— Так вы считаете, что и…

Она споткнулась, не решаясь произнести то, что напрашивалось в качестве вывода. Но он жестко докончил за нее:

— Что и вашему Валентину ломали хребет. Не партия, правда, а жена, у которой оказалась та же бульдожья хватка.

— Вы говорите: ломали. Или сломали?

— Теперь, думаю, сломают. С вашей помощью.

Наташа поперхнулась и не сразу смогла откашляться. Что он себе позволяет, этот попутчик?!

— С моей помощью? — переспросила она хмуро.

Но он ничуть не испугался ее недовольства, а тоже стал заводиться, как будто сам принимал непосредственное участие в этой истории.

— Не с моей же!.. А как вы думали? Даже если ваш Валентин так слаб, как говорит о том его жена — кстати, у меня создалось такое впечатление, что вы ей поверили, — ему не понравится, что его футболят, словно мяч. Он живой человек и, судя по всему, любит вас по-настоящему. Ну вот, вернется он из командировки, полный самых радужных надежд, а ему сюрприз преподнесут: возлюбленная тебя перепродала. За большую сумму.

— Вы так говорите, потому что не все понимаете, — волнуясь, зачастила Наташа. — Никого я не продавала. Только свою квартиру…

— Тогда почему именно ей, его жене? Хотели продать — могли сделать это как-то иначе. А так… Сумма этой сделки известна, а насколько я успел понять, ваша Тамара не брезгует никакими средствами…

— Какая же она моя?

— Теперь выходит — ваша. Вы с ней договорились, ее послушали, ей поверили.

«Нет, это все не так, — лихорадочно думала Наташа. — Тамара просто защищала свою семью, а я решила ей в том не мешать. Она не станет говорить Валентину насчет купли-продажи, это было бы слишком жестоко…»

Но собственные рассуждения казались ей жалкими. Тамара станет говорить, Тамара не станет говорить… Тамара скажет все, что надо и не надо, лишь бы опорочить Наташу в глазах Валентина. Доломает ему хребет?

Что происходит? Почему Сан Саныч исполняет вовсе не ту роль, которая ему была отведена? Разве исповедники высказывают тем, кто к ним приходит, свое мнение и осуждение? Наташа уверила себя, что он одобрит ее поведение. Вот какая хорошая женщина Наташа Рудина! Она позаботилась не о себе, а о сохранении чужой семьи. И старалась отмахнуться от внутреннего голоса, который просто злорадно хохотал: «О чужой семье она позаботилась! О собственном спокойствии. Привыкла плыть по течению, а когда жизнь впервые потребовала руками подвигать, самой поплыть, предпочла просто пойти на дно…»

От обиды на себя и на весь свет Наташа выпила полную рюмку коньяка, который до того лишь пригубливала, потом еще одну.

Коньяк подействовал. Наташе стало жалко себя и даже захотелось плакать. К счастью, Сан Саныч опомнился и поспешно стал отползать с завоеванных позиций.

— Наташенька! Простите ради Бога! Нашел кого винить — женщину, которая не смогла противостоять натиску оголтелого хамства.

Она вымученно улыбнулась.

— Вы были правы. Я трусливое, ничтожное существо…

Теперь он уже испугался.

— Наташа, я вовсе этого не хотел! Просто увлекся, представил себя на месте этого Валентина… Между прочим, моя бабушка говорила: что потопаешь, то и полопаешь. Почему он позволил сделать из себя жертву? На первый взгляд он не виноват в том, что случилось. О чем мы с вами только что говорили? Тамара виновата. Вы виноваты. А он вроде как ни при чем. И это мужчина!

— Мужчина… — Коньяк разлился по жилам, зашумел в голове, настраивая Наташу на философский лад. — Я вдруг подумала, что если раньше мужчина сражался за женщину, то теперь идет война между женщинами за мужчину. А он в большинстве случаев самоустраняется и наблюдает со стороны, чем эта война кончится. Чтобы уйти к победительнице.

— То есть, вы думаете, что он просто вернется к Тамаре?

— Не знаю. — Она вздохнула. — Я совершенно окосела.

— Ничего, — успокоил ее Сан Саныч, — сейчас вернемся в купе, поспите часок-другой и проснетесь свежей как огурчик.

— Зеленой и в пупырышках, — грустно докончила она, поднимаясь из-за стола.

Действительно, она легла на свою нижнюю полку и заснула, едва коснувшись подушки. И проспала не пару часов, а все шесть.

Она проснулась оттого, что услышала, как Сан Саныч щелкнул замком своей дорожной сумки и, оглянувшись, посмотрел на нее с улыбкой.

— Я бы извинился, Наташенька, за то, что разбудил вас нечаянно, но думаю, что вы и сами меня бы не поблагодарили: через полчаса конечная станция, а вам еще нужно собраться.

Она виновато спохватилась:

— Я проспала все на свете!

— Ничего страшного, — успокоил он, — лучше спать, чем не знать, как заснуть. Я выйду в коридор, а вы не спеша собирайтесь. И давайте ваше постельное белье, я отнесу, а то проводники все равно не дадут вам покоя.

Влюбленной пары, как и их вещей, уже не было. Они же вроде собирались ехать до конца? Передумали, пока она спала?

— На станции, где мы стояли сорок минут, наши молодые встретили каких-то своих друзей и перешли в их купе, — пояснил Сан Саныч в ответ на ее удивленный взгляд.

Он понимает все, ему ничего не нужно объяснять. И коньяк он заставил ее выпить нарочно… Но не вливал же в рот! Не скоро, должно быть, придет к ней спокойствие. А спать придется вот так: хлобыстнула коньячку, и глаза сами собой закроются.

И вид у нее был, наверное, еще тот: спала с открытым ртом, да еще храпела.

Наташа нарочно рисовала себе такую неприглядную сцену, потому что была зла на себя. Вот еще один показатель ее бесхребетности. Налили — выпила. Наравне с мужчиной. Может, даже перепила его, потому что совершенно не помнила, сколько пил Сан Саныч.

Она быстро собралась, привела себя в порядок и открыла дверь купе, все еще чувствуя себя не в своей тарелке.

— Пустое, Наташа, — улыбнулся он, — не отводите взгляд. Поспали, и хорошо. Я любовался вами: во сне вы выглядели совсем молоденькой и обиженной. Как ребенок.

— Как ребенок… после полбутылки коньяка!

— Ну-ну, надо давать и отдых своей нервной системе. А насчет случившегося я не прав. Во-первых, после драки кулаками не машут. Случилось то, что случилось. А во-вторых, если Валентин — ваша судьба, вам все равно быть вместе.

— Вы фаталист? А как же изречение о том, что человек — кузнец своего счастья?

— Как и многое из человеческой мудрости, мы ухитрились, в основном в советское время, приспособить к своей идеологии и этот афоризм. Всей страной кинулись ковать те самые ключи. А точнее, один ключ на всех. Разве можно к счастью индивидуальному идти толпой? Вроде в то время вы были еще девочкой, а вот поди ж ты, и в вас проросли отростки тех представлений. Сохранить чужую семью отречением от собственного счастья… Видите, и я не удержался от красивостей. Счастье, сказал кто-то из великих, кажется, Толстой, есть удовольствие без раскаяния. Значит, вы пока к счастью не готовы. Успокоил, да?

Он рассмеялся, и Наташа вместе с ним. Ей отчего-то стало легче.

Сан Саныч полез в карман и достал визитку.

— Вам все придется начинать сначала: работа, квартира. Если чего-то не заладится, обращайтесь. Я хоть и далеко на первый взгляд, но из Питера достаю до вашего города одним нажатием кнопки. В общем, если что-то пойдет не так, как хотелось бы, обращайтесь.

Наташа не читая опустила визитку в сумочку: кто бы ни был Сан Саныч, а все же он не Господь Бог. Вряд ли она станет когда-нибудь к нему обращаться. Но поблагодарила:

— Спасибо, непременно воспользуюсь.

Жаль, что прозевала момент, когда кончились сугробы и по обеим сторонам дороги зачернела свободная от снега земля. Через неделю февраль, а там бывает такая теплынь, что земля полностью оттаивает и садоводы в это время сажают картошку.

За окном появился свет вокзальных огней. Девятый час вечера. Поезд прибывал без опозданий.

— Я могу подвезти вас, — предложил Сан Саныч. — Меня ваш вице-мэр встречает. Может, заодно познакомитесь с высоким начальством.