Литмир - Электронная Библиотека
A
A

АЛАН КУБАТИЕВ

АРЕНДА

Кате, увидевшей этот сон

Ничто не может помешать безумию

Стендаль, «Воспоминания готиста»

1

Без костюма от Эда Бахчиванджи человек, сидевший в огромном кресле за исполинским столом под сенью необъятного, как потолок планетария, флага, ничем не отличался бы от побитой собаки. Будто для усиления впечатления перед столом лежал китайский мопс. Голову с печально помаргивающими глазами он уместил на лапах в позе неизбывной безнадежности, и даже бодро закрученный бублик хвоста, родовая принадлежность китайских мопсов, был словно размочен в протухшем чае.

Второй из двух людей в этой комнате не походил ни на какое животное, а если и походил, то зоологи его еще не открыли. Возможно, сходство было внутренним и проявлялось при острой необходимости. Насмешливый и бодрый, он дымил огромной сигарой, а костюм его не приходился шедеврам Бахчиванджи и Мак-Ларена даже троюродным: заношенный пиджак из гонконгского твида с кожаными налокотниками, обвислые бежевые штаны-докерсы, а галстук из числа тех, что дарят потехи ради на Рождество. Такая внешность могла быть свирепым камуфляжем или злобным эпатажем, как угодно, и все же его присутствие в этом гигантском кабинете было совершенно естественным — новый пивной кран в старинном пабе смотрелся бы куда сюрреалистичнее.

Человек-Побитая-Собака сидел, закрыв лицо ладонями, и время от времени свистяще вздыхал, а на выдохе поматывал головой и шептал: «Боже, боже, неужели ты нас оставил… Неужто, господи?..»

Из-за ладоней он и заговорил.

— И вы абсолютно уверены, что не осталось никакого способа?.. — Невнятные слова модулировались обломками прежней властности.

— Ни единого, — с непонятным удовольствием отвечал куривший. Сигара описала небрежный зигзаг.

Ладони покинули лицо и опустились на стол. Глаза, открывшиеся свету, были набухшими и красными, скулы влажно поблескивали, но сидевший в кресле не собирался этого стыдиться. Лицо твердело на глазах, словно влага в тканях замерзала под ледяным ветром.

— Что ж… — Глубоко вдохнув, он медленно, с усилием, как на уроке медитации, выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. — Нам осталось…

— Ровно два часа пятьдесят три минуты сорок секунд… — с тем же непонятным удовольствием отвечал куривший.

— Хорошо. — Его собеседник поднялся из кресла, сутуло дошел до окна, завешенного плотной атласной гардиной, и остановился лицом к ней, не делая попыток открыть. Потом сказал: — Вы на связи с Экспертным Советом?..

— Да, ваше высокопревосходительство. Пока линия отключена. Они работают, но боюсь, так же эффективно, как мы с вами… Однако если забрезжит хоть какая-то распоследняя идея, то я немедленно получу сигнал… — Курильщик помахал крошечным телефоном.

— Замечательно. — Стоявший у окна повернулся и зашагал по кабинету. — Скажите, Петчак, почему вы перестали звать меня по имени?..

— Теперь это не имеет ни малейшего значения, ваше высокопревосходительство… — Курильщик вынул сигару изо рта и положил в древнюю складную пепельницу, которую всегда приносил с собой. — Все же обещаю вам, если мы останемся жить и работать в этом почтенном доме на не слишком унизительных условиях, я расскажу эту дивную историю, которую вы, очевидно, проглядели…

— Но работать ко мне вы все-таки пошли? — Каблуки его высокопревосходительства терзали упоительно тусклый ковер, подарок последнего шаха Турана. — А, Бенедикт?..

— И что с того? — Защелкнув пепельницу, Петчак с хрустом потянулся. — Хоть в чем-то я вас подвел? Знаете, если бы вы успели подать в отставку, многие ваши друзья остались бы вашими друзьями не из-за вас, а из-за себя. Чтобы доказать себе, что они порядочные люди и служебное положение друга для них ничего не значит. Прекрасный довод, не лучше и не хуже других. Но, видите ли… Вы бы для них все равно значили меньше, чем они сами. А в нашем случае… — Он ухмыльнулся. — Вы первый человек для двух третей мира. Вы ставите задачу и шлете, как писал де Нерваль, «неразумное количество слуг» решать ее. Но слушаете-то вы все равно меня…

— М-да. — Его высокопревосходительство на секунду замедлил шаг. — Верно, честная вражда куда лучше слабой дружбы… Однако до чего же я вам неприятен…

— Хотите, чтобы я еще раз ответил, что это больше не имеет никакого значения?

— Нет, спасибо. Давайте лучше еще раз посмотрим, что у нас в сухом информационном остатке…

Петчак саркастически изогнул правую бровь, развел руками и громко позвал:

— Чингачгук!..

— Господин Петчак?..

Отозвавшийся квадрофонический голос был басовит и сердечен.

— Файлы «Сайгон», «Мотылек» и «Касабланка».

— Пожалуйста, произнесите мое имя еще раз, — так же сердечно попросил голос.

— Чингачгук!..

— Пожалуйста, предложите второму зрителю произнести мое имя.

Его высокопревосходительство покачал головой:

— Ну ты зануда…

— После второй ошибки ваш допуск будет аннулирован. Спасибо, — с искренней теплотой сообщил бас.

— Чингачгук!

— Господин Петчак и ваше высокопревосходительство, аудиопароли идентифицированы. Спасибо. Ваш запрос выполнен.

Серый атлас гардины вдруг превратился в гладкий белый экран, который через секунду стал большим куском осеннего поля, уставленного десятками клеток, вольер, аквариумов и лабораторных столов с большими контейнерами. Между ними стояли металлические стеллажи с приборами.

Трансфокатор стремительно поменял расстояние, и стало видно, что участок обведен огромным желтым кругом, от которого поспешно отъезжали джипы и автобусы, набитые людьми в защитных костюмах и масках. Через несколько минут на экране остался только круг и все, что стояло внутри его.

— Это была стандартная мера безопасности, — пояснил Петчак. — Но нам сообщили…

— Кто, Посредник?..

— Да, конечно, кому же еще…

— Кстати, сколько было сделано попыток допросить Посредника с применением… ну, вы понимаете?..

— Семь, — любезно сообщил Петчак, — и все кончались одинаково. Информация нулевая. При любой попытке даже определить степень обработанности Посредники утрачивали пересаженную личность. Альфа- и бета-ритмы на энцефалограмме предельно сглажены, все процессы тормозятся. Никакой мозговой деятельности, кроме жизненно важных функций — дыхание, сердцебиение, дефекация… Кормление полупринудительное. Если не поддерживать эти «овощи» искусственно, с помощью систем жизнеобеспечения, пару дней спустя они погибают. Двоих держат до сих пор, но изменений никаких, все очень напоминает такую добротную кому, классические флэтлайнеры… И они погибают тоже. А новым Посредником через полчаса после… м-м-м-м… развоплощения становился кто-то из окружавших — критерии отбора и механизм пересадки неясны абсолютно. Любая изоляция бесполезна. Метемпсихоз, так сказать…

Он усмехнулся и помахал сигарой.

— Ну а сейчас будет самое интересное… Следите за телеметрией…

Оба смотрели на экран и в сотый раз чувствовали, что дыхание задерживается, что они пытаются поймать тот момент и, как сотни раз прежде, не сумеют… Можно было смотреть с самым большим замедлением, можно было раскладывать оцифрованное изображение на фрагменты и анализировать мельчайшие различия, но итог был единственный, ни разу не поменявшийся в двенадцати демонстрациях, состоявшихся в двенадцати разных странах Земли.

Робот-оператор скользил внутри крута, и установленные по желтой окружности камеры снимали каждая свой сектор. Животные и насекомые, птицы и пресмыкающиеся — этот странный зоопарк выглядел особенно нелепо среди пустой ровной степи, словно претенциозный кадр из авангардистского фильма. Суетились и встревоженно хрюкали свиньи, лисица бегала из угла в угол, попугаи порхали в вольере, рыбы плавали в аквариумах; общий план давал ощущение движения, разнообразного и непрекращающегося, подчеркнутого мелькающими зелеными цифрами в нижнем углу экрана.

1
{"b":"133375","o":1}