Родион остался один. Изменения произошли быстро, и он был оглушен ими. И все же другие изменения, в нем самом, были более существенными. На них, на этих новых ощущениях он был сосредоточен, понимая, что должен их закрепить в своем сознании. Они уже стали частью его истории и очень важной истории и уже стали очень дороги.

Когда я проходил мимо него, он сидел, облокотившись на колени и держа голову в руках. Почти эмбрион. Вначале я подумал, что он плачет, как тогда в метро, но он был просто погружен в себя, что не удивительно при его чувствительности и сентиментальности, свойственной людям, пережившим много обид. В этот раз все было по-другому. Так уж получилось, что Санна в его сознании стала самым прекрасным из достижимых явлений. Именно достижимых, потому что в его положении ожидать, что такая красивая девушка будет общаться с ним, выброшенным жизнью на станцию «Тупик» и смирившемуся с этой конечной остановкой, будучи совсем молодым и, по сути, только начинающим жизнь, раньше могло быть только сюжетом его фантазий.

Понятно, что в этой ситуации он прокручивал всю встречу с Санной вновь и вновь: переживая, волнуясь, радуясь и даже улыбаясь. Впрочем, не забывал он взглянуть отстраненно и оценить себя со стороны. Кому не хочется выглядеть лучше?

Удивительно было то, что он несильно волновался из-за неловкости, возникшей в конце. Он даже не придавал ей значения, чувствуя, что доброта и понимание Санны не оставят следа от нее.

Следующий день, особенно к вечеру, очень напоминал предыдущий по той тревоге и беспокойству, смешанных с нетерпением, которые он испытывал. Правда, он вымыл волосы, причесался и выглядел довольно опрятно, но, глядя в зеркало, он чувствовал себя немного обманщиком. Низкий лоб в следах от угревой сыпи, серые невыразительные глаза с русыми бровями, тяжеловатый нос, маленькие бледные губы и безвольный подбородок, субтильное тело, не знавшее физических нагрузок, сутулость и пятна, пятна, пятна. Везде. На руках, на лице, по всему телу. Это он. И она, которая могла бы сниматься в кино, быть на обложке журнала, ездить в дорогой машине и быть в числе избранных удачей. Но он собирался к ней. Им двигала надежда, упрямство и отчаяние все потерять. Именно все, ибо вся его жизнь была сконцентрирована сейчас в Санне.

Он встретил их гуляющими под руку. Санна ответила на его приветствие спокойно, но немного настороженно. Бабушка просто улыбнулась. И они пошли дальше, а он остался стоять в растерянности. Правда через пару шагов, Санна остановилась и, повернувшись к нему, спросила:

– Ну, где ты? Идешь?

Он с облегчением выдохнул и присоединился к ним. Шли молча, пока к Санне не вернулась ее прежняя игривость, и она не начала рассказывать о «Золотом теленке» Ильфа и Петрова, который она слушала в записи на диске. На этой знакомой обоим теме они нашли единодушное общение, плавно шедшее дальше и дальше, пока Санна не предложила присесть на скамейку. Ему и самому этого хотелось, так как бабушка молчаливой совестью висела на руке у Санны, а напрягала его.

Как только они сели, Санна заявила:

– Родион, а ты обманщик. – И улыбнулась.

– Почему?

– Ничего ты не ремонтировал плеер. Ты купил новый.

Он смутился и покраснел, застигнутый врасплох точностью разоблачения.

– Ну что ты молчишь? Ведь так?

Ему нечего было сказать.

– Я сразу поняла. Мой плеер поцарапан сзади. Я ножницами открывала крышку, чтобы поменять батарейки, а на этом нет царапин. И поролон на моих наушниках стертый, а на этом новый и пахнет. Обманщик. Зачем ты это сделал?

– Ну, я хотел как лучше. А старый плеер не ремонтировался.

– Ладно, спасибо тебе большое, но, пожалуйста, не обманывай меня больше.

– Конечно, извини.

Она звонко засмеялась.

– Какой ты смешной Родион.

– А ты очень красивая.

Она опустила голову и замолчала. Возникла неловкая пауза.

– А хотите, Родион, пойдем к нам пить чай? – Вдруг появилась бабушка.

– Ну, я не знаю. Может, это неудобно?

– Пойдем, пойдем, – тут же включилась Санна и положила обе ладони на его правую руку. Это было так приятно.

Когда пошли, Санна взяла его под руку, а он стал внимательно смотреть под ноги, стараясь предупредить возможные препятствия или помехи так, будто это он мог оступиться, а не она. Бабушка шла чуть впереди.

Квартира была небольшой, уютной и приятно пахла. В коридоре и в одной из комнат, в которую он прошел, стояли стеллажи с книгами. Оставшись один в комнате, он присел на диван. У противоположной стены стоял стол, а над ним, на стене висела фотография молодых мужчины и женщины, нарядно одетых.

«Это ее родители», как-то сразу решил он и подошел ближе, рассмотреть ее. В этот момент зашла бабушка.

– Чай готов, – и увидев его внимание, добавила, Это родители Санны. Моя дочь с мужем. Погибли, когда ей было два года. Поехали отдыхать и не вернулись, а я как осталась с ней, так до сих пор и живу.

Милая она была женщина. С приятными мягкими чертами лица. Но по голосу чувствовалось, что она может и прикрикнуть и расплакаться самозабвенно.

Они сели за стол. Она предложила ему варенье и налила чай, а когда села сама, крикнула:

– Санечка, ты идешь?

– Иду, иду, – раздался голос Санны, и она вошла на кухню, слегка касаясь стены пальцами правой руки.

– Как тебе у нас, Родион? А как тебя мама в детстве называла? Наверное, Родя или Родик, или Роня?

– Роня, но мне не нравилось это имя.

– А хочешь, я буду называть тебя Родик? У тебя нежный голос и ты кажешься таким беззащитным. Ты счастлив, Родик?

– Да. В общем, да.

– А почему ты бываешь таким грустным?

– Санна, ну как тебе не стыдно лезть в душу к человеку. Все у Родиона хорошо. Он молодой. Все у него впереди. Есть хорошая работа. Ведь так?

– Бабушка, я просто разговариваю и никуда я не лезу. А ты забыла про свое кино.

– Ой, да, а который час? – и бабушка ушла в комнату.

Они остались вдвоем. Сначала помолчали, но разговор, как пламя – если не мешать, разгорается сам. Он наблюдал за ней. Она разговаривала легко и непринужденно, будто дышала – свободно и естественно. И Санне действительно было приятно общаться с этим чудаковатым молодым человеком. Застенчивым, несмелым, но с хорошим чувством юмора и самоиронии. Она ощущала в нем некое родство. Ведь оба они страдали, но ей казалось, что Родион как-то острее переживал жизнь. Возможно, благодаря бабушке она умела сосредотачиваться на ее приятных сторонах. Безусловно, ей не хватало общения, и встреча с Родионом тут была очень кстати. В общем, ей с ним было хорошо.

Надо отметить деликатность бабушки, которая не мешала им все это время, понимая, что общения не хватает обоим. Конечно, молодой человек был немного со странностями, да и некрасив, можно сказать, даже немного отталкивал, но зато в общении был приятен, и от него не исходило ощущения неприятностей. Главное, что Санне было с ним интересно беседовать, и это ее радовало. Ну, а какой он внешне, она не видела и, слава Богу. Хотя историю с плеером она оценила, как достойный поступок.

Так они проговорили до трех часов ночи. Уже в дверях они обменялись номерами своих телефонов, причем Санна повторила его номер несколько раз, чтобы запомнить, и они расстались.

А дома, буквально через десять минут, Родион услышал звонок телефона. Он снял трубку. Это была Санна. Она набрала номер, чтобы он остался в памяти телефона, и пожелала Родиону спокойной ночи. Так они проговорили еще пару часов.

Их отношения развивались с каждым днем. И возможно, Аристотель тут был прав, утверждая, что вначале возникает симпатия, затем дружба и завершает все любовь. Санна с Родионом не были исключением, и уже к зиме они стали близкими друзьями. Оставался последний шаг, и этот шаг сделала Санна.

Обычно, каждый день они встречались или подолгу разговаривали по телефону. За время их знакомства, казалось, не осталось ни одного уголка в памяти, в который бы они не заглянули вместе и не обсудили. И что особенно важно, у них появилась своя, общая история. События и впечатления, пережитые сообща.