Лина по-взрослому рассудительно сказала:

— Конечно, ведь они работать уехали, а не под африканским солнышком греться. — И язвительно добавила: — Была бы здесь мама, она бы твою Инку под микроскопом изучила... Тоже мне, принцесса на горошине... Ой, смотри, Роман, Инесса еще та штучка, все на стометровке об этом говорят. Ты о толстом Бореньке когда-нибудь слышал?

— Нет, — решительно оборвал сестру Роман, — и слышать ничего не хочу. Тем более от тебя. И не сомневаюсь, мама все бы поняла, даже то, что мне и самому пока неясно.

— Мое дело тебя предупредить.

— Двинули. — Роман подхватил спортивную сумку.

Они вместе вышли к углу Оборонной. Дальше он добирался до завода на метро, школа Лины находилась буквально в нескольких шагах, две остановки троллейбусом.

С тех пор как уехали родители, это стало почти ритуалом — по утрам вместе выходить из дому. Лина всячески старалась приноровиться к размашистому шагу брата. Иногда это ей удавалось. Наверное, потому, что Роман замечал ее усилия и шел медленнее. Их обгоняли одноклассницы Лины, здоровались на бегу: «Привет!» — почти все подрастающее население Оборонной училось в одной школе.

Оборонную в эти часы заполняет рабочий люд — кто на завод, кто в школу, кто в свои учреждения. Автобусы, троллейбусы только успевали мягко откатывать от остановок.

Роман и Лина недолго постояли на углу.

— Когда изволит прибыть твоя принцесса? — спросила Лина.

— В восемь. — Роман приказал себе не реагировать на булавочные уколы сестры.

— А ты, как всегда, дома в половине восьмого?

— Раньше не могу.

— Тогда до вечера.

Эта смена показалась Роману необыкновенно длинной. Он всегда работал с азартом, не позволяя себе перерывов, только изредка перебрасываясь короткими репликами с напарниками. Шли голубые машины, любимого Романом цвета, и ставить на них моторы было одно удовольствие. В первые дни работы на конвейере к концу смены у него безумно ныли плечи, спина, руки обвисали, словно отдали металлу всю свою силу. Но потом появилось умение, сноровка, Роман научился чувствовать, где требовалась сила, а где рабочая смекалка. И еще он понял цену каждой минуты, твердо убедился, что работать надо на максимуме возможностей. Он хотел быть настоящим рабочим и со спокойным презрением относился к тем ребятам, которые пришли на завод, чтобы «нагнать» стаж для поступления в институты. Это казалось нелепым: если хочешь работать — работай, а от принудиловки толку мало. У него даже был по этому поводу разговор с одним из таких «временных».

— Ты куда документы будешь подавать?

— На геологический, в МГУ.

— Зачем же пришел на автомобильный завод? У нас ведь геологией и не пахнет.

— А куда мне было подаваться? Выбирали завод покрупнее — для приемной комиссии это имеет значение.

— Да разве мало каждый сезон геологических партий уходит в поле? Махнул бы в Тюмень, там нефть, посмотрел бы геологию в натуре...

— В Сибирь? Ты что, блажной?

У этого паренька была довольно дорогая коллекция минералов, в разные годы купленных заботливыми родителями или подаренных друзьями семьи. Вот, наверное, на ней и закольцевались все представления о будущей профессии. Зная, что отец Романа крупный ученый-геолог, он пытался с ним подружиться, паренька приучили дорожить «нужными» связями.

Таких легковесных Роман не одобрял. Ему казалось, что они сами себя обкрадывают.

Роману и в эту смену работалось хорошо. Под равномерный ритм конвейера приятно думалось о том, что учеба позади, практика помаленьку идет, она оказалась самостоятельной работой — вначале на станке, а теперь на конвейере.

Все знают, что у конвейера характер не из спокойных. Он катит машины терпеливо, в точно рассчитанные секунды, но может и внезапно остановиться — тогда на линии стоит непривычная тишина и слышны встревоженные голоса.

Остановка конвейера — чрезвычайное происшествие. Хорошо еще, если на десятки секунд... Роман помнит случай, когда эта бесконечная лента замерла на десять минут, и тогда причины неполадок изучала специальная комиссия. Такие происшествия сбивали не только ритм — настроение всем, кто обслуживал эту главную артерию завода.

На конвейере все рассчитано до секунды. Здесь, как и в любом деле, есть операции простые, есть сложные — это только непосвященным кажется работа у ленты одинаково монотонной. Вместе со своими напарниками Роман устанавливал на уже прошедшие солидный отрезок конвейерного пути машины моторы. Но он с завистью посматривал в конец ленты, где машины заправляли, за руль садились водители, запускали моторы и новенькие, нарядные, сверкающие свежим лаком машинки проскакивали контрольные отрезки пути. Роман хотел овладеть и этой специальностью. Вот поработает на сборке и перейдет к испытателям...

Сегодня конвейер стелился ленточкой, как говорили опытные мастера. И настроение у Романа от этого было спокойное, хотя казалось, что время не движется, затерялось где-то в шуме, лязге, грохоте сборочного.

Он с нетерпением дождался конца смены, на бегу махнул рукой приятелям: опаздываю.

Дома Романа ждал сюрприз. В гостиной был аккуратно, со вкусом сервирован стол. Лина постаралась, поставила на стол немного сыра, колбасы, нарезанной аккуратными ломтиками ветчины. В вазе фрукты. На столике в кухне она оставила чай, конфеты, сахар, пирожные. Сестра приготовила все так, как мама, когда ожидала супругов Стариковых или других друзей дома. Даже рюмки, фужеры, вилки, ножи, салфетки не забыла. «Спасибо, сестренка», — обрадовался Роман.

На столе на видном месте лежала записка:

Время было подчеркнуто дважды: мол, Роман, не увлекайся.

Роман набрал телефон Зои. Ответила ее мама:

— Девочки ушли в кино, смотреть что-то вроде «Следователь по прозвищу Шериф», да, да, кажется, именно это, извините, у современных фильмов такие странные названия... Линочка предупредила, что вы будете звонить, и просила передать, чтобы не волновались. Вы не беспокойтесь, девочки уже большие, ничего с ними не случится. Это нам, их мамам, надо волноваться. Ах да, вы ведь заменяете Линочке маму — она у вас в Африке? Вчера в программе «Время» говорили, что там идут какие-то бои, я не поняла только, кто против кого воюет, в этом так трудно разобраться... Не волнуйтесь, наши девочки совсем еще дети. Вернутся из кино, попьют у нас чаю, и Линочка побежит домой... Мы ведь рядом... Как вы там справляетесь без родителей? Линочка говорит, что все нормально...

У мамы Зои был мягкий, очень домашний голос, она говорила без пауз, и Роман понял, что, если не вмешается его величество случай, монолог будет бесконечным. Случай вмешался — раздался звонок в прихожей.

— Простите, — перебил Роман Зоину маму, — у нас звонят, пришли знакомые.

— Зоя и Лина столько о вас рассказывали, что я горю желанием познакомиться. Когда будет время, приходите к нам чай пить...

Снова позвонили — длинно, настойчиво. «Проклятая тактичность, она меня до добра не доведет», — с тоской подумал Роман. Наконец он решился:

— Спасибо, обязательно приду, до свидания, — все это Роман выпалил одним духом и сразу положил трубку. Звонок трезвонил уже сердито и раздраженно.

— Иду! — крикнул Роман и широко распахнул дверь.

— Я на вас даже не обижаюсь, — сказала Инна. — Вас могло не быть дома, вот что меня испугало.

В глазах ее и вправду еще не остыл испуг.

— Скажите же, что вы меня ждали и рады мне,

— Я вас ждал.

— Очень?

— Очень-очень.

— И день тянулся медленно?

— Полз черепахой Тортиллой.

— Почему Тортиллой?

— Она мудрая и знала чуть больше, чем остальные. Проходите, Инна. Разрешите ваш плащ.

— Какое чудесное зеркало! Можно, я на минутку задержусь возле него?

— Конечно. Но вы и так красивы.