— Ли По? Опасен? — Розалинда задумчиво кивнула: — Возможно, и так. А вот насчет Николаса я не совсем уверена. Впрочем, иногда он бывает резок. Но все это потому, что он такой чувствительный!

— Он мужчина, глупышка вы этакая! — прорычала леди Маунтджой. — Мужчины редко чувствуют нечто такое, что было бы достойно упоминания. Да, в молодые годы они подвержены приступам похоти, но когда станут постарше, несчастным женам приходится вырывать у них из рук бутылки с бренди.

Возможно, в этом отчасти и кроется причина недовольства леди Маунтджой: никакой любви, и только бренди.

— Какая жалость, что вы совершенно не знаете своего пасынка, мэм. Я считаю его замечательным человеком! Кроме того, боюсь, Николаса здесь нет. По-моему, он вместе с моими дядями уехал поупражняться в стрельбе. Я тоже хотела ехать, но туда дам не пускают. Не хотите чаю?

Леди Маунтджой схватила Розалинду за руку и сжала так сильно, что виноградины на шляпе затряслись.

— Не нужен мне чай, дурочка вы этакая! Я хочу, чтобы вы немедленно разорвали эту абсурдную помолвку с Николасом! Пытаюсь спасти вас, вульгарную, ничего не стоящую особу, которая этого вовсе не заслуживает!

Она уже не говорила, а шипела.

— Ваша жизнь в опасности. Николас Вейл — негодяй! Когда отец выгнал его из дому, у него не было ни единого пенни…

А, вот теперь она дошла до сути дела.

— Откуда же он мог взять этот пенни, если отец его выгнал? Выгнал пятилетнего малыша…

— Да, но мой дорогой муж сказал, что старый граф дал Николасу немало денег, но, спрашивается, что с ними случилось? Мы слыхали, что после его смерти Николас просто исчез, и я точно знаю, что он проиграл все. Хитрый, коварный, никчемный мерзавец! И был таким с пяти лет! Он покинул Англию с пустыми карманами.

— Знаете, я вообще не думаю, что Николас привержен игре, но обязательно его спрошу. Хотелось бы также знать, что случилось с деньгами, которые дал ему дед, если действительно так и было: может, его ограбили и бросили, посчитав мертвым?

— Прекратите эту мелодраму! Николас с детства был мотом, и, я уверена, таким и остался. Как бы там ни было, он потерял все деньги деда. Всем известно, что он беден как церковная мышь. У него есть только титул, но нет состояния. Поэтому он ищет богатую жену. Ему нужно только приданое, которые вам выделят Шербруки. Он получит наследника, а потом прикончит вас в вашей же постели. Если доверяете ему, значит, вы еще большая дура, чем я считала.

— Хотите сказать, что яблочко от яблоньки недалеко падает и что Николас пошел в своего родителя?

На секунду Розалинде показалось, что Миранда ее ударит. Ее грудь вздымалась, а звуки тяжелого дыхания были слышны даже в коридоре.

Но женщина сдержалась. А вот Розалинда вдруг сообразила, что, если бы Миранда подняла на нее руку, она бы ответила. Сбила бы толстуху с ног, причем с большим наслаждением.

Но пока что леди Маунтджой вскинула подбородок и выпрямилась:

— Вот мои сыновья — джентльмены, потому что родились от благородных родителей… Они знают, что почем. И умеют себя вести. Будь это возможным, мой муж объявил бы Николаса бастардом, но у мальчишки хватило наглости родиться точной его копией, будь проклята судьба!

Розалинде наконец удалось вырвать руку из поразительно сильной хватки леди Маунтджой. Повернувшись, она подошла к дивану и села. Но Миранда начала нервно метаться по комнате. Пышная грудь то и дело угрожала перевесить нижнюю часть тела и опрокинуть ее, но этого не произошло — возможно, из-за туго затянутого корсета. Розалинда вдруг подумала, что когда-то она была очень хорошенькой.

— Я видела двух ваших сыновей в «Друри-Лейн». Давали «Гамлета». Лично мне не так уж и понравилась игра Кина-младшего. Вы видели его в «Гамлете»?

— Пытаетесь отвлечь меня? Не получится. И помолчите! Мне известно, что вы тоже самозванка.

— Так я больше не жертва? И, подобно Николасу, тоже негодяйка? Если это так, к чему обо мне заботиться? Мы оба бедны, и оба негодяи. Подобное тянется к подобному, не находите?

Розалинде показалось, что Миранда сейчас взорвется. Но сама она прекрасно себя чувствовала. Только сейчас ей преподали наглядный урок. Урок терпения.

«Держи свой нрав в узде и дыши ровно».

А вот леди Маунтджой этого урока не усвоила. Ее лицо приняло опасно багровый оттенок.

— Издеваетесь надо мной, жалкая пародия на приличную леди?! Вас принимают в обществе единственно из-за Шербруков.

— Вы, разумеется, правы. Но что хотите доказать, мэм? Что я недостаточно хороша для графа Маунтджоя, которого сами считаете бедняком и негодяем?

Лицо леди Маунтджой исказилось яростью. Очевидно, поняв, что зашла слишком далеко, она все же процедила:

— Вы, разумеется, недостаточно хороши, чтобы стать женой истинного графа Маунтджоя. Это Николас — граф?

Ба! Никто из вас не достоин этого гордого имени. А ваша фамилия! Лафонтен? Этот человек, Лафонтен, не писал ничего, кроме глупых басен о соревнованиях зайцев и черепах, да еще и с моралью; басен, не имеющих ничего общего с истинной жизнью.

— Откровенно говоря, боюсь, что вы правы. Я каким-то образом потеряла свое истинное имя, так что пришлось взять новое. И поскольку я люблю хитрых лис и тщеславных ворон, можете представить мой восторг, когда оказалось, что Жан де Лафонтен писал столь очаровательные басни. Лафонтен… как прекрасно это имя перекатывается на языке!

Леди Маунтджой казалась одновременно потрясенной и взбешенной. Наверное, будь у нее пистолет, Розалинда уже лежала бы мертвой у ее ног.

— Все это абсолютно не важно. И я велела вам молчать!

— В таком случае, мэм, почему вы затронули эту тему? Леди Маунтджой напыжилась так, что Розалинда испугалась за сохранность тесемок ее корсета.

— Факт заключается в том, что вы не настоящая Лафонтен.

— Естественно. И я уже это объяснила. Но уверена, мэм, что вам не удалось очень уж много обо мне узнать. Вероятно, у вас не слишком компетентный поверенный.

— Гленденнинг действительно идиот. Он даже позволил Николасу предъявить права на титул, которому полагалось бы принадлежать моему сыну. А вот мой дорогой друг Альфред Лемминг умен и проницателен. К несчастью, сейчас он в Корнуолле — решил посетить свое заброшенное поместье в Пензансе.

Так у леди Маунтджой есть любовник!

— Не стоит осуждать беднягу Гленденнинга за то, что титул не достался вашему сыну. Насколько я понимаю, титул принадлежал Николасу по праву рождения. Он был первенцем вашего мужа и, несмотря на все махинации своего отца, стал законным графом Маунтджоем.

— Право рождения? Какой глупый термин! Какой старомодный, возмутительно несправедливый закон! Современный мир давно уже с ним не согласен! Николас не должен был получить этот титул! Именно моему дорогому Ричарду следовало стать графом! У меня друзья, мисси, друзья, которые знают Шербруков. Друзья, которые рассказали мне о Райдере Шербруке и его шайке маленьких нищих. Вот уже десять лет, как вы являетесь одной из них! А, по глазам вижу, вы стыдитесь себя. Что вы на это скажете?

— Каждый вечер я благодарю Бога за то, что Райдер Шербрук нашел меня и спас. Думаете, я должна сделать еще что-то? О Господи, он и приданое мне дает! Я связала ему несколько пар носков на Рождество, и он их носит, благослови его Господь.

Говоря это, Розалинда искренне молилась, чтобы леди Маунтджой не хватил апоплексический удар.

— Вы не слушаете меня, мисси! — завопила Миранда.

— О, видите ли, я только сейчас сообразила, что, как только выйду за Николаса, получу явное преимущество над вами. Это вы будете называть меня «леди Маунтджой» и делать реверанс. Это вы станете вдовствующей леди Маунтджой!

Миранда схватила первое, что попалось под руку — красивую подушку из зеленой парчи, — и швырнула в нее. Розалинда, смеясь, перехватила подушку. Хорошо еще, что у леди Маунтджой не было с собой трости!

— Прошу вас, мадам, сесть и попытаться вести беседу как полагается благоразумной особе. Буду, счастлива, отвечать в том же духе. Итак, что вы хотите: уехать или успокоиться?