Автомобиль был белый, длинный и очень неновый. Водитель к нему относился соответственно, пытаясь компенсировать это излишним подобострастием к нам, что впрочем, не помешало ему сообщить в свой офис о том, что мы курим в салоне. Нас попросили не курить, но через некоторое время водитель принял на себя ответственность и сказал, что мы можем все же курить при открытых окнах. Очень интеллигентный попался человек.

Дорога в отель оказалась на удивление тряской. Лимузин ощущался только своими размерами и просторным салоном. В остальном, это был катафалк, предназначенный для того, чтобы уходящий в мир теней не жалел о покидаемом мире.

Был конец июля, и Европа жаловалась на аномальную жару. Кондиционер в нашем авто не справлялся с заданной температурой, и вот именно таким я увидел Санкт-Петербург.

Кварталы однообразных серых зданий эпохи всеобщего счастья. Ничем не заполненные ландшафтные пространства. И опять жилые коробки.

Ближе к центру архитектура начала меняться, приобретая черты победивших надежд. Здания постарели, но в них угадывалась композиция, и появился декор. Простой, незатейливый, но это уже было желание видеть жизнь красивее, чем она есть на самом деле.

Здания еще постарели, но за некоторыми был уход. Видимо, не все были сиротами.

Появились каналы и мосты, дышать стало труднее. Трафик, господа, трафик.

Нас окружали невысокие, но довольно изящные здания. С продуманными фасадами девятнадцатого века. Но все они напоминали театральные декорации. В том смысле, что близко их лучше не рассматривать. Это становилось очевиднее, глядя на церкви и соборы, которые на удивление выглядели очень респектабельно и ухоженно. То есть жизнь начиналась не с городской, обычной среды, а с наиболее значимых мест. То есть не важно, в чем вы тут каждый день ходите, главное, чтобы на выход у вас был приличный костюм. То есть вас приглашали не в дом, а в специальную комнату для гостей. Это сильно напоминало разорившегося аристократа, который скрывает свою бедность всеми возможными способами и, как говорят в России, «пускает пыль в глаза». Именно налет чего-то бывшего лежал на всем центре Питера. С ним, с этим Питером, уже можно было не считаться, потому что он перестал быть Санкт-Петербургом. И, видимо, давно и безвозвратно.

Мы остановились в довольно приличном отеле «Кемпински», администрация которого, устанавливая цены на свои услуги, видимо, руководствовалась исторической памятью, а не реальным ощущением места и времени, а может быть, просто включила в стоимость номера осмотр всех архитектурных достопримечательностей города и шоу «Белые ночи».

И они имели на это право. Ведь рискнули же они здесь построить отель.

Все, что происходило в течение дня, было довольно утомительно, и вечером я сидел в баре отеля на первом этаже, окна которого выходили на улицу. Полумрак, кресла «Честерфилд», тихая музыка и пара посетителей. Я попросил принести «Хеннесси», курил и рассматривал посетителей, пытаясь представить их жизнь и характеры. В общем, почти скучал.

В какой-то момент я встал и пошел к барной стойке. Вот тут-то я и увидел ее. Боковым зрением я обратил внимание на движение за столиком рядом с выходом. Оглянувшись, я увидел девушку, откровенно улыбающуюся именно мне. Но я не придал этому значения. Однако, когда я возвращался к своему месту, она опять привлекла своим поведением мое внимание. Это была проститутка.

Я присел в кресло и тут же увидел, как она переместилась от меня, но так, чтобы я видел ее. И стала призывно смотреть на меня и улыбаться. Я вначале сделал вид, что не замечаю ее, а потом подумал, к черту все эти условности и махнул ей рукой, чтобы она подошла. Она, как любвеобильная собачонка, тут же подскочила, подхватила свою сумочку и также улыбаясь, пошла ко мне.

– Здравствуйте. Как дела? Меня зовут Наташа. Как вас зовут? – отрепетированно проговорила она.

– Присаживайся. Хочешь, закажи себе что-нибудь.

Она обрадовалась и попросила у официанта коктейль.

– Первый раз в Питере? По делам или так, отдохнуть?

Я не знал, что мне ей отвечать. Для правды она была посторонним человеком, а включаться в ее игру не хотелось.

– Сколько ты стоишь? – напрямик поинтересовался я.

– Пятьсот евро.

Ей было около двадцати восьми лет. Темные, недлинные волосы. Обычное лицо, правда, без обилия косметики. Если бы не крупный нос, она была бы вполне симпатичной, а так пропорции ее лица были неправильными и, исходя из профессии, ее можно было скорее отнести к скорой помощи, чем к приятному времяпрепровождению.

Поговорили ни о чем. Какие-то общие замечания и реплики о погоде. Я подумал о том, что можно извлечь из такой ситуации. И на всякий случай спросил, часто ли она встречает интересных мужчин. Она призналась, что не задумывается об этом, но есть мужчины с какой-то очень сильной сексуальной энергетикой. Вот она была как-то в клубе и познакомилась там с мужчиной. Звали его Андрюша. Невысокий, лет тридцати пяти. Скорее полноватый, чем стройный. Приятный на лицо. Непонятно чем занимается. Скорее всего, ничем, но у него крутой брат, олигарх.

– И вот прикинь. Поехала я, значит, с ним. Там, в гостиницу. Ну, все путем. Отдохнули мы, значит, и он меня проводил на такси. И все. Такая бодяга началась. Не могу его забыть и все. Что не делала, хочу его и все. Ну не пойду же я сама к нему. Типа, Андрюша, я дохну по тебе. Так вот. Видела его еще пару раз в клубе, но не подходила. Типа, я не при делах.

Ну и вроде, как забывать начала его. А тут пару недель назад. Иду через мост на Невском.

И, такая, слышу так тихо кто-то: «Наташа». Ну, я иду дальше. Может, показалось. Мало ли там. А тут опять: «Наташа». Ну, блин, думаю, кто это может быть. Оборачиваюсь, Андрюша на машине. Ну, я, естественно, поехала с ним. И опять все по новой. Прикинь?

Помню, меня очень рассмешила ее отчаянная наивность, покрытая таким суровым прагматизмом. Ее по-детски откровенные эмоции не вязались с внешним видом и задачей зарабатывать деньги, а не мечтать на работе.

Увидев мою улыбку и решив, что мне можно доверять, она наклонилась ко мне ближе и тоном заговорщика начала говорить.

– А вот у меня есть один знакомый. Приезжал тут недавно. Говорит из Москвы, крупный продюсер. Ну, там не «На-На» или Дима Билан, но тоже крутой. Ну, познакомились. И сидим такие, а он мне давай рассказывать про то, как у него все круто и сразу предложил мне выйти за него замуж. И чешет, знаешь, и чешет. Полночи прожужжал. Типа, дырку в голове сделал. А я, такая, молчу и слушаю. Ну, он, типа, платит деньги. А он грузит и грузит. И чего хочет, непонятно. Ну, в конце концов, мы с ним отдохнули. Так он мне, такой, дай телефон. Ну, я дала. И тут он мне звонит и звонит. И эсэмэски шлет. Скучает и скоро приедет. И все равно рассказывает, какой он крутой и как у него все зашибись, значит. Ну, вот скажи, зачем ему это надо? Чё он хочет? Кто он такой, вообще? Докопался такой вот. Не понимаю.

Я опять улыбался, но уже мне хотелось спать и я, рассчитавшись, собрался идти в номер.

– Ну, ты запиши мой номер. Может, позвонишь? – и тут же схватив салфетку, написала на ней номер телефона и сунула мне в руку.

Я посмотрел на номер и сказал, что запомню его. Она не поняла шутки.

– А у меня тоже очень хорошая память на цифры. Я же математик. Институт окончила.

Я пожелал ей удачи, и мы простились.

Да, я не стал вмешиваться в тот конфликт. Во-первых, было очень душно, а, кроме того, меня это не касалось.

Обычно я не езжу на метро, но в тот день я оказался в душном вагоне, почти переполненном людьми, недалеко от выхода. Разглядывая осторожно людей, я несколько раз посмотрел на парня, стоявшего у двери. Его лицо выражало полное безразличие, а глаза говорили, что он где-то внутри себя, и там нерадостно.