Она едва понимала, что происходит. Его беспокоило, что время от времени она впадала в состояние между сном и явью.
— Да! — произнесла она совершенно нормальным голосом. — Ты спросил меня, не кричала ли я. Теперь я припоминаю. Да, кричала. Совершенно верно. Кричала. Но не могу вспомнить почему.
— Успокойся, Джудит! Может, тебе лучше прилечь?
— О нет. Я и так слишком долго спала. Фил Маракот сказал, что прогулка пойдет мне на пользу, принес какую-то одежду и помог одеться. Но почему же я кричала?
— Послушай меня! Если не хочешь лежать, то хотя бы присядь. И успокойся.
— Хорошо, — послушно пролепетала она и осторожно опустилась на край низкой софы. В этом древнем помещении, полном неестественно ярких красок и запаха полевых цветов, было слышно лишь ритмичное шуршание маятника. — Вот здесь! — пробормотала Джудит, показывая на огромный черный зев камина.
Марк растерянно проследил за ее взглядом.
— Это началось вот здесь, перед этим камином, — вдруг закричала Джудит, — ровно двести лет назад, летом, когда этот дом еще был таверной Локерби. Тут разразилась схватка на мечах и завершилась во дворе, где юноша был поражен ударом клинка в горло. Ни власти колледжа, ни представители закона не стали вмешиваться, потому что бой был честным. Полиция? Конечно же тогда полиции не было и в помине. Сегодня такого не могло бы произойти, да? Такой дуэли?
— Да, конечно, не могло бы. А теперь послушай, Джудит…
— Хочешь знать, почему я кричала? Не думаю, что кто-то следил за домом. Но почему я кричала?
Можно иметь дело или с человеком, который ровно ничего не понимает, или же с тем, кто находится в здравом рассудке, но когда собеседник впадает то в одно, то в другое состояние, это тяжело для нервов. Марк мечтал, чтобы поскорее вернулась медсестра.
— Забудем, что тут случилось двести лет назад, — мягко попросил он. — И не так уж важно, почему ты кричала. Все это…
Он продолжал говорить, и его слова, похоже, успокаивали Джудит, которая кивала и улыбалась.
— Я знаю! Я полностью пришла в себя. Об этом я и говорила, когда ты появился. Самое главное — это разрешить тайну закрытой комнаты!
— Нет! Это не самое главное. Ты должна отдохнуть!
— Ох, Марк, я могу отдыхать сколько влезет. Завтра я уеду в Ричмонд, навестить сестру и зятя. А пока разве ты не хочешь меня выслушать? Разве ты не хочешь узнать, что я прошлым вечером увидела в библиотеке?
Он снова услышал мерное тиканье часов.
— Нет, Джудит. Не хочу.
— Как странно! На твоем месте любой бы захотел.
— Я не хочу этого знать. Если до полного выздоровления ты пустишься в воспоминания, твое состояние лишь ухудшится. Отдохни! Отвлекись!
— И все же я могу довериться только тебе — ты никому не расскажешь. Ты знаешь, я не должна!… Не должна! Но эта тайна…
— Джудит, забудь о всех тайнах!
— Нет, Марк. Не говори так. Посмотри.
Она развернула скомканный лист, который держала в руке, и протянула его Марку. В ней снова произошли какие-то непонятные изменения, и теперь выражение глаз и мимика ее стали совершенно нормальными.
Он узнал мелкий аккуратный почерк ее покойного мужа, доктора Дана Уолкера. Он без труда вспомнил, как беседовал с ним и рассказывал, что удалось выяснить о замысле той книги Коллинза. Но кое-что он забыл…
То, что теперь предстало его глазам, было озаглавлено: «Заметки Уилки Коллинза к его ненаписанному роману „Стук мертвеца“, заметки сделаны и датированы 14 декабря 1867 года».
— Джудит, где ты это раздобыла?
— В кабинете Дана, среди его бумаг. Я вспомнила, как он говорил, что ты позволил ему снять копию, но сомневалась, пока не нашла ее. Это и есть та копия, не так ли?
Вне всякого сомнения. Он в сотый раз перечитал эти бессвязные, оборванные, порой неразборчивые слова:
«1. Смотреть через окна, снаружи или изнутри, заметить невозможно.
2. Попытаться (три совершенно неразборчивых слова).
3. Надежный свидетель (Джордж Хатауэй?) дает показания на судебном слушании, что в ночь убийства он слышал звук напильника — вероятно, пилили оконную решетку. Но на окнах этой комнаты нет решеток, да и вообще нигде в доме. Это важно: упомянуть самое малое дважды.
4. Нашли ли они напильник? Излишне!»
И это было все, если не считать аккуратного примечания внизу, сделанного с обстоятельностью покойного доктора Уолкера.
«Вышерасположенный текст я скопировал с разрешения моего друга Марка Рутвена. Оригинал записок находится на форзаце книги из библиотеки Уилки Коллинза — „Рассказы о привидениях и таинственные истории“ Шеридана Ле Фану (Дублин, 1851 г.), которая была продана на аукционе и сейчас принадлежит мистеру Рутвену».
Слушая тиканье часов и поскрипывание старых костей дома, помнящих смерть и насилие, Марк прочел примечание.
Джудит в своей коричневой с белым пижаме, примостившись на краю дивана, смотрела на него так, словно, кроме Марка, ничего в мире для нее не существовало.
— Марк, что означают эти заметки?
— Понятия не имею.
— Но ты говорил…
— Я надеялся, Джудит, что ты, не в пример доктору Феллу, все поймешь правильно. Когда я говорил тебе, что мне известно многое, я имел в виду факты, а не эти фокусы.
— Доктор Фелл? — вскинула она голову. — Ах да! Он должен был приехать сюда! Мне ничего не сказали. Он здесь?
— Да. Сейчас он в Красном коттедже. Кажется, осматривает письменный стол.
— Что он думает об этих заметках?
— Он их еще не видел. Но сказал, что они могут подождать.
— Разве нет никаких других свидетельств? Прошлым вечером в библиотеке ты прочитал мне одно письмо к Диккенсу. Но ведь есть еще два других?
— Да, есть еще два. Но они никоим образом не могут нам помочь. В них идет речь только о сюжете и о действующих лицах, нет никаких упоминаний закрытой комнаты; они не имеют ровно никакого отношения к нашей проблеме.
Держа копию заметок в одной руке, Марк другой рукой извлек из внутреннего кармана упоминавшееся письмо и показал Джудит то и другое.
— Все, что у нас есть относительно этого проклятого романа, — вздохнул он, — вот тут, на этих двух клочках бумаги. И дальше идти мы не можем.
— А нужно ли нам идти дальше? Если бы можно было как-то истолковать их или совместить?…
— Повторяю тебе в последний раз — я не могу, — раздельно произнес Марк, стараясь быть вежливым и держать себя в руках. — И более того, сейчас меня это не волнует.
— Не волнует? — Джудит медленно поднялась с дивана; у нее дрожала нижняя губа. — Марк, говорю тебе совершенно честно и искренне: я прекрасно себя чувствую, и тебе совершенно не надо развлекать меня… и успокаивать.
— Я не успокаиваю тебя, а говорю правду.
— Но если ты…
— Посмотри на них! — Он раздраженно помахал в воздухе листами. — Больше года я ломал себе голову над ними. Вчера я сказал тебе, что в них должен быть заключен какой-то совершенно новый, гениальный ход, что здесь есть ключ к разгадке. Я предполагал это потому, что по этому принципу построен «Лунный камень», понимаешь? Но были ли у меня какие-то конкретные основания для таких предположений?
— А что, не было?
— Нет! Только мое собственное воображение — и больше ничего. Тут не может быть ни ключей, ни разгадок. Поверь мне — все это чушь и ерунда!
Если бы он сознательно хотел прибегнуть к шоковой терапии, чтобы вернуть ее в нормальное состояние, то и тогда бы не смог добиться большего.
— Марк, этого не может быть! Как же так?… Разве… разве в жизни никто не пользовался этим фокусом?
— И тут я могу лишь предполагать. Я, как идиот, повторял это раз за разом и, наверное, сбил всех с толку. Насколько я могу судить, — он снова помахал бумагами, — ни в одной из них нет ничего конкретного. А теперь меня просто тошнит — так я устал от попыток хоть что-то найти в них.
— Дело в твоей усталости, Марк? Это подлинная причина?
— Подлинная причина?
— В этом ли причина того, что ты хочешь отказаться от изучения проблемы? Или потому, что, как рассказывала мисс Хардинг, Бренда вернулась к тебе и ты настолько увлечен ею, что не хочешь больше ни о чем думать?
