Смысл кризиса средних лет состоит в том, что он готовит, говорит Юнг, глубиннейшие изменения самой структуры души [385]. Все прежние приспособительные механизмы, все прежние задачи, которые лежали на нас, выполнены, если жизнь наша развивалась более или менее нормально. Нередко во второй половине жизни что-то радикально меняется. Мужчина, который был самцом, лихим боцманом, во второй половине жизни становится робким, женственным. Или женщина становится этакой усатой комендантшей, в ней просыпается активное мужское начало. Эта гипертрофия помогает нам понять смысл кризиса средних лет. Каким-то образом мужчина должен воссоздать свою целостность включением в себя женского начала, анимы, как называл это Юнг, а женщина – мужского начала, анимуса. И эта работа имеет тончайшую алхимическую структуру. Юнг вообще считал алхимию самым глубоким аналогом психотерапевтической работы. Алхимическое Великое Делание по производству философского камня, благородная субстанция которого превращает всю чернь в благородный металл, в совершенство все, с чем вступает в соприкосновение, была для него одним из лучших примеров процесса индивидуации.
В своей работе «О смысле брака» Юнг пишет, что если в начале жизни мужчина и женщина находят свою целостность во внешней полноте своей противоположности и все многообразие любовных игр и отношений является проявлением этой целостности, то затем в их отношениях вызревают новые задачи. Те отношения, которые были между мужчиной и женщиной до этого, уже не удовлетворяют ни одного из членов этого союза. Большой мир и тот опыт, который большой мир внес в каждого из нас, противятся недостаточно зрелым связям, и мы вынуждены формировать совершенно другие отношения. И никогда, пишет Юнг, мужчина не найдет свою целостность в чем-то внешнем, сколько бы он ни путешествовал по миру, со сколькими бы женщинами он ни встречался и вступал в глубокие отношения. То же самое относится и к женщине. Поиск целостности через внешнее обречен на неосуществление [385].
Дело стареющего человека, говорит Юнг, это не дело налаживания связей, установления авторитета, не дело продолжения рода: все эти функции уже выполнены при нормальном развитии. Возникает совершенно другая задача поиска смысла жизни, завершения главного, нахождения философского камня. Для этого есть все основания: есть необходимый опыт, и сама структура души подводит человека к критическому порогу.
Мы стоим перед задачей нащупать пути к этому новому большому, всеобъемлющему сознанию, которое в каком-то смысле было всегда, но до некоторого времени призыв и притяжение к нему не было столь неотвратимым. Для «Я» соприкосновение с этой большой самостью само по себе является трагичным и жестоким. Речь идет о том, чтобы отрешиться от старого опыта и попытаться найти в своем опыте всеобщее. Юнг выражал это как задачу согласования нашего мышления с первообразами бессознательного, порождающими любую мысль, т.е. с архетипами. У него речь идет о конкретном знании архетипов как протосценариев всех возможных ситуаций в жизни.
Можно взглянуть на проблему кризиса средних лет с другой стороны, рассмотрев задачи, возникающие на определенных этапах жизни – 14, 25 и 37 лет. Задача, стоящая перед человеком в период детства, до 14 лет, – это накопление знаний. Маленькие дети – настоящие тираны, которые пристают к родителям, буквально домогаются их внимания, требуют, чтобы родители занимались ими, любили, обучали. Выготский называл этот феномен зоной ближайшего развития ребенка. Если ребенок со взрослым создают такую зону ближайшего развития и родительских инстинктов достаточно, чтобы пожертвовать собой, происходит развитие, если недостаточно – развития нет, человек не состоялся. Но вот на такой требовательности, иногда доходящей до паразитизма, энергии добычи и, с другой стороны, на полной отдаче, возможно развитие человека, возможен период неустанного наполнения себя миром.
До 25 лет возникает другой период – период добычи, в это время мы живем на энергии индивидуальности, на энергии своеобычности, особенности. Основная задача, которая здесь стоит, – самоутверждение, задача продолжения рода, нахождения подходящей пары.
С 26 до 37 лет – это период реализации. Мы что-то уже из себя представляем, получили образование, нашли к этому времени свою пару, продолжили род и живем на энергии личности. Наши общественные связи нарастают, мы используем энергию этих связей, у нас появляются друзья, коллеги, которые находятся рядом с нами, мы расширяем богатство своих связей в обществе. По наблюдению Игоря Калинаускаса, механизм индивидуальности и механизм личности включаются сами по себе. Затем необходимо включить третий механизм, когда мы приближаемся к периоду 37-40 лет. В этот момент функция добычи, функция индивидуальности, функция реализации практически прекращаются. Мы уже продолжили род, добились какого-то положения, жизнь уже какое-то время не меняется, нет уже таких бурных изменений, которые были раньше. Необходимо что-то еще. Перед нами встает следующий выбор: либо мы продолжаем жить своим прежним опытом, который накопили до этого времени, опытом обучения в школе, опытом социальных связей (и люди ученых профессий могут достаточно далеко продолжать такой период, пользуясь своими знаниями, а социально активные люди могут жить на богатстве своих социальных связей). Это как-то помогает им, консервирует их жизнь, помогает растягивать данный период, помогает ослаблять его остроту. И раньше так и было: человек доживал до 40 лет, считался стариком, и его функция состояла в том, что он был хранителем опыта и передавал его молодому поколению.
Но сейчас эта функция уже не работает, потому что мир находится в более мощной динамике перемен, чем, скажем сто лет назад, когда человек рождался в одном мире и умирал приблизительно в таком же мире. Ничего существенного за время его жизни в плане принципиальных перемен в жизненном укладе не происходило. Сейчас мы рождаемся в одном мире, а умираем совершенно в другом мире. Тот опыт, который мы получили до 40 лет, уже не применим к тому миру, в котором будут жить наши дети и внуки. Мы практически ничего не можем передать им, за исключением каких-то вечных вещей, если нам повезет самим их реализовать.
Что мы можем им передать? Что мы можем сказать детям, которые будут жить через пятнадцать лет в мире виртуальной реальности и суперкоммуникационных технологий, визуальной логики и рэйверских шаманских танцев, совершенно другой киберпанковской суперкомпьютерной коммуникативной культуры, в большой глобальной деревне, где совершенно другая скорость всего. Что можем передать им мы, которые родились и привыкли к совершенно другим скоростям, к другим темпам? Мы обречены на то, что наш опыт останется невостребованным, никому не нужным. И в этом случае мы будем общаться только с подобными себе, ненужные последующему поколению. А ведь в каком-то смысле жизнь человека определяется тем, насколько мы нужны, нужны своей семье, своим внукам, своим друзьям и по большому счету всему человечеству. А еще по большему счету – всей Вселенной.
И если к 37 годам мы не имеем развитого самосознания, то выйти из этого кризиса нам бывает очень трудно или невозможно. Количество роковых происшествий в этом возрасте практически необозримо. Люди мрут от перестройки, от несчастных случаев, от легких заболеваний, стреляются, кончают с собой и т.д.
Суть кризиса середины жизни, согласно Игорю Калинаускасу, состоит в том, что в массовой культуре нет отлаженного механизма, программы, которая бы включала работу сущности с той же неизбежностью, с какой она включает механизмы работы индивидуальности и механизмы личности. Нет никаких механизмов, гарантировавших бы нам включение ресурсов дальнейшего развития. И тем не менее если мы не встали на эту дорогу, мы оказываемся на пороге жесточайших кризисов. Как миновать эту ловушку и эти тупики?
По сути дела, механизм пробуждения сущности, который можно найти в мировом опыте духовного взросления, только один. Это механизм развития в себе божественного ока. То, что Гурджиев называл самонаблюдением, что в индийских традициях называлось самадхи – разотождествление. Скажем, Рамана Махариши, великий индийский учитель ХХ века, с наибольшей чистотой проделал этот путь, исследуя, что такое «Я», в чем его сущность: Я – это не тело, Я – это не личность, Я – это не мысли, Я – это не житель такой-то страны. Так он предлагал разотождествляться с обычными ролями, с привычным окружением.
