На остановке двери распахнулись, и плотная масса людей начала двигаться в вагон. Впереди выделялся рослый мужчина с огромной сумкой на плече и не меньших размеров животом. Он двигался прямо на того парня. На лбу крупные капли пота, на рубашке мокрые пятна того же происхождения. У такого тела не было рассудка, перед ним стояли простые задачи. Выставив вперед правую руку, и пытаясь отодвинуть в сторону помеху, он вдруг почувствовал сопротивление. Его маленькая головка, крепившаяся на толстой шее, нависла над безжизненным молодым человеком, и гаркнув:
– Пшел, – он толкнул его в грудь рукой, от чего тот зашатался, но устоял, держась за поручень, А юноша, думаю, не соображая, что происходит, а скорее машинально тоже толкнул его в грудь, причем, без видимого эффекта. Тут толстяк, рассвирепев с криком:
– Ах, ты пидор, – ударил его по лицу. Завязалась, что называется, потасовка. Никто, естественно, не вмешивался. Но ограниченное пространство и время не могли привести к серьезным последствиям, если не считать унижения для какой-то из сторон.
Я признаться не ожидал, что парень окажет сопротивление. Тем не менее, я еще больше был удивлен, когда он вдруг выскочил из вагона на перрон и прислонился спиной к ближайшей колонне.
За своими наблюдениями я чуть было не опоздал выйти, с трудом протиснувшись к уже закрывающимся дверям.
А парень так и стоял спиной к колонне, наклонившись вперед. Брюки его неряшливо опустились, белая майка с коротким рукавом была растянута у шеи. Тогда я обратил внимание на то, что он покрыт красными пятнами на шее и на руках. Некоторые из них были синеватого оттенка. В дополнение к длинным, грязно-светлым волосам он производил впечатление если не бродяги, то довольно опустившегося человека. Впрочем, в московских подземных переходах я встречал похожих людей с коробкой или с шапкой в руке, просящих деньги за своих собратьев, игравших в это время на гитаре и певших слабо различимые шлягеры.
Я редко им давал деньги. У меня просто не было мелких денег.
Сначала я подумал, что у парня подрагивает голова, потому что проходящие мимо люди задевают его. Но он присел, также не поднимая головы и вытирая рукой глаза. Было очевидно – он плачет. Навзрыд и почти беззвучно.
Это продолжалось недолго. Он поднялся, поправил майку, волосы и вышел на перрон. Через минуту он уже ехал домой.
Мать называла его Роня. Это звучало всегда, как-то вскользь, между прочим.
Собственно, так она к нему и относилась. Со временем и он к ней начал относиться так же. Хорошего было мало, а плохого он не помнил. Других родственников у него не было, а если бы и были, все равно он бы был им бесполезен, так как зарабатывал мало, мало в чем разбирался кроме компьютера, книг и кино. С шестнадцати лет жил один в двухкомнатной квартире стандартного дома, непонятно как доставшейся ему, крайне уединенно. И к своим двадцати трем годам не имел ни одного товарища. Все эти недостатки превращались в достоинства на работе, где знали, что его можно загружать по полной. Все равно ведь ему нечего делать.
Большую часть времени он проводил дома за написанием программ или приложений к ним, что также устраивало его работодателей. Правда, на его зарплате это несильно отражалось.
Возможно, все было бы иначе, и было наверняка иначе. Ребенком он был довольно общителен и приветлив, наверное. Но в тоже время появилась особенность, испортившая многое. Дело в том, что на теле у него стали появляться красные пятна. Они появлялись внезапно: на лице, на руках, да где угодно. Казалось, это происходит беспричинно, но со временем стало ясно. Их появлению предшествует обида или стресс, вызванный обидой. Но вы же знаете детей. В общении с ними все возможно. Самое неприятное то, что проходили они крайне медленно, меняя цвет наподобие гематомы. Удивительно, что родители других детей не хотели этого понимать и, как следствие, дети сторонились его.
Так что его одиночество и замкнутость в какой-то мере были предопределены.
Добавьте к этому мать, которая так и не смогла наладить свою личную жизнь и жила в настоящее время с очередным мужчиной. Не такая уж и редкая ситуация.
Жаль. По-своему очень жаль.
Но в своей жизни Родион находил и приятные и интересные стороны.
Обратите внимание на место водителя рейсового городского автобуса или троллейбуса. Кажется, сидишь себе, смотришь по сторонам. В окне все время меняется пейзаж. Интересно. Для кого-то, наверное.
Так вот, оказывается, все это ежедневное разнообразие становится сплошным однообразием. А пейзажи серой, невзрачной стеной. И вынуждены водители такого общественного транспорта украшать свои кабинки картинками и другой цветной чепухой.
Наподобие этого и Родион украшал свою жизнь книгами, Интернетом и кино.
Дорога от метро к дому обычно занимала у него не больше пяти минут. На пути его был сквер, довольно неухоженный, с редкими скамейками блеклого зеленого цвета. Все это было окружено чугунной, невысокой оградой. Видимо, для того, чтобы людям было удобно через нее перешагивать, что они и делали, протоптав на газонах тропинки.
После конфликта в вагоне метро, Родион оставался в подавленном настроении.
Он брел к дому, как обычно погруженный в себя и не глядя по сторонам. Сознание сканировало обрывки мыслей, суждений, образов. Одним словом, действительность никак его не интересовала, квартира воспринималась как убежище от этой непонятной суеты.
Не удивительно, что в таком рассеянном состоянии перешагивая через ограду, он споткнулся и упал, сильно ударившись коленом и оцарапав ладони. Боль была нестерпимой. Он поднялся, краем глаза замечая тени проходивших мимо людей, и сильно хромая, дошел до скамейки. На ней сидели, и ему пришлось присесть на самый край.
Боль понемногу отходила, и он сел удобнее уже облокотившись о спинку. Оглядевшись, он обратил внимание на девушку, сидевшую рядом и с ней пожилую женщину, читавшую книгу.
– Вы упали? Все в порядке? – Она смотрела на него, хотя из-за темных очков ее глаз не было видно. Он неопределенно покачал головой и стал рассматривать оцарапанные ладони.
– Может, вам нужна помощь?
– Да нет, спасибо. – Чуть слышно проговорил он и посмотрел на нее.
Его представления о женщинах были сформированы теми красочными фотографиями, которые он видел в Интернете. В жизни он мало обращал на них внимание, будучи безнадежно застенчивым и понимая, что его внешность ну никак не может хоть кого-то заинтересовать. А тут он увидел не просто красивую, а притягательно красивую девушку. В жизни таких не бывает. Темные блестящие волосы спокойно ложились ей на плечи, обрамляя прекрасное лицо со слегка смуглой кожей и яркими губами. Черты лица были настолько правильными, что казалось, выступающие скулы и нос были специально подобраны под общую композицию. Руки с изящными запястьями и длинными пальцами лежали на коленях скрещенными. Она была в темном, легком плаще, скрывающем фигуру и улыбалась именно ему.
– Вот упал, – сказал он громче и откашлялся. – Случайно, – и почувствовал что краснеет. – Все время здесь хожу и вот…
– А Кант, кажется, говорил, что рассеянность это форма сосредоточенности, – и засмеялась. Он скривил в сомнении рот.
– Да, возможно. Но я не читал Канта. Мне больше нравится Эрик Фромм.
– Ну, это проще, хотя и привлекательнее. А вы разбираетесь в электронике? У меня плеер сломался, а я ничего не понимаю. – Она уже протянула ему руку.
– Так, немного. – Он взял маленький плеер с наушниками и стал его разглядывать.
– Может батарейка села?
– Нет, я только вчера ее заменила. Но если вы не можете, ничего страшного, – и она протянула руку, чтобы избавить его от неловкости.
– Я могу посмотреть, – проговорил он.
– Правда? Вот здорово. Я здесь каждый день бываю. Я буду очень благодарна. Да, и если надо заплатить, вы скажите. У нас есть деньги, правда, бабушка. – Бабушка посмотрела на него безразлично и вернулась к книге.
– Мы живем тут рядом, где универсам.
