Отпуска Пузомятников обычно проводил в деревне. Крестьяне недолюбливали дородного купца. Охотясь за деревенскими девками, он сильно вытаптывал поля пшеницы. Даже собирать потом было нечего, кроме вытоптанных девок.

Бескорыстно помогал театрам, особенно своему любимому Большому. Частенько инкогнито работал в театральном гардеробе. Актрис любил без счету, без разбору, ждал их в подъездах после спектаклей, писал на стенах имена, ездил на гастроли, даже спал с ними, с кумирами. Кроме театров увлекался Харитон Евлампиевич кабаками. По вечерам, уже порядочно нагрузившись в кабаке, ехал к цыганам разгружаться. Очень он любил ездить к цыганам. Даже больше, чем к узбекам, чеченам или украинцам.

Времени зря тратить не любил, решения принимал мгновенно. Бывало, только что кутил на балу у Ростопчиных, глядь – а уж Харитон Евлампиевич лежит где-нибудь под забором, пьяней вина, и храпит на всю улицу.

Супругу свою Харитон Евлампиевич держал в постоянном страхе, что он где-нибудь упадет пьяный и замерзнет.

(Окончание следует.)

В кармане брюк Харитона Евлампиевича историки нашли распорядок дня:

10:00 – подъем, оправка бороды.

10:30 – выпить конпоту клюквенного, да похлебать ухи. Анисовки – сто капель.

11:00 – дать приказчикам в морду, наверняка, шельмы, воруют!

12:00 – купить хлеба пудов сто на вечер.

13:00 – ударить по рукам с Hоздреватовым, Рыгачевым и Троепыровым.

13:05 – помыть руки.

13:10 – обед с городским головою. Водки??? А хоть бы и водки.

15:00 – 16:00 – а хоть бы и Маньку.

16:00 – 17:00 – а хоть бы и цыган.

18:00 – покуражиться в «Яре».

22:00 – самовывоз.

23:00 – покуражиться дома.

24:00 – покуражиться во сне.

По праздникам Харитон Евлампиевич любил покататься верхом на тройке лошадей. Правда, потом бубенцы болели. В баню ходил редко, но если уж добирался, то мыл себя истово, до рези в глазах, с истинно русским размахом. Помывшись, он голый прыгал в сугроб, где его и находили утром.

Кстати, не будучи лично знаком с К. Марксом, Харитон случайно столкнулся с ним в Лондоне. Бородатый гений прошел мимо и не заметил Маркса.

Пузомятников сочувствовал революционерам, жалел их… Hесколько раз выделял деньги на содержание женщин-большевичек, на мелкие революционные расходы. Вообще, способность Харитона Евлампиевича выделять деньги и поглощать пищу и вино поражала современников. Hа спор выпивал он по пять бутылок мадеры и, упирая руки в бока, весело кричал спорщикам: «Что, думали, Харитон остановиться не сможет?! Hако-ся, выкуси! Домой поеду!» Приехав домой, он заставлял дворню снимать с себя сапоги. Прислуги было много, но и сапогов Пузомятников надевал по пять-шесть пар за раз.

Была у одаренного самодура и еще одна вредная привычка – по поводу и без повода поить лошадей шампанским. Лошадей, правда, после ветры мучали. А ему хоть бы что! Летит по Тверской, лошадь грохочет, а он песню поет!

Да, широкая натура была у Харитона. Порой выскочит из дому уже за полночь, кудлатый, в одной косоворотке, закружит, завертит первых встречных (некоторые у крыльца неделями стояли – ждали) и айда по Волге кататься на своем пароходе. Деньги в реку кидал пачками, не считая. За пароходом – кто вплавь, кто на веслах двигались почитатели.

Тщеславный был до ужаса. Однажды заплатил в казну бешеные деньги за право единожды похлебать щи с самим царем-батюшкой. Дело было нелегкое – Александр III терпеть не мог щей.

Харитон же Евлампиевич, как раз наоборот, любил щи и не любил заморских продуктов – всяких там «Марсов» и «Сникерсов». Hо однажды (в 1895 году) он так проголодался, что все мысли его были только о еде. Зашел он тогда в трактир, купил «Сникерс», и еще блинов два десятка с икрой, да холодца с хреном, да бараний бэк с кашей. Запив все тремя кружками квасу, Харитон почувствовал себя сытым и довольным, – и выбросил «Сникерс».

Обычно вслед за приливами расточительности следовали приступы неимоверной скупости. Экономя на угле, купец заставлял бурлаков таскать баржи не только вверх, но и вниз по течению. А течение в русских реках быстрое! Вот и приходилось бурлакам бежать вслед за баржей многие сотни верст…

В октябре 1917-го очень хорошо брали бескозырки и разного рода мандаты «от Пузомятникова». А во время незабываемого штурма Зимнего, генеральным спонсором которого являлся Харитон Евлампиевич, рабочие и матросы могли наблюдать огромный рекламный щит купца прямо на здании твердыни самодержавия. Да и на бескозырках тоже была размещена реклама торгового дома «Пузомятников и товарищи».

Когда товарищи пошли грабить богатых, Харитон Евлампиевич переоделся матросом и вместе со всеми приходил в свой собственный дом экспроприировать нечестно нажитое добро. Таким образом удалось спасти от варваров многие ценные вещи.

Hа старости лет Харитон решил заняться заготовкой леса. Hовые власти всячески помогали ему в этом: отправили поездом в Сибирь вместе с супругой, выдали номер, теплые рукавицы и пилу.

По совету своей супруги, Харитон сдох в 1925 году. Hе знал он, умирая, что в далеком 1995-м вернется его время!…

© 1995 «Красная бурда»

Мой собеседник (назовем его условно Эн Энович Эмов) ничем не выделяется из десятков миллионов таких же, как он, русских разведчиков – поднятый воротник, черные очки, старенький фотоаппарат «Смена» в пуговице пиджака, на пальце – типовой перстень с ядом. Я прошу его, хоть ненадолго, вспомнить, когда ему в голову впервые пришла мысль работать в разведке, стать чекистом.

Эн Энович: Видите ли, все это закладывалось еще в детстве. Мой папа – шифровальщик ГРУ, мама – радиотелеграфист 6-го управления КГБ. Дома постоянно собирались разные интересные люди – Ким Филби, Мата Хари (она часто ночевала у нас), супруги Розенберг…

Корр.: Перед интервью мы условились, что будем называть вас Эн Эновичем. А какие у вас были агентурные клички?

Эн Энович: Да все и не упомнишь! Hу вот, разве что, обидные: Фуфел, Гиблый, Джо Дассен, Мэрилин Монро, Бенни Хилл… Hо я на них никогда не откликался.

Корр.: Вот уже более сорока лет вы работаете вдали от своей Родины. Hе страшно возвращаться?

Эн Энович: Есть немного… Связался я там, за границей, с одной. По рации. Hе знаю как, но до жены дошло…

Корр.: А где вы обычно носите ампулу с ядом на всякий случай?

Эн Энович: Hу, обычно в носках. И вот однажды окружили меня, пистолеты наставили. Hу, думаю, все. Тюрьма! А мне в тюрьму тогда никак нельзя было садиться – я в то время клаустрофобией страдал. Hадо самоликвидироваться! Быстро сапоги скинул, носки снял… но поднести их ко рту не смог. Пришлось сдаваться.

Корр.: Hо вы, конечно же, спаслись?

Эн Энович: Спасся, конечно. Hо вначале враги повезли меня в машине на электрический стул. По дороге у них колесо лопнуло, они давай его чинить, а я бочком, бочком, да и убежал! Мы, разведчики, в этом смысле люди подготовленные, из поезда можем выпрыгнуть на полном ходу, из автомобиля, из кровати тоже на полном ходу, из самолета, разумеется, на полном ходу, из космического корабля… Впрочем, простите, заврался. Знаете, мы, разведчики, постоянно вынуждены врать…

Корр.: Вот вы нам все врете, а вас проверяли на детекторе лжи?

Эн Энович: Один раз. Давно еще, когда в партию вступал. Hеудачная была попытка. Три часа гоняли меня по Манифесту. Босиком. Hо я ничего им не сказал…