— А почему «мы»? Ведь речь идет о тебе персонально. Другие учатся, а ты — в «Овощи — фрукты», наверное, чтобы поближе к бутылке быть? Только ради бога не оскорбляйся, ты прямо спросил, я, что думал, ответил. Кажется, у вас здесь в моде психовать, так я заранее предупреждаю — не очень красиво это — мужику закатывать истерику.

Мишель сдерживался изо всех сил. Ему хотелось вскочить, двинуть стол так, чтобы журналист оказался на полу, пусть почувствует, что это такое — быть на полу, прибегут приятели, кто ногой, кто кулаком, долго будет отмываться журналист.

— Не наливайся, Мишель, — тихо предупредила Ела. — Он дело говорит.

— А я чего? Я ничего... — Мишель выпил коньяк. — Я, конечно, понимаю, жизнь по-разному к людям поворачивается. — Он выразительно похлопал себя чуть ниже спины.

— Нет, Миша. — Андрей решил не щадить самолюбия Мишеля, пусть глотает то, что заслужил. — Не совсем так. Жизнь одна, это люди к ней по-разному и, пардон, разными местами...

Андрей рассказал о своих последних командировках, о рабочих ребятах, с которыми встречался за кордоном. Он говорил о том, как ранним утром, когда еще сизая темень прижимается к асфальту большого города, он стоял в очереди безработных на бирже труда — хотелось своими глазами увидеть этих людей, услышать их разговоры. Еще он вспомнил, как в одном из американских городов напросился на всю ночь сопровождать полицейский патруль в машине. Вначале «копы» на него косились, но потом признали «ничего парнем» и занялись своей привычной работой. И ни на грош романтичного, героического не было ни в том, что они делали, ни в том, как вели себя хулиганы, дебоширы, мелкие воришки, проститутки. «Гнусная работа», — сказал один из полицейских уже под утро, когда все почти валились с ног от усталости. «Хлебни, парень, — протянул второй Андрею плоскую бутылку с виски. — Хлебни, чтобы не стошнило от этого дерьма». — «Кто его довел до такого вида?» — Андрей имел в виду только что задержанного бродягу, на которого напяливали наручники.

— Э-э-э, — промычал полицейский, — сам дойдешь, если у тебя ни цента, а работы не было, нет и не будет.

Он мыслил здраво, этот полицейский, и сержант, начальник патруля, ткнул его кулаком в бок: все-таки с ними «красный» журналист.

Андрей нарочито лаконично рассказывал, как выглядит эта гнусная работа, он словно снова видел жалких, потрепанных бродяжек, падавших под полицейскими дубинками, рослых негров, которых полицейские обыскивали и избивали только потому, что они негры и случайно встретились в местах, взятых на заметку.

Андрей умел заинтересовать собеседников, тем более что он не раз размышлял над виденным, делал записи, в глубине души надеялся, что когда-нибудь получится книга. Ребята слушали его внимательно, не перебивая. Мишель только головой покачивал в наиболее удивлявших его местах.

— А в кино совсем по-другому, — с сомнением в голосе сказал он. — Каждый бродяга в джинсах ходит.

— И с отчаянием в сердце, — в тон ему добавил Андрей. — Эх, когда мы научимся видеть не столько этикетки, сколько суть? Когда научимся по-настоящему ценить то, что имеем? Вот ты, Ела, — неожиданно обратился он к о чем-то задумавшейся девушке. — Тебе работу трудно найти?

— Еще чего? — удивилась Ела. — На завод, где отец вкалывал, в любую минуту... Зовут!

Она вдруг вспомнила:

— Слушай, Андре, уже девять, твоя курочка, наверное, у двери топчется...

И в самом деле, Ваныч уже принимал у Приваловой плащик.

— Я сразу догадался, что вы об этой девушке предупреждали, — сказал он Андрею, — Очень они своеобразные...

Тоня не стала переодеваться, она пришла в том же строгом темном костюме и белой блузке, в которых была на работе. Андрей это отметил.

— Не надо расстраиваться, — спокойно сказала Тоня. — Я не умею меняться в зависимости от обстоятельств.

— Ну, что там, — бросил Андрей, — в конце концов, не в том дело...

В чем — он и сам бы сейчас не смог объяснить. А вот что Привалова пришла — это хорошо.

Они подошли к столику, и Андрей представил Привалову Мишелю и Еле. Ела скептически оглядела Тоню, высветив ее одним мгновенным цепким взглядом.

— Простите, — елейным голоском спросила она. — Вы секретаршей трудитесь?

— Угадала, — спокойно сказала Привалова. — Я действительно секретарь... комитета комсомола автозавода.

— Это твои дружинники нас гоняют? — неожиданно оживился Мишель, словно встретил добрую знакомую

— Наши. — Тоня излучала безмятежность.

— Во дела! — крякнул Мишель. И неожиданно одобрительно заметил: — А там ребята есть ничего, крепкие, один на один если, то лучше сразу ноги в руки...

Тоня засмеялась и сразу стала проще. Через несколько минут она уже болтала с Мишелем о заводских испытателях машин. Оказывается, Мишель не раз пытало пробраться тайком на испытательный полигон.

Андрей совсем успокоился и пригласил Елу танцевать. Ела танцевала легко, но как-то судорожно, рывками, и Андрею стоило немалого труда приспособиться к предложенному девушкой ритму.

— Притащил кралечку, — прошипела Ела. — А меня куда, в увольнение без выходного пособия?

— Ты что? Это моя знакомая...

— Не петляй, — Ела все больше раздражалась, — меня пригласил, а потом приволок другую.

— Ела, не дури, — прикрикнул Андрей.

— Хорошо, — вдруг покорно согласилась Ела. — Не буду. Только скажи мне правду, что у тебя с этой гусыней?

— Что у тебя за слова! — возмутился Андрей. — Первый раз человека видишь!

— Я, может, и дикие слова употребляю, зато ты красиво говоришь... — нервно сказала Ела.

— Елочка, милая, не закатывай истерик, — взмолился Андрей. — Право же, причин никаких нет.

— А я посмотрю, — угрожающе предупредила Ела.

Когда они вернулись к столику, Мишель и Тоня деловито сравнивали достоинства и недостатки «Жигулей» и «Москвичей».

— Ты знаешь, — как о великом открытии сообщил Мишель Андрею, — твоя подружка в «тачках» сечет.

Андрей уже начал привыкать к словечкам своих новых приятелей и понял, что речь идет об автомашинах. Он сказал:

— Еще бы, пять лет на конвейере простояла.

— Ты сборщица? — удивилась Ела.

— Была. Заочно институт закончила, потом в комитет избрали, — объяснила Тоня.

— Это к нашему предыдущему разговору дополнение, — сказал Андрей.

Ела кокетливо погрозила пальчиком:

— А ты, Андре, хитренький, и я тебя вижу насквозь.

Она все-таки взяла себя в руки и не бросала больше на Тоню косых взглядов.

— Ну и как там у меня внутри? — отшутился Андрей.

— Мне нравится.

Андрей, перекидываясь шуточками с Елой, пропустил, о чем договариваются Привалова и Мишель. Он удивился возбужденному виду Миши и прислушался к разговору.

— Нет, ты точно можешь? — недоверчиво выспрашивал Мишель у Приваловой.

— Чудак-человек, говорю, приходи. Ты когда свободен?

— В среду мне отгул полагается.

— Вот и приходи. Впрочем, подожди, я гляну, что у меня в среду...

Тоня достала из сумочки записную книжку, полистала странички.

— Значит, так, в обед в моторном встреча с групоргами, в пять — агитаторы... Согласен к десяти утра? — спросила Мишку.

— Идет, — не раздумывая, подтвердил Мушкет.

К нему подошел паренек из компании его приятелей, уже давно скучавший в углу за пустым столиком, что-то прошептал. «Отклейся, — грозно проворчал Мишель. — Исчезните без меня».

— Значит, к десяти у проходной... Я знаю, где это...

— Приходи, — сказала Тоня. И объяснила Андрею: — Твой друг хочет посмотреть автодром. Там и вправду интересно. А в эти дни ребята как раз гоняют новую машину. Да так, что она у них чуть не визжит от напряжения — пробуют на перегрузки, на выносливость, на проселочную дорогу.

— Ух ты! — оживился и Андрей. — Жаль, что я не смогу быть. В редакции по средам летучки, наверное меня песочить будут.

— За что? — Все, что относилось к Андрею, Еле казалось теперь необычайно важным.

— А не пишу ничего.