— Пошли ты их гулять далеко-далеко, — решительно сказала Ела.

— Нельзя. А потом они правы, как известно, устами коллектива глаголет истина...

Они за разговорами и не заметили, как постепенно исчезли клиенты бара «Вечернего», время шло к закрытию. Надя-барменша включила верхние люстры, и в ярком свете стало заметно, что бар в общем-то имеет довольно обшарпанный вид, на полу валяются раздавленные окурки, под некоторыми столиками и за портьерами пустые бутылки, принесенные посетителями. «Беда, — пожаловалась им как своим людям Надя, — в выходные дни все равно что погром. Хорошо еще, без драки сегодня обошлось».

Сизый сигаретный дым плотно висел в зале, чуть редея в свете люстр. Был он горьким, рвал легкие.

После затхлой духоты бара на улице дышалось легко, Привалова заметила:

— Не понимаю, как люди могут по доброй воле просиживать вечера в такой плевательнице.

— Это ты слишком, Тоня, — возразил Андрей. — Почистить бы немного бар, навести там элементарный порядок — очень миленькое местечко получилось бы.

— А нам бар «Вечерний» нравится, — нерешительно возразила Ела. — Там чувствуешь себя свободно, все свои. Я в одном заграничном фильме видела, как у ребят по прозвищу «ангелы» был свой бар, куда они никого посторонних не допускали, пили там виски, танцевали что-то такое, я пробовала, не могу, дыхания не хватает.

Андрей и Тоня засмеялись.

— Поменьше кури, побольше бывай на свежем воздухе, — назидательно сказала Привалова.

«Ну, девица, — подумал Андрей, — сейчас она ей посоветует есть манную кашу и чистить зубки».

— Кстати, о свежем воздухе, — вмешался он в разговор девушек. — Я сто лет не был за городом. А в лесу сейчас, наверное, чудо. Может, сообразим?

— Давайте как-нибудь, — поддержала Ела. Все, что Андрей предлагал, ей нравилось.

— Идет, — солидно согласился Мишель.

— Ты же «комок» пропустишь, ехать надо в субботу или воскресенье, — напомнила Ела.

— Подумаешь! — независимо сказал Мишель. — Обойдется один раз.

Но в тоне его чувствовалась нерешительность.

— Ладно, об этом еще договоримся. — Андрей решил не жать сразу на все кнопки. — А сейчас пора разбегаться.

Ваныч, махнув рукой на прощанье, задвинул все засовы своей маленькой крепости. Они стояли на пустынной улице, редкие прохожие старались обходить шумную компанию. «Мишель!» — неожиданно позвали из темноты близкой арки.

— Ну? — не оборачиваясь, спросил Мишель.

— А мы-то че?

— Шагайте, не мельтешите.

— Отпустил телохранителей? — ехидно спросил Андрей. — А то мы могли обидеть деточку?

— Не собачься. Просто мы вместе отсюда уходили.

— Понятно, — не унимался Андрей. — После приятного вечера найдется дело по душе — поговорить с кем или выяснить насчет уважения...

Ела засмеялась:

— У нас так: не нравится — просим на выход, поговорим...

Фраза была той же, что и в письме, переданном Андрею редактором. Андрей цепко ее зафиксировал, но решил пока не торопить события, — рано еще, надо присмотреться.

— Я на машине, — объявила Тоня и для убедительности повертела на пальчике ключик.

— Девочка с колесами! — удивился Мишель. — Ничего себе!

— Могу развезти, — предложила Привалова.

Прикинули, кто где живет, как ехать. Выходило, что надо первым высаживать Мишку, потом Андрея и, наконец, Елу.

— Ты садись вперед, — предложила Ела Мишке, а мы с Андреем — на заднее сиденье.

«Кажется, она уже рассматривает меня как свою собственность, — озабоченно подумал Андрей. — Только этого не хватало».

Привалова, видя, как Ела рассаживает всех в «Москвич» по своему вкусу, улыбалась, и Андрей даже в темноте чувствовал эту ее улыбку — ехидную и понимающую.

— Слушай, — уже в машине, когда они наконец поехали, спросил Мишель Привалову. — А как тебе удалось купить эту штуку?

— Я ее не покупала. — Тоня вела машину уверенно, легко, чувствовалось, что она привыкла быть за рулем, для нее это обычное дело. Андрей даже позавидовал, так хорошо все у нее получалось, аккуратно, без дерганья.

— Скажешь, в наследство?

— Нет. — Привалова отвечала лаконично, дорога была сложной, с многочисленными поворотами, а впереди еще тащился самосвал, ехал странно, по осевой, не обращая внимания на помаргивание фар «Москвича», не давая себя обогнать.

— Тогда подарили? — не отставал Мишель.

— Угадал.

— Это кто же такой щедрый?

— Вышла на первое место в соревновании. И один раз, и два... А когда в третий — такая вот была вручена мне премия.

— Сейчас она скажет, что у нее есть орден, — с тихой неприязнью проговорила Ела.

— Спроси — скажу...

— Так есть?

— Есть. Трудового Красного Знамени.

— Ничего себе! — Мишель с уважением, глянул на Привалову.

Он, конечно, не раз видел людей с наградами на лацканах парадных пиджаков, но они были, как правило, пожилыми, степенными. А чтоб вот такая девчонка, которую и в толпе не отличишь среди множества других?

Вечер был для Мишеля странным, необычно он начался и кончался не так, как всегда, надо было многое обдумать, и Мишель замолчал, сосредоточенно уставился прямо перед собой: свет фар выхватывал дома, тополя, лица прохожих, ровно гудел мотор, в салоне машины было по-домашнему уютно.

А Андрей думал о том, что вот они, журналисты, часто мчатся за тридевять земель, ищут героев для своих очерков, а герои живут рядышком — совсем обычные, не выделяющиеся, и надо уметь их найти, разговорить, а потом подобрать нужные слова, чтобы рассказать о них.

Ела тихонько прижалась к Андрею, нашла его руку, затихла. Андрей попытался освободить руку из ее теплой настойчивой ладошки, но девушка только крепче сжала его пальцы.

— Хочешь, выйдем вместе? — тихо спросила она.

— Не стоит, Елочка, — прошептал он и, чтобы не обидеть девушку, добавил: — У меня очерк лежит неоконченный, а завтра его сдавать в номер.

— Не шепчитесь, — сказала Тоня. — Нам с Мишей все равно слышно. Правда, Миша?

— Угу. — Мишка указал на один из подъездов вырисовывавшегося в свете уличных фонарей дома. — Вот там притормози. Пока. Не забудь, что обещала, — напомнил он Приваловой.

— Приходи.

Какое-то время ехали молча, потом Ела с раздражением сказала Приваловой:

— Мишка грузчик в магазине «Фрукты — овощи». Работяга. Так что тебе не пара.

— Дурочка ты еще, — спокойно ответила Тоня.

— Какая есть.

— И не надо этим хвастаться.

— Вот что, дорогие девушки, — вмешался Андрей. — Меня вы доставили точно по назначению — вот в том доме напротив на седьмом этаже темнеют два моих окна. Спасибо, и не ругайтесь.

— Ну что ты, Андрей, — сказала Тоня. — Мы просто с Елой знакомимся поближе.

— Ела, обещай, — зловещим шепотом потребовал Андрей, отнюдь не уверенный в том, что Ела не выкинет какой-нибудь фокус.

— Конечно, Андре, не беспокойся.

— Так-то лучше.

Андрей попрощался и торопливо, не оглядываясь, пошагал через дорогу. Было уже действительно поздно, а очерк лежал незаконченным, и кто его знает, удастся ли его при таком настроении дописать.

Потом, в больнице, вспоминая по просьбе Ревмира Ивановича этот длинный-длинный день, Андрей не находил в нем ничего необычного, резко отделяющегося от множества других дней. И он удивился бы, если бы ему сказали, что именно этот летний вечер стал очень важным в судьбе нескольких людей, явился толчком к некоторым событиям, хорошим и странным.

А тогда, выпив крепкий кофе, он сел за письменный стол, и в это время раздался телефонный звонок.

— Андрей, я благополучно подвезла вашу знакомую, эту смешную девочку Елу, — услышал он спокойный голос Приваловой. — Не волнуйтесь и спокойной ночи.

Андрей не успел поблагодарить: трубку положили, раздались короткие, звучные гудки.

Он попытался, отбросив, забыв все дневные впечатления, сосредоточиться на очерке, заставить себя видеть только лист бумаги, но в это время снова затрезвонил телефон.

— Андре, я тебя... — чуть не плача, это ясно слышалось по тону, сказала девушка со странным именем Ела.