынок, сейчас. Пока помоешь руки, все будет готово, — раздался из кухни голос матери.

— Никуда сегодня не пойдешь? — опросил отец.

— Наверное, придется выйти, надо к Риву сбегать, пропал он куда-то, вообще что-то с ним неладно; болеет или с родителями поссорился. Никак не поймем. Хочу к нему домой зайти.

— Погоди, сынок, он сам придет к тебе…

— А вдруг не придет? Уж сколько дней его нет ни в университете, ни в спортзале…

— Ты не понял, сынок, он придет к тебе сегодня. Час назад звонил, просил передать, чтоб не уходил, чтоб дождался. Очень просил…

Дон с нетерпением ждал Рива. Рив явился, когда уже стемнело.

Он был в теплом пальто, толстый шарф обматывал шею. На голове вязаная шапочка. Глаза лихорадочно блестели, под ними залегли темные тени. Всегда-то разболтанный, словно двигавшийся на шарнирах, он теперь и вовсе напоминал марионетку из кукольного театра.

Дон никогда не видел его таким.

— Садись. — Он указал Риву на стул. — Есть хочешь?

Но тот лишь отмахнулся.

— А пить? Пиво? Сок? Может, виски?

К великому изумлению Дона, Рив выбрал последнее и мгновенно, не разбавляя водой, осушил большой стакан. Причем никакого действия это на него не оказало.

— Так что случилось? Выкладывай!

— Слушай, Дон, я в беде. В большой…

— Вижу. В чем дело-то?

— Прямо не знаю, как сказать. Не так-то все просто.

— Понимаю, что не просто.

Дон решил не форсировать событий. Раз пришел, сам расскажет. Но Рив сидел съежившись, руки, которые ему никак не удавалось спрятать, мелко дрожали. Казалось, ему холодно. Он даже не снял ни пальто, ни шарфа, ни шапочки. Наконец Рив заговорил:

— Слушай, Дон, слушай внимательно. Дела мои плохи. Влюбился…

Дон раскрыл глаза. Он ожидал всего, только не этого.

— Погоди, а как же Лилиан?

— Не перебивай! — воскликнул Рив с раздражением. — При чем тут Лилиан? Мы с ней друзья. Может, я и нравлюсь ей немного, но все это несерьезно. Есть девушка, которую я люблю больше жизни, вот с ней-то и стряслась беда.

— Так с ней или с тобой?

— О господи, — простонал Рив, — не все ли равно! Ее беда — моя беда. Лучше б уж со мной, чем с ней. Словом, если я не выручу ее, то не знаю, что с собой сделаю. Но одному мне не под силу. Поможешь?

— О чем речь! Конечно. Говори, что надо делать.

— Сначала я должен все объяснить. Только, ради бога, не перебивай меня на каждом слове.

— Ладно, не буду, — пообещал Дон и приготовился слушать.

И тогда Рив рассказал историю, вздорность которой была бы очевидна любому, чуть менее простодушному и менее расположенному к Риву человеку, чем Дон. Эта история была сплошь шита белыми нитками, полна противоречий и нелепостей (Рив не был Шекспиром, он даже не был Сименоном, чтобы придумывать трагедии или хотя бы просто мало-мальски правдоподобные детективные истории).

Но Дон, верный обещанию, терпеливо слушал, переживая, как свои, невзгоды друга.

Выяснилось, что однажды на улице Рив встретил девушку поразительной красоты, пошел за нею, проводив до самого дома. До утра ждал под окном, а утром она сама вышла к нему и призналась в любви. Началась жизнь, полная невыразимого счастья. Они были вместе с утра до вечера (вот причина его таинственного исчезновения). И вдруг, как гром среди ясного неба, — анонимное письмо (в доказательство Дону предъявляется письмо, написанное почерком, до странности похожим на почерк самого Рива, но это неважно).

Из письма следует, что Эруэль (так зовут девушку и, между прочим, героиню последнего боевика, идущего во всех кинотеатрах города) — наркоманка. Она тайно посещает курильню опиума. Дается адрес. И предупреждение: сообщать о курильне в полицию нельзя — девушку убьют. Пусть примет меры к спасению. Неизвестный благожелатель.

Рив хочет отправиться в курильню, увидеть, что там происходит, и увести (если надо, силой) Эруэль. Но один он этого сделать не может. Дон должен ему помочь. Все.

Дон выслушал всю эту историю и выразил готовность хоть сейчас ехать на выручку несчастной Эруэль.

Легковерный по натуре, сгорающий от любопытства, преисполненный сочувствием к другу и негодованием к тем, кто затащил в курильню бедную девушку, он пришел в воинственное настроение.

— Слушай, Рив, — предложил он, — давай соберем ребят, всю команду, и поедем, разнесем к чертовой матери эту курильню! А?

Рив испугался (только этого не хватало — всю команду). Нет, тут надо действовать осторожно. Все выяснить, осмотреть, мало ли какие там могут быть неведомые опасности. Главное, понять, почему Эруэль пристрастилась к опиуму. — Рив особенно напирал на это. Если понять, тогда легко ее выручить. Но надо знать, в чем дело. Иначе они будут говорить с ней на разных языках.

Составили план.

Немедленно, не теряя времени (Риву точно известно, что Эруэль сейчас находится в курильне), отправиться по указанному в письме адресу, проникнуть в курильню (как будто это так просто для случайных людей!) и на месте решить, как быть.

Сказано — сделано. Через час они уже шли по тускло освещенному переулку в одном из портовых районов города.

Переулки здесь были узкие, грязные, нога скользила па картофельных очистках, банановой кожуре, просто в лужах. Стояла невыносимая вонь. С жалобным мяуканьем то и дело перебегали дорогу облезлые кошки (Дон махнул рукой на приметы). Порой из закрытых ставнями или затянутых плотными занавесками окон доносился женский крик, пьяная брань, приглушенная музыка.

Переулки упирались прямо в залив, и странно было видеть вздымающийся в конце узкого прохода громадный борт океанского судна с освещенными кое-где иллюминаторами, отбрасывавшими желтый, причудливый свет на разбитый асфальт мостовой.

Наконец они подошли к дряхлому дому, над входом в который висел фонарь с побитым стеклом. Дом был дряхлый, но дверь крепкая и совершенно глухая, только крошечный глазок.

Рив решительно подошел к двери и постучал три раза. Наверное, в глазок посмотрели, потому что дверь открылась. Рив что-то сказал в темноту, и они вошли в душный, жаркий коридор. Легкость, с какой удалось проникнуть в таинственную курильню, удивила даже доверчивого Дона. Впрочем, необычные впечатления вытеснили удивление. По винтовой лестнице, освещенной красными фонарями, они спустились в подвал и, пройдя длинным коридором, уперлись в стену. Странным было то, что никто не указывал им дорогу. Видимо, великая любовь Рива к Эруэль заменяла ему проводника.